Пранкер Лексус: «Как только Путин закончит свой президентский срок, мы ему позвоним»

«Пранк можно использовать в качестве элемента информационной войны или пропаганды»

— Алексей, ваш недавний пранк с гей-браками и Ребеккой Хармс вызвал довольно сильный резонанс и спровоцировал кучу публикаций как в украинских, так и в российских СМИ. А как вообще пришла идея вот так разыграть депутата Европарламента?

— Сама идея у нас появилась достаточно давно. Мы просто думали, как ее можно использовать: либо запустить утку о том, что президент Украины сам возглавит этот парад, либо спровоцировать слухи о том, что он посетит данное шествие. Но получилось так, как получилось.

— Вы начинали заниматься пранками в «нулевые», однако в 2012 году резко изменили курс и переключились на политику — чем было продиктовано такое решение?

— В принципе, политика присутствовала и раньше, но, действительно, в 2012 году произошли определенные изменения. Дело в том, что человек вырастает и с возрастом его в большей степени начинает интересовать то, что его окружает, нежели какие-то простые шутки. Когда человек становится старше, у него появляются интересы относительно того, в каком государстве он живет, какие там происходят события и так далее. По этой причине мы сейчас полностью сосредоточились на политике.

— Вы достаточно много внимания уделяете Украине — почему она вас так интересует?

— Сейчас, конечно, меньше — в свое время мы уделили ей достаточно внимания. Это интересно россиянам: все, что происходит в этой стране, так или иначе сказывается на нас в геополитическом плане.

— Катализатором послужил конфликт между Россией и Украиной?

— Да, если бы его не было, нас бы эта тема не интересовала в таком масштабе.

Сама идея у нас появилась достаточно давно. Мы просто думали, как ее можно использовать: либо запустить утку о том, что президент Украины сам возглавит этот парад, либо спровоцировать слухи о том, что он посетит данное шествие.

— Есть ощущение, что пранк выходит на какой-то новый уровень: грубо говоря, если раньше все ограничивалось приколами из серии «Алло, это АТС?», то сейчас пранкеры переключились на международную политику. Можно ли сказать, что пранк в 2018 году — это оружие в информационной войне?

— Пранк и в 2014-м, и в 2012 году можно было назвать оружием. Многие хотят обернуть эти методы в свою пользу, но я бы отметил, что здесь существуют разные жанры: к примеру, у нас это не просто пранк, а пранк-журналистика. А вообще, да, пранк можно использовать в качестве элемента информационной войны или пропаганды — никто это и не умалчивает. Однако мы выступаем главными редакторами, определяющими политику своих записей, поэтому все, что делается нами, делается исключительно по нашей воле.

— Вы не могли бы привести хотя бы пару примеров использования пранков в пропаганде или информационной войне?

— Можно вспомнить постановочные пранки от лица президента России, когда якобы он отвечал на телефонные звонки, — эту историю использовали в пиар-акции в его поддержку. Мы можем вспомнить украинский пример: когда случилась трагедия в Кемерово, а пранкер способствовал тому, чтобы слухи о количестве жертв стремительно приумножались. Есть масса разных случаев.

Если мы говорим про пранк как про международное явление, то было сделано множество записей с теми же президентами Франции или Венесуэлы и даже с королевой Великобритании. Более того, это совершенно не новое явление: в 90-е годы в США существовала пранк-команда, которая буквально миллионами продавала свои записи на CD-дисках. Про них даже сняли художественный фильм. Безусловно, мы не можем приватизировать это явление, однако мы можем сказать, что именно в России пранк приобрел популярность в качестве политической борьбы.

«Мы не получали никаких госзаказов или финансирования от Кремля»

— После розыгрыша Хармс в украинской прессе вас назвали гомофобами, причем «под кураторством ФСБ». Это далеко не первый раз, когда вас обвиняют в работе на российские спецслужбы или же на Кремль. Как вы можете прокомментировать эти обвинения?

— Это бессмысленно комментировать, поскольку все эти обвинения не имеют под собой никакого основания или внятной аргументации. Я, в свою очередь, могу обвинить в этом других блогеров, которые приписывают нам связи с ФСБ. К примеру, есть блогер Камикадзе — он находится гораздо ближе к российской власти, поскольку делал заказные видео и рекламные ролики. Многие нынешние оппозиционеры так или иначе сотрудничали с Кремлем. Основываясь на заказных видео или статьях, которые они выпускали, этих оппозиционеров можно назвать кремлевскими.

Нас кремлевскими назвать нельзя, поскольку мы не получали никаких госзаказов или финансирования от Кремля. Более того, мы никогда не критиковали оппозиционеров. А что касается приписывания нам эфэсбэшного кураторства, то я точно так же могу половину действующих ютьюберов обозвать госдеповскими, но я же так не делаю. Раньше это было смешно, а сейчас уже как-то даже не веселит.

«Есть блогер Камикадзе