Алексей Маслов: «Коронавирус стимулировал самоочищение мировой экономики»

«Фаза самоочищения экономики внезапно совпала с коронавирусом»

— Китай во время эпидемии коронавируса демонстрировал высокий уровень организации и большую скорости работы государственной машины. Запад на этом фоне выглядит очень медленным и отстающим.

— Понимаете, западная модель в этой ситуации не сработала. Мы видим несколько удручающих моментов.

Во-первых, единственное спасение западные страны почему-то увидели в полной изоляции друг от друга. Мы не видим оперативного создания совместных лабораторий в Европе, не видим постоянного контакта между лидерами стран, теми же премьер-министрами. Европейский рынок, который так тщательно выстраивали, который должен базироваться на открытости границ, на прозрачности, не сработал. Между европейскими лидерами оказалось много противоречий.

Во-вторых, показала свою неэффективность система управления при большой свободе отдельных территорий. Например, в США штаты имеют очень большие права. Но без принятия мобилизационной экономики эффективно справиться с нынешней ситуацией нельзя. Что делают мэры городов в США? Запрашивают у центрального бюджета деньги. И начинается торговля: дам — не дам.

Дело даже не в том, что какая-то экономическая модель лучше или хуже. В условиях кризиса или катастрофы (неважно, какой) нелиберальная экономика срабатывает лучше. На войне всегда должен быть один командир, остальные подчиняются его приказам. А в условиях спокойной жизни и процветания модель экономики не имеет никакого значения. Неважно, либеральная эта модель или нет. Она имеет значение только в том смысле, насколько люди, живущие в стране, разделяют ее принципы. Потому что можно восхищаться, как Китай хорошо отреагировал на эти события, но вряд ли среднестатистический европеец сможет жить в Китае так, как там живут местные люди. Не потому, что там плохо, а потому что европеец просто не привык, что он не имеет доступа к Facebook, Skype, что он постоянно находится в полностью прозрачной среде (за последние три месяца без труда можно отследить, где человек был, с кем общался и так далее). Понятие личной свободы для европейца значительно выше. Экономика проявляет себя только в кризисной ситуации. Сейчас кризис, и мы можем видеть, какие экономики срабатывают.

Причем все последние кризисы возникали практически из-за одного и того же: из-за того, что рынок ценных бумаг оказывался гораздо важнее, чем рынок реального производства. Чтобы развивать реальное производство, построить завод, вам надо взять кредит, затем лет пять-семь лет работать на то, чтобы раскрутить это производство и отдать кредит. И уже потом можно зарабатывать деньги. А если вы делаете маленькое производство, у вас большой шанс разориться и не выдержать конкуренции. Чтобы выдержать конкуренцию, вам надо взять много денег.

Все последние кризисы возникали практически из-за одного и того же: из-за того, что рынок ценных бумаг оказывался гораздо важнее, чем рынок реального производства

И тут возникает вопрос: под какие проценты? Банковская ставка — это очень важный момент. Поэтому большинство людей идут на фондовые рынки и перекачивают деньги туда. Это не значит, что каждый лично торгует на фондовом рынке. В США, по приблизительным подсчетам, на фондовом рынке задействовано от 60 до 90% людей, но не напрямую, а косвенно. Например, они держат свои деньги в пенсионном фонде, а сам пенсионный фонд размещает деньги на фондовом рынке. Последний часто оказывается рынком надутых, «мусорных» бумаг. За этим не стоит никакой производственной реальности. И время от времени мировая экономика перемещается в сторону бумажек в прямом смысле этого слова. И это есть главное противоречие, ведь количество товаров не растет. И регулируя сам себя, мир начинает обрушивать фондовые рынки. И люди после этого возвращаются к реальному производству.

И сейчас мы видим такую же ситуацию. Есть коронавирус, который на самом деле не очень страшен — ни с точки зрения контагиозности (заразности), ни с точки зрения летальности. Да, он неприятен, он страшнее любого гриппа. Но при этом реакция мировой экономика неадекватна вирусу. Просто совпало два кризиса, два цикла. И от этого кризиса в конечном счете выиграют те, у кого есть своя реальная экономика — свое производство продуктов питания, свои заводики. А больше всего проиграют те, кто играет на рынке ценных бумаг, потому что за бумагой может вообще ничего не стоять. Это самоочищение экономики, которое внезапно совпало с коронавирусом. То есть коронавирус стимулировал процессы, которые от него вообще никак не зависят.

«Китай и Индия обгоняли Европу и по производительности труда, и по количеству килокалорий на душу населения»

— Вы говорили (в первой части интервью, — прим. ред.) о чуме XIV и XIX веков. Какие они породили последствия?

— В 2010 году были проведены исследования ДНК людей, которые погибли во время чумы как в Европе, так и в Азии. И мы убедились, что чума XIV века пришла из центральных районов Китая. Есть исторические описания, как это происходило. Самое главное, что чума быстро пришла в европейские города, скорее всего, по Великому шелковому пути. Тогда на какое-то время прекратился товаропоток, разрушилась инфраструктура. Самое главное, города с высокой плотностью проживания, например город Лондон, в XIV веке вымер от чумы, по разным подсчетам, от трети до половины. Число умерших было таково, что город пришлось передвинуть вдоль по Темзе. Чума послужила толчком к масштабному крестьянскому восстанию. Также чума накрыла Париж. Ее прославил Боккаччо в «Декамероне». Считается, что Петрарка потерял свою Лауру, которой он посвятил все свои стихи, именно в этот период.

Мы видим в этой чуме XIV века интересную вещь. Ее почти не лечили и, строго говоря, даже не умели лечить. Единственное, что делали, чтобы она не распространялась — сжигали трупы или закапывали их очень глубоко. И она сама сошла на нет, потому что, судя по всему, вирус мутировал. И был крах экономики. Тут мы тоже видим две модели. В Китае, как и в Индии, в периоды кризисов больше всего страдало не население, а материальные ресурсы. Китай и Индия больше всего страдали от разливов рек, которые сносили дома, от налетов саранчи, от заболеваний растений. Но при этом людские ресурсы оставались, и после катастроф люди приходили и все восстанавливали.

Китай и Индия больше всего страдали от разливов рек, которые сносили дома, от налетов саранчи, от заболеваний растений. Но при этом людские ресурсы оставались, и после катастроф люди приходили и все восстанавливали

В Европе другая система хозяйственных кризисов. Там под ударом находился человеческий капитал. Поэтому мы видим хороший пример: в Англии и Германии дома каменные, их не снесешь ни волной, ни разливом рек — а люди умирали. В Китае дома чаще всего имели легкую конструкцию, и эти сооружения легко сносились ураганом или волной, но потом их можно так же легко восстановить. И поскольку не уничтожался человеческий опыт, людские ресурсы, то и восстановление шло довольно быстро.

В этом плане Китай и Индия в доиндустриальную эпоху практически по всем параметрам обгоняли Европу — и по производительности труда, и даже по количеству килокалорий на душу населения. Просто долгое время не изучалась традиционная экономика этих стран, и было представление, что они отставали от Европы всегда. Нет, они почти по всем параметрам опережали Европу вплоть до XVII века.

— А чума XIX века?

— Она тоже была принесена в Европу из Китая. Длилась больше 50 лет, последние волны накрыли Пуэрто-Рико и Кубу в 30-е годы XX века. Китай тогда был уже разделен европейцами на сферы влияния, на анклавы. И хорошо видно, что чума пошла из больших европеизированных городов, прежде всего из Шанхая и частично с юга Китая. А в Россию она, скорее всего, пришла из района Харбина. Сколько погибло в Китае, сложно сказать. Считается, что эта чума унесла в Китае и Индии 12 млн человек. А чума XIV века унесла в Европе, по разным подсчетам, от 50 до 80 млн человек. Она просто выкосила Европу. Это самый страшный удар, который был нанесен по ней за всю ее историю. И длилась она минимум 80 лет.

Сейчас мы живем в другой системе. Есть понимание эпидемиологических и карантинных мер. Самый известный в мире в области эпидемиологии Институт Коха в Германии говорит, что нынешняя эпидемия продлится почти 200 лет. Конечно, это не значит, что мы будем жить в такой ситуации 200 лет. Но различные виды коронавируса будут бродить по миру пару веков. Надо понимать, что эпидемиологические циклы достаточно затяжные.

«Буддизм и даосизм противостоят панике»

— Как на восприятие эпидемии и смерти влияет традиционная религия Китая?

— В массовом сознании и на популярных ресурсах присутствует несколько искаженное представление о том, во что верили китайцы в прошлом. В реальности китайская религия (как и любая азиатская религия) не институционализирована. Она представляет собой скорее комплекс поклонения духам и могилам предков и вознесения им молитв. Даосизм и буддизм — это небольшие институционализированные кусочки народных религий. И число даосов, буддистов как монашества в Китае было не очень большим.

Скорее надо говорить о религиозности сознания. В Китае отсутствует понятие единого Бога, на его месте находится император, правитель или председатель, он выше любых духов и именно он спасает или помогает. Поэтому в китайском сознании есть четкое понятие мандата на правление — «мандата Неба»: когда руководитель может сделать что-то для страны, значит, Небо дало ему мандат на правление. Если же начинаются разливы рек, происходит крах экономики, значит, Небо лишило правителя этого мандата и надо приводить к власти нового правителя. Эта религиозная идея по-прежнему живет в головах, просто формулируется по-другому. Современное руководство Китая подтвердило свой «мандат на правление».

В Китае отсутствует понятие единого Бога, на его месте находится император, правитель или председатель, он выше любых духов и именно он спасает или помогает. Поэтому в китайском сознании есть четкое понятие мандата на правление — «мандата Неба»

А отношение к смерти у китайцев сегодня, на мой взгляд, такое же, как у европейских народов. Подавляющее большинство китайцев боятся смерти, как и европейцы. Единственное, учитывая большое китайское население, смерть не становится такой трагедией. Это обыденная часть этой жизни. Поэтому погребальная процедура там значительно более простая и менее трагичная, чем в Европе. Плюс к этому страна все время жила в условиях колоссального количества смертей. Китай привык к тому, что смерть бродит рядом. И неслучайно там раньше были целые «улицы мертвых». В любом городе могла быть такая улица, куда приходил старый человек, чтобы умереть в специальном помещении. Родственники платили за его похороны. Это было обычной механической частью жизни. Сейчас по санитарным причинам это запрещено. В более ослабленном виде такие традиции сохранились в Гонконге.

Есть также группа людей, которые верят в реинкарнацию, бессмертие души. Я знал лично даосов и буддистов, и они к своей смерти относились спокойно, как и их семьи. Причем в реальном даосизме и буддизме люди считают, что физического перерождения нет, просто будет другая фаза существования. На какое-то время мы приходим в это физическое тело, приобретаем в нем опыт разных состояний — страха, любви, желания вкусно поесть и комфортно жить. Мы можем это испытать и преодолеть. И когда мы приобретаем опыт преодоления, то тело уже не нужно. Это совсем другой подход к циклам жизни и смерти. Он, как ни странно, очень утилитарный. На какой-то момент вам просто нужно физическое тело.

— Такое отношение противоположно сегодняшним паническим настроениям.

— Конечно. Буддизм и даосизм противостоят панике, там нет понятия апокалипсиса. В христианстве оно есть, здесь любой кризисный период заканчивался милленаристским движением, которое заявляло, что начинается новая эпоха. Поэтому любая коллизия [в постхристианских странах] воспринимается как знак апокалипсиса.