«Багровый пик» и «Родина»: Готический этюд в багровых тонах и русские на Гоа в поисках смысла жизни

«Родина» (2015) Петра Буслова

Большинство посмотревших фильм будут говорить не о кино, а о политике. «Родина» — истошный вопль души! Причем вопль простого парня, которым Буслов и является, в отличии от Звягинцева, который интеллигент, и вопль его потому «художественный» (см. «Левифан»).

Бусловская «Родина» местами близка ушедшему от нас пару лет назад Балабанову. Балабанова, конечно, страшно не хватает. Человек – русский националист, снявший ультра-патриотические, как всем кажется, фильмы, которому «Груз 200» при этом ни один националист не простит. Буслов, увы, не Балабанов. Последний вгрызался людоедом в «русское», и добирался до пресловутой «русской души», до хтони земли русской, от отдельных ископаемых которой порой мутило всех: вне зависимости от идеологического наркотика (либерала, консерватора и т.д.). Буслов же скребет по поверхности, но в «Родине» дорос до того, что сдирает кожу. И сдирает так, что зрители ежатся. В кино с нами было человек 30 (в условиях кризиса уже привычная цифра почти на всех премьерах): ни один не ушел, финальные посттитровые сцены досматривали у выхода. «Родина» бьет под дых временами случайно. Но политическая экзистенция в России такова, что даже Буратино может молотком случайно ударить в нужную точку, и эта точка развернется в Ад или Рай. В сети, как следствие, по поводу только реплики «Русские, вы г… но!» (нечестно выдернутой, как оказалось, из контекста) ожесточенные бои. «Родина» делит зрителей пополам. Буслов же ускользает ужом: с одной стороны, в его фильме основной тренд, особенно ясный в финале, «Еду я на родину, пусть кричат уродина, а она нам нравится, хоть и не красавица» (и каток, под который попали экспаты, эскаписты и другие условные прихожане секты «пора-валить!»). С другой –экскаватор, который рвет и мечет, бьет как грушу ультра-патриота, условного представителя секты «ну-и-валите!».

Папик, хохлы и другие

Начинается «Родина» в самолете, в котором летят дочка и папик (олигарх, ему этот самолет и принадлежит). Дочка – русско-лондонского пошива, рождена в хорошей семье, воспитана в элитарном колледже, слушает Генри Перселла (условно — «дочка Пескова»). Папик с рожей из 1990-х и боксерской мордой, плотно приклеенной к телу в лощеном пиджаке. Дочка, Ева, по-либеральному ненавидит папашу, который забрал ее из Англии. Папаша по первым уже кадрам – смертельно болен, принимает по звуку электронного гаджета нужные таблетки. Папа, взбешенный пренебрежением дочки, высаживает ее в первом попавшемся аэропорту. Это Гоа. Дочка тут же исчезает, папа кидается на ее поиски. Попутно нас знакомят с другими персонажами ленты и обитателями Гоа. Жена «рублевская» — одна штука: муж ее не любит, о чем искренне признается ей у бассейна.

Жена «рублевская» — метафора Родины («злая, фальшивая, глупая» — но «легко тебя не любить, когда ты рядом»). Представители «ультра-быдла» (назовем их так для простоты) – две штуки: один из них актер из сериала «Физрук» (отличный сериал, лучше Звягинцева рисует «сегодня»), играет тот бандитский образ, и вдруг оказывается, что симпатичное «руссо бандито, облико аморале» – мурло, насилующее девочек, и кличущее индийцев «черными». Это очень конкретный тип нувориша-националиста полубандитского типа (за пару секунд до фашиста), который бросается фразами «мы крутая нация, дай сигареты, чучмек». Они тут и оказываются в роли тех, по поводу которого разразились филиппикой «русские, вы говно, одну страну засрали, в другую приехали….». Разразился ею новосибирский паренек, по-видимому, начитавшийся Пелевина, и в Гоа ищущий гуру и путь к Истине. Находит он ее в «кислоте» на рейв-вечеринке. Индийские персонажи – дедушка-шериф, поклонник Ганди, и его внук, мечтающий о «Хонда»-мопеде, сохранивший себе «на удачу» фотку потерявшейся Евы. Наконец, два накроторговца – один украинец («Я не русский, я гражданин Украины, если что»), другой русский. Один из героев ругает патриотизм и президента, позднее сообщая, что «америкосы» подсаживают всех на герыч, а он мол толкает «кислоту» (которая «путь к себе и Абсолюту»).

