Анатолий Василевский: «Иногда думал, что с концерта нас повезут на черных воронках»

Как сын киномеханика завладел нотами Гленна Миллера

— Интересно, что джаз в Советском Союзе стал популярен благодаря… невежеству! Именно по незнанию коммунистами истоков музыки он приветствовался и развивался в стране в 20—30 годы прошлого века. Как же — это ведь музыка чернокожих, рабов, а значит — наших людей! Также поверхностно, только самую верхушку восприняли и советские пионеры джаза. Первой пластинкой в этом стиле стал диск «На скотном дворе», выпущенный в Нью-Йорке в 1917 году. Там оркестр белых музыкантов имитировал голоса разных животных. Это развлекало и вызвало большой интерес. Только потом белые поняли, что джаз — высокое искусство…

— Анатолий Александрович, а ваше знакомство с джазом с чего началось?

— С «Серенады солнечной долины». В этом фильме играет оркестр Гленна Миллера, классика. Особое влияние на советский джаз оказала именно эта музыка и композиция Миллера In the Mood («В настроении»). А песня и танец Chattanooga Choo Choo стали золотым стандартом джаза, как, например, в классике «Танец маленьких лебедей» Чайковского или «Танец с саблями» Хачатуряна. За «Чучу» нас ох как гоняли дружинники, хотя в содержании песни нет ничего крамольного. Всего-то вопрос-ответ пассажира поезда. Подумать только, что когда-то я буду играть по печатным нотам великого Миллера, которые мне даст другой легендарный человек — Олег Лундстрем!

Отец был единственным на весь наш городок баянистом, а я соответственно сыном баяниста. Мы играли в клубе с братом Володей: я — на баяне, он — на трубе

Фильм пришел к нам в военные времена, в сороковые. Мой отец работал киномехаником, поэтому смотреть я его мог бесконечно. В шестидесятые его повторили, и это стало новым толчком к развитию джаза. Тогда при каждом доме культуры в Казани был свой джаз-оркестр, а в КАИ, где я работал, их было даже два! К слову, так называемая «эра разгибания саксофона», то есть гонений на джаз, началась во времена холодной войны. Тогда все джаз-бенды, чтобы выжить, в спешном порядке переименовались в эстрадные оркестры. Первым это сделал Леонид Утесов.

Учитель последовал за учеником

— Но тогда, в детстве, когда вы жили в железнодорожном поселке Плесецк Архангельской области, музыка звучала не только за пределами дома, но и в семье?

— Да, отец был единственным на весь наш городок баянистом, а я соответственно сыном баяниста. Мы играли в клубе с братом Володей: я — на баяне, он — на трубе.

— Получается, музыке вас учил отец?

— Никто ничему не учил. Он играл, мы слушали. В музыкальное училище я поступал по классу баяна и играл классику, которую выучил на слух с грампластинок, даже не зная музыкальной грамоты! Ноты я начал учить только в 16 лет.

Я был в своем родном городе в 2012 году. С годами он еще больше зачах, поскольку нет градообразующих предприятий. А тогда, в моем детстве, это был мощный райцентр, с большим лесопильным заводом, при котором и сформировался поселок Плесецк, ставший впоследствии городом.

В музыкальное училище я поступал по классу баяна и играл классику, которую выучил на слух с грампластинок, даже не зная музыкальной грамоты! Ноты я начал учить только в 16 лет

— Кого из своих учителей вы бы выделили?

