Успех богемного вечера: «примадонна татарского театра» вновь пленила зрителей
Театральный критик Улькяр Алиева о богемных созданиях на Шаляпинском фестивале
Очарование оперы «Богема» складывается из многих жизненных деталей автобиографического романа А. Мюрже «Сцены из жизни богемы», который привлек Дж. Пуччини тем, что напомнил композитору годы его молодости — голодные, но веселые времена студенческой жизни. Ведь молодость счастлива уже тем, что у нее есть будущее, а с ним и иллюзии грядущего благополучия. О концертной постановке любовных страданий богемных созданий на Шаляпинском фестивале в авторской колонке для «Реального времени» пишет театральный и музыкальный критик Улькяр Алиева.
В формате semi-stage
Французский писатель создал литературный памятник своей первой любви — правда, памятник получился надгробным. А последний оперный классик Италии Дж. Пуччини сочинил очень чувственную, моментами искристую, а моментами трепетно-щемящую музыкальную историю любви, которая до сих пор очаровывает. Та же бесконечная трогательная атмосфера легкомыслия, нежности, мгновенных обид и легко разрешающихся ссор четверки полуголодных богемных друзей-«мушкетеров»: поэта Рудольфа, художника Марселя, музыканта Шонара и философа Коллена, а также белошвейки Мими и гризетки Мюзетты. С точки зрения современного обывателя, основной конфликт сюжета, завуалированный за мелодраматизмом душещипательной love story удручает. Искренне жаль бедных молодых людей, которые не могут сделать в жизни ничего путного, и смерть единственной трудоспособной Мими лишь оттеняет их социальную и человеческую беспомощность, возвращая героев к сумрачной прозе жизни. Друзья в финале оперы прощаются не только с робкой нежной белошвейкой, но и со своей беспечной молодостью. Для героев наступает время взрослеть.
Сюжет, как и сама великолепная музыка Дж. Пуччини, уже давно нашел отклик в сердцах слушателей, и произведение по праву вошло в топ-лист самых популярных опер в мире. И, судя по реакции зрительного зала (добрая улыбка и «мертвая тишина» во время трепетных любовных признаний), казанская публика вновь жаждала соприкоснуться с признанным оперным шедевром. И концертный вариант был исполнен в весьма оригинальном преломлении — не в виде традиционного, строго очерченного концерта, а в виде настоящего мини-спектакля в формате semi-stage (промежуточный формат между классическим концертом и полноценной постановкой). Тем более что данная концепция была уже успешно апробирована на Шаляпинском фестивале в концертной версии «Порги и Бесс».
Данный формат оперной постановки обусловил успех этого богемного вечера, который получился без пустот и явных «швов» между номерами,трогательным и развлекательным одновременно. Отметим и инсталляцию в виде сцен-картин, мелькающих на заднике сцены то вводящих в интерьер парижской мансарды с неизменным камином, у которого пытаются согреться герои, то обрисовывающих фасад кафе «Момю». Данные зарисовки с сочными красками в первом отделении и в лаконичной черно-белой гаммой в финале, стали своего рода образно-эмоциональным подтекстом, раскрывающим происходящее на сцене действие.
А чего стоит оригинальная «вставка» в конце первого отделения, когда в центральном проеме зрительного зала появились два исполнителя на трубе, очаровательные флейтистки и один барабанщик! Словно организаторы концерта, расширяя своеобразное пространство сцены, попытались (и не без успеха) вовлечь публику в «круговорот» праздничной атмосферы Латинского квартала. Возможно поэтому весь концертный вечер прошел на одном дыхании — отсутствие организации сценического действия (когда вокалист держит под контролем все свои действия, чтобы воплотить замысел режиссера) не отвлекало от музыки. А последнее особенно ценно, поскольку музыкальная сторона спектакля заслуживает весьма пристального внимания.
Ключ к сердцам казанских зрителей
В целом слово «игра» — ключевое по отношению к этой постановке. Чувствовался контакт между артистами труппы, а это дорогого стоит. С вокальными задачами исполнители справились весьма профессионально, хотя и на разном уровне, демонстрируя класс как в сольных, так и в сложнейших пуччиниевских ансамблях.