Из гениального

Попробуем без политики (все равно не получится, но где наша не пропадала?). В фильме есть две-три мощные сцены, несколько хороших, и множество «так себе». Первая – «рейв-пати», переходящая в «трип» олигарха, отца Евы, на берегу моря. Вторая – сцена драки, в которой схлестнулись русские с индийцами. Рейв-вечеринка снята великолепно. В ней папа ищет дочку, его все «пати» поднимает на смех. 10-15 минут долбежки, техно-драйв, умри все живое. Настоящее кино, кроме шуток. Сцена «трипа» – тоже замечательная, там собаку показывают 1,5-2 минуты, пока герой сходит с ума под «кислотой». Такое в мейнстриме не каждый раз увидишь. Сцена драки – ключевая для тех, кто пришел на кино как на «политику». «Ультра-быдло», выбешивая зрителей, выбешивает и новосибирца: он бросает им обидные слова, те на него напрыгивают, тот отвечает… Когда героя забирают в индийский «воронок», он бьет в ярости по стеклу и выписывает в своей речи неполиткорректные завитушки в таком состоянии, что и Буслов «в домике», и сам герой. Потому что сам герой, конечно, такой же, а никакой не «д'Артаньян весь в белом», о чем ему и сообщает индийский шериф. Сами виноватые, конечно, не могут представлять всю нацию целиком (тут уже недалеко было бы до русофобии), таких и среди британских «ультрас», и французских наци навалом. Но, во-первых, «Родина» снята русским же не про британцев или французов, а про россиян, среди которых есть и такие. Во-вторых, интересны не они сами, а реакция «внутреннего эмигранта» и «ультра-либерала», немного холеного «эзотерика», вставшего на путь к Истине. Реакция говорит, собственно, о том, что человек, на эмоциях заявляющий «русские, вы г… но», оно самое и есть. Сцена это сродни провокационному финалу «Догвиля», когда многие зрители отчего-то решили, что Триер солидаризируется в решении по поводу жителей городка с Грейс.

Никто, кроме Буслова (кроме Пелевина и Шнура, возможно), не способен ввернуть метафору про то, как русский наркоторговец сдал украинского, которому русские же «жлобы» звонят с криком «Че-то хохол трубку не берет» — без того, чтобы это не выглядело по-идиотски притянутым за уши. Буслов потому попадает в цель, что простой, как две копейки. И говорит, не задумываясь о последствиях. Буслов походит на купца-мещанина на базаре, который в разговоре с покупателями может втоптать «америкосов» в грязь, называя при этом родину «рашкой». «Родина» примерно о том, что люди (наши люди) очень разные. И далеки как от схемы «86% плюс избранные «пора валить!», так и от схемы «14% плюс избранные «ну-и-валите!».

«Презирай мир, презирай самого себя, презирай презрение!»