— Мне повезло. В архангельское музучилище я поступил в класс Василия Павловича Плетнева. Вообще, я очень сблизился со всей его семьей. Например, Ольга Дмитриевна, жена Василия Павловича, доверяла мне качать люльку с маленьким Мишей, будущим гением Михаилом Плетневым… Да и в Казани они оказались, можно сказать, благодаря мне. Когда я поступил в Казанскую консерваторию, Плетневым тоже пришлось покинуть Архангельск из-за сырого климата, противопоказанного маленькому Мише. Они уехали в Саратов, где музыканту не нашлось ни работы, ни квартиры… Он прислал мне открытку, спрашивая, как я устроился на новом месте. А у нас в Казанской консерватории тогда как раз не было преподавателя по классу баяна. Недолго думая, я отправился к ректору, Назипу Гаязовичу Жиганову. Рассказал ему о беде своего учителя, на что он только спросил: «А мужик-то хороший?» Так, ответным письмом, я и вызвал учителя в Казань. Помню, Плетневы приехали первым пароходом после ледохода, еще колесным… Мише было четыре года, его, закутанного в одеяло, держала на руках Ольга Дмитриевна. Сначала они жили в одном угловом классе консерватории, затем их поселили в общежитие при консерватории. Вскоре семья получила квартиру в хрущевке за ДК химиков. Так я продолжил заниматься у своего учителя.

Знакомство с Лундстремом и похвала Райкина

— Слушая вас, у меня возникают параллели вашей жизни с советскими фильмами. Например, «Приходите завтра», когда Фрося Бурлакова приезжает поступать в консерваторию из сибирской глубинки. Или «Мы из джаза». Кстати, происходило с вами что-то подобное, как с героями этой киноленты?

— Нужно понимать, что в фильме все сильно утрировано. Но вот капитан Колбасьев — это действительно реальный человек. Он учился в Морском кадетском корпусе в Санкт-Петербурге, часто ездил за границу, откуда привозил джазовые пластинки. Был знатоком и популяризатором этой музыки в СССР. Естественно, его расстреляли в конце 30-х годов. Понятно, что не за высказывания о джазе, а о стране большевиков…

В Архангельске мне попала в руки пластинка с записями оркестра Олега Лундстрема, еще шанхайского состава. И я, имея направление в Ленинград, все же отправился в Казань

— Возвращаясь к консерватории: и вы ведь оказались в Казани неслучайно?

— Да, в Архангельске мне попала в руки пластинка с записями оркестра Олега Лундстрема, еще шанхайского состава. И я, имея направление в Ленинград, все же отправился в Казань. Однако великого джазмена уже не застал, он перебрался в Москву. Остались лишь несколько человек из его оркестра…

— Как же состоялось ваше знакомство?

— В Казани я с энтузиазмом взялся за работу. Опыт у меня уже был — первый коллектив я собрал еще в Архангельске. На первом курсе меня пригласили в ДК имени Х лет ТАССР. Уже через два месяца репетиций дали первый концерт. Потом я создал джаз-бенд в ДК Ленина, именно на репетицию этого коллектива и пришел Олег Лундстрем. По сути, именно он и посеял здесь первые джазовые семена, и был очень рад, что они дали такие ростки — молодых талантливых музыкантов. Далее, в 1963 году, я пришел в КАИ, где при студенческом театре миниатюр возглавил оркестр. Студенческие театры эстрадных миниатюр (СТЭМ) были очень популярны по всей стране. В 1965 году у них был даже свой фестиваль в Москве, на котором мы участвовали и заняли первое место. Нас особо выделил и похвалил председатель жюри Аркадий Райкин. Мы поднимали самые острые социальные темы, и я даже со страхом ждал, что с концерта нас увезут черные воронки. Кстати, Райкину в тот год, может, и поэтому, не дали Ленинскую премию.

За пять лет работы В СТЭМе мы трижды ездили за границу — а это по тем временам нонсенс! Мы были в Польше, Чехословакии, гастролировали в Болгарии. Большие концерты давали в Казани, собирали, например, полный зал оперного театра. На один из таких концертов, кстати, к нам пришел Василий Аксенов. Мой товарищ сказал заранее, что к нему из Москвы приезжает друг и он бы хотел сходить на наш концерт. В день выступления, когда билетов, естественно, не было, я вышел, чтобы встретить и проводить в зал своих гостей. Смотрю, рядом с моим другом стоит какой-то мужчина усатый (я ж Аксенова никогда не видел). С трудом мне удалось протащить их на концерт — так много желающих было попасть. Мне пришлось пойти к руководству и сказать: «Там, по-моему, кто-то знаменитый пришел». А ведь я тогда уже читал «Звездный билет» Аксенова, чуть позже вышел фильм «Коллеги».

За пять лет работы В СТЭМе мы трижды ездили за границу — а это по тем временам нонсенс! Мы были в Польше, Чехословакии, гастролировали в Болгарии. Большие концерты давали в Казани, собирали, например, полный зал оперного театра. На один из таких концертов, кстати, к нам пришел Василий Аксенов

Гастрольное «счастье» и жена-контролер

— Как складывалась ваша судьба после Казанской консерватории?

— Я три года проработал в филармонии Ульяновска, где хватил гастрольного счастья… Исколесил весь Союз, по полгода меня дома не было! А не ездить было нельзя — пошли дети, надо было кормить семью. Потом я вернулся в Казань, и были мои оркестры «Оргсинтез» при ДК Химиков, с 1970 по 1987 годы, «Синтез-бенд» с 2002 года, просуществовавший семь лет. Это был действительно высокопрофессиональный коллектив. Мы играли вместе с Георгием Гараняном, Владимиром Данилиным, Игорем Брилем. Ездили в Москву по приглашению Юрия Саульского, в Питер к Давиду Голощекину в «Джаз-филармонию-холл». В 2011 году организовал джаз-оркестр в Татарской филармонии, где был художественным руководителем до 2013 года, сейчас я — дирижер.

— Ваши дети стали музыкантами?

— Нет. У меня две дочери, они выбрали иные профессии. Старшая, от первой жены, сейчас живет на Украине. Когда ей был один год, супруга погибла, и девочку забрали к себе мои родители. Сейчас у меня две внучки, и только правнучка пошла по моим стопам. Она в 10 лет взяла Гран-при на джазовом конкурсе в Киеве. Младшая дочь живет в Далласе. К обеим я езжу в гости.

— Получается, сейчас вы живете в Казани со своей второй женой. Как вы встретились? Она тоже музыкант?

— У нас с ней разное летоисчисление нашей совместной жизни (смеется). Я считаю с 1964 года, когда мы поженились, она счет ведет с года раньше, когда мы познакомились. Кстати, недавно золотую свадьбу отпраздновали в «Чаше». Нет, Валентина не музыкант. Она всю жизнь проработала на «Тасме». Как я говорю, «37 лет кино смотрела». Она контролер готовых фильмов, и за все годы ни одной рекламации, то есть ни малейшего брака в фильмах, отсмотренных ею (а это делается сразу на трех экранах) не было допущено.

Жаль, конечно, что перенесли на июнь юбилейный концерт. Но, надеюсь, все приглашенные звезды — Мариам Мирабова, моя ученица Юлия Хусаинова, барабанщик Давид Ткебучава, саксофонист Сергей Баулин — все же приедут в Казань

— Кого из казанских музыкантов вы бы выделили с приставкой «мирового уровня»?

— Азат Баязитов! Хотя сейчас он творит в Америке. Он закончил 16-ю казанскую музыкальную школу имени Олега Лундстрема по классу скрипки. Я преподаю в этой школе с 1992 года. Сейчас Азат стал одним из лучших саксофонистов не только России, но и мира.

— 80 лет — возраст почтенный, однако вы по-прежнему активны. Как проходит ваш день?

— Это раньше я вставал в шесть утра, чтобы все успеть. Теперь поспокойнее, могу поспать и до 8-9 часов. В институте культуры я не преподаю с прошлого года, а проработал там 15 лет. Утром иду на работу в филармонию, далее — в музыкальную школу №16, где без меня не обходится ни одно значимое событие. Такой, знаете, человек-гора, человек-легенда (Смеется). Жаль, конечно, что перенесли на июнь юбилейный концерт. Но, надеюсь, все приглашенные звезды — Мариам Мирабова, моя ученица Юлия Хусаинова, барабанщик Давид Ткебучава, саксофонист Сергей Баулин — все же приедут в Казань.