Гюльнора Гатина — Мими стала во всех отношениях подлинным украшением вечера. Великолепное исполнение! Примадонна татарского театра, как и ее героиня, молода, красива и очень хрупка — и внешне, и внутренне, как хрупка и первая любовь ее героини. И даже два роскошных платья Мими — Гатиной из дымчатой и жемчужно-белой органзы только придавали дополнительный шарм этому франко-итальянскому оперному вечеру. Формат концертной постановки, в связи с отсутствием декораций, просто требует эффектного сценического костюма. Да и Мими была белошвейкой. И последняя просьба героини, найти муфту, чтобы согреть руки, явно отсылает к тому, что ей, как истинной женщине, даже на смертном одре хотелось выглядеть красиво, в последний раз обращаясь к возлюбленному: «Я вновь красива?».
Г. Гатина обладательница кристально-чистого и при этом объемного голоса, который на протяжении всего вечера сохранял свежесть, искренность, пленяя как гладкостью, эластичностью линий, так и трогательностью интерпретации и сумев подобрать потерянный героиней ключ к сердцам казанских зрителей. Исполнение поистине завораживающее — как если бы подбросить перышко и следить, как оно, трепеща в воздухе, плавно опускается на землю.
Рагаа Эльдин Морси еще 2 года назад приятно поразил казанскую публику своим выступлением в партии Манрико до неприличия легко взяв коварное верхнее «до». Дефицит хороших теноров — это головная боль всех театров мира. И в этом отношении египетский тенор оказался достойным любви Мими — Гатиной. На протяжении всего вечера Эльдин Морси демонстрировал щедрость вокальную и душевную. «Лакмусовая бумажка» партии, по которой тенор проверяется и с которой он либо завоевывает публику «Богемы», либо нет, это, конечно же, «коронная» ария Рудольфа Che gelida manina («Холодная ручонка»). Отличная кантилена, постепенное нарастание звучности, свободно взятые верхи — все это сполна присутствовало в исполнении певца.
Весьма гармонично и очень эстетично в партии свободного художника Марселя смотрелся питерский барион Владимир Целебровский. Хорошие внешние данные, законченная фразировка и романтически-игривый тон выступления сделали его довольно выразительным Марселем — обаятельным и запоминающимся. Очаровательная солистка «Стасика» Евгения Афанасьева в партии легкомысленной Мюзетты сумела привнести в спектакль «щепотку» комизма и актерское обаяние. Общее впечатление подпортил лишь резкий «металлический привкус» в вокале.
Сергей Ковнир в партии Коллена массивной глыбой возвышался над всеми исполнителями, оправдывая «подколку» своих сценических друзей, дразнивших богемного философа медведем. Знаменитое lamento (плачь) о пожертвованном плаще (для лучшего визуального восприятия, украинский бас даже снял свой пиджак) получилось добротным, но без сентиментального надрыва (чувствовалось, что в отличие от своего героя, украинский бас явно отсутствием гардероба не страдает). Отметим Юрия Ившина в партии самого предприимчивого из друзей, музыканта Шонара; Айдара Нургаянова в партии простодушного домовладельца Бенуа и скромного Ирека Фаттахова в партии богатого поклонника Мюзетты, тщетно пытающегося успокоить капризную красавицу.
На протяжении всего вечера, дополнительно к восьми основным персонажам на сцене, можно смело причислить еще одно действующее лицо — маэстро Марко Боэми. Оркестр под руководством итальянского дирижера словно «дышал» вместе с певцами, а удивительный артистизм маэстро проявлялся в том, как он отвечал на кокетливое заигрывание Мюзетты и искренне сочувствовал несчастным влюбленным. И слезы в финале на глазах исполнителей главных партий — Г. Гатиной, Р. Эльдин Морси и маэстро Боэми, как и у доброй половины зрительного зала, — это дань восхищения Гению Пуччини. В модуляционных переходах пуччиниевской партитуры обнаруживается драматизм бытия, а в непрерывном «токе» ритма — интенсивность жизни, необратимость времени. Экспрессия исполняемых моментов незабываема, тем более когда так трогательно умирает любовь.