«Родина» показывает людей живыми и настоящими, которых можно встретить на улицах. «Родина» в итоге о ближнем своем. О том, как легко его ненавидеть, когда он рядом. Потому что он «тупой», «ватник/либераст», «хамло» и «быдло», «родину презирает/обожает», «Путина любит/не любит»: «И вообще!». Но – он все равно ближний. Он свой, даже когда чужой. Даже когда он тебя презирает за твои взгляды. Он тоже человек как и ты. Родина там, где ты и ближний одно. А любой эскапизм и эмиграция «на политических щах», сообщает Буслов, обман и бегство мизантропа. Герои «Родины» бегут не от Путина, Украины, РПЦ, Госдепа США, НАТО, россиян, американцев, 86%, либералов или чего другого (нужное подчеркнуть). Они бегут от ближнего своего. Очень неудобного. Неудобнее, чем интернет-юзеры, форумские пользователи, фейсбук-товарищи. Последние, если в твоей идеологической струе, тебя всякий раз поддержат и погладят по головке («какой молодец!»). А если нет — их же просто забанить можно! В реальности же перед тобой не сухие схемы, а живые люди. И они порой могут быть неприятными, неудобными, рыгают, простите, пердят, любимое твое кино не любят, музыку Перселла не слушают, и вообще странные какие-то! Кое-кто кое-где вызывает реакцию уровня «видеть вас уже не могу и не хочу». И этого ближнего не забанишь! Но этот вот ближний по-балабановски «брат мой». Брат, порой очаровательный, порой с отвратительной мордой. Ну, куда ты от него сбежишь? На Гоа таким же останешься, и неважно, на словах ты презираешь мир, или просто выделываешься. Девиз одного католического святого звучал так: «Презирай мир, презирай самого себя, презирай презрение!». И если первые два призвания выполнить не так уж трудно, то последнее – сложнее всего. Вот и Буслов примерно про тоже самое.

«Багровый пик» (Crimson Peak, 2015) Гильермо дель Торо

Гильермо дель Торо, автор готической истории о призраке в испанском приюте («Хребет Дьявола»), жутковатой барочной фантазии о невинности во времена фашизма («Лабиринт Фавна») и не менее известных красочных и остроумных «Хеллбоев» — снял сразу после ударного комиксоидного «Тихоокеанского рубежа» очень красивое и очень простое, внятное кино. Но кино, как это часто бывает, попало под студийно-продюсерские мельничные жернова. Реклама современного хоррор-блокбастера о призраках испортила ему репутацию как в глазах тех, кто таковые не любит, и потому на дель Торо не пойдет, так и в глазах тех, кто пойдет на готический «Сайлент хилл», а встретит психологический этюд в багровых тонах в декорациях литературного XIX века. При этом лента начинается в гостиных респектабельных американских домов с вальсами и флиртом в духе раннего кино Висконти, романов Джейн Остин и реалистичных новелл Генри Джеймса. А заканчивается безумием с призраками в духе «Грозового перевала» Бронте и «Поворота винта» того же Джеймса. Восклицательный знак дель Торо в финале ставит и вовсе инопланетного вида монстрами с инфернальной бойней на ножах, напоминающей классический итальянский хоррор — «готику» и «джалло» — Дарио Ардженто и Марио Бавы (цветовое решение «Багрового пика», по признанию самого Гильермо, наследует «техниколоровским» ужасам последнего). Зрители в итоге идут в кино, чтобы посмотреть динамичный «ужас» о преследующих героиню чудовищных призраках – в духе всех тех лент о паранормальных явлениях, которые мы видели последние 15 лет. А им что подсовывают? Какую-то, простите, литературу об англо-американских отношениях и ненормальной любви с кинематографическими выкрутасами?

Молодая эмансипированная Эдит Кашинг (Миа Васиковска), рано потеряв мать, живет с отцом-капиталистом в большом особняке, где ее раз в несколько лет преследует материнское привидение траурных оттенков. Она уже успела написать мелодраматический роман с привидениями под мышкой, который никто издавать не хочет. Тем временем в США их викторианской Англии приезжают сомнительного вида баронеты – брат и сестра Шарп (Том Хиддлстон и Джессика Честейн), просящие у наших капиталистов денег на строительство какой-то странной глинодобывающей машины. Отец аристократов презирает, в деньгах им отказывает. Дочка аристократов презирает тоже, но в баронета влюбляется, однако же, безумно. Со скоростью ветра на пустошах английских готических романов она оказывается сначала сиротой, потом новобрачной баронета, приезжает в родовой замок Шарп Багровый Пик – дом без крыши над головой, с интерьерами в запустении, и призраками в коридорах. Сестра мужа, леди Люсиль, нашу Эдит отчего-то при этом начинает ненавидеть.

Собственная хоррор-икебана

Дель Торо построил кинематографический дом без единой лишней комнаты, но воспользоваться всеми сразу ни одни зрители, конечно, не в состоянии. Одни комнаты пустуют, но любой волен войти в них, встретив призраков своего понимания фильма – не в ущерб всей конструкции. Удивительная простота последней восхитительна. Дель Торо не обязан был переизобретать жанр готического хоррора, и лишь воспользовался перепаханной почвой XIX века, взяв оттуда нужные и понравившиеся цветы, составив из них собственную икебану. Для нее в ход пошли все те настроения и мотивы, которые перечисляют критики в рецензиях, и которые, по большому счету, спойлеры от и до, но без упоминания, думается, «Падения дома Ашеров» Эдгара По или экранизации «Поворота винта» — «Невинных» (The Innocents, 1961) Клейтона не обойтись при рассказе о фильме. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что таких повлиявших на дель Торо произведений, искусств и эпох великое множество (вплоть до прерафаэлитов: героиня Джессика Честейн напоминает музу Россети, а Эдит – «Подружку невесты» Милле). «Багровый пик» в этом смысле похож на произведение искусства как лабиринт, который при вычурности отделки стен, все-таки должен иметь вход и выход – и только одну линию спасения: из точки А в точку Б. Но это совершенно не значит, что зритель не волен отклониться от пути, и забраться в самые дальние уголки этого эшеровского замка.

«Багровый пик» — «большая литература» по просторности своих анфилад, связующих в единое сюжеты новелл Генри Джеймса (в частности, его «Женский портрет» рассказывает о несчастной жизни прелестной американки с европейским тираном-снобом) с их романтическими предшественниками, «Элеонорами», «Лигейями» и «Берениками» По. Довольно необычное чувство, когда Время переворачивают вверх тормашками как песочные часы, и по-американски эмансипированная Мия Васиковска, эта белобрысого вида пышка в очках – проваливается во времени, и тонет в романтических зыбучих песках полувековой давности хрупкой тургеневской барышней. По своему образу Эдит изначально страшно далека как от романтичных барышень середины XIX века, так и от светских сестриц его конца, и больше походит на остиновских вольнодумствующих любительниц чтения на прогулках, высмеивающих заезжих женихов (а через десятки страниц уже теряющих при встречи с ними волю). Тем поразительнее ее метаморфоза.

«Бойся призраков» в «бойся людей»

Дель Торо поступил очень верно: он сделал несколько миниатюр в разном стиле, и переплел их в большой художественный альбом. «Багровый пик» одновременно и нельзя листать как страницы из книги сказок. Потому что при внезапном соскальзывании американской светлой части к финальному этюду в багровых тонах может показаться, что строение негармонично устроено: и то ли второй этаж построен другим архитектором, то ли первый этаж просел. «Багровый пик» — огромная, величиной со стену картина, где образы разбросаны от одного угла к другому, и которую при разовом осмотре невозможно увидеть целиком (при шаге назад пропадут отдельные детали, при приближении – единое целое): ее видишь неделю спустя и понимаешь прекрасно – в воспоминании. При умении дель Торо работать с кадром, и таланте соблюдать меру в метафорах (как ни странно бы это звучало) – его образы говорят больше, чем сопровождающие их фразы и фигуры речи. Его визуальные метафоры превращают вторую часть в поэму, где каждая, казалось бы, «красоты ради» брошенная деталь музыкально рифмуется с другой. Как вальс со свечой – с панорамой над упавшей в снег изможденной белоснежкой Мией. Не говоря уже о бесконечной игре алого и белого, начиная с нарядов героинь и заканчивая показом анемии, кровохарканьем на белый платок – с проявляющейся «пятнами крови» на снегу вокруг замка красной глиной. Гильермо переворачивает ситуацию «бойся призраков» в «бойся людей» чисто кинематографическим способом. Точно также, как проброшенная им лента сюжета с анемичной кукольной златовлаской Васиковска, тонущей в кроватях и креслах, и чуть ли не исчезающей в крохотную Алису на фоне предательств и жестокости Багрового Пика – щелкая бичом, раскручивается назад, снимая с умирающей пелену безволия. – Всего только сменой ритма, цветовой гаммы, тональности рассказа, виртуозно сопровождаемых кульбитами кинокамеры. Из «Газового света» (Gaslight, 1944) Кьюкора в «Суспирию» (Suspiria, 1977) Ардженто. Можно взять любое известное кино о подавлении нехорошими героями хорошей, но слабой девушки — «Темные воды» (Dark Waters, 1944) Де Тота, «Ребекку» (Rebecca, 1940) Хичкока, «Тише, тише, милая Шарлотта» (Hush, Hush, Sweet Charlotte, 1964) Олдрича – и попытаться представить их героинь, превращенных внезапно в тарантиновских фурий. Но дель Торо не отсылает к ним вообще, как это делал бы Тарантино, а лишь берет их из общего с ними колодца: откуда можно достать как «Белоснежку», так и набоковскую «Аду».

Джессика Честейн, играющая Люсиль, пугающе-прекрасна, и она, как и ее персонаж американку Эдит, просто съедает Мию Васиковска на экране. Ее строгая и даже где-то чопорная холодность – центр паутины, на липких ниточках которой дергается и ее брат, и даже призраки замка держатся от нее подальше. Натура при свойственной ей аристократической ледяной элегантности – на самом деле страстная, болезненная, хрупкая в своем надломе. Она кажется какой-то Маткой, которая вот-вот лопнет, и из ее ребер вылезет наружу Чужой и сожрет все живое. Но, странное дело, при всех записанных на нее по сюжету грехах, ей сложно не сочувствовать. Она существует в очень своем мире, и сам Багровый Пик кажется фотографической картиной ее безумия, терзающей душу любви, гордости и своеволия. Багровый Пик – ее душа, вывернутая наизнанку: во все эти лестницы, потайные комнаты и босховское потустороннее. Она вообще близка к героиням итальянских джалло (не просто близка – она их кровная родственница). По ее душе ползают багровые призраки как насекомые, стены ее ветхи и вот-вот рухнут, детские летние воспоминания мешаются с безрадостным настоящим зимы. В ее сердце царит ужас смерти – багрово-пепельный. Только она его не боится: ведь он у нее внутри. Должно быть, думаешь, эта женщина живет в Аду, в лабиринте без выхода, куда они с братом забрались, наверняка, случайно, да так там и остались: в детстве и ужасы кажутся очень уютными. Просто, думаешь, Люсиль не повезло: ее детская оказалась чердаком Багрового Пика, а детские привязанности обернулись кошмарами. В Багровом Пике Эдит, новобрачной и девственнице, неуютно. Он для этой девочки, «эмансипированной в теории», слишком большой и живой – живой не призраками, а самой Люсиль, которая кажется связанной со всеми его комнатами кровеносными сосудами. Слишком живой и все-таки для остальных – мертвый: потому что в сердце и душе Люсиль нет больше никому и ничему другому места. Эдит и вообще выглядит Алисой в Зазеркалье тут. А лучше сказать: Эдит в стране Люсиль. Как Честейн бросает сразу тень на Мии Васиковска (и я уверен, то, как последняя стушевывается, когда они рядом – режиссерский ход), так Люсиль выжирает душу и все живое из Эдит. По-сказочному англичанка выпивает жизненные ее соки. Лишает ее американской (витальной) крови.

Кадры из фильмов и трейлеры — с официального сайта фильма rodinafilm.com и из официальных групп в соцсетях; трейлер «Crimson Peak» — Universal Pictures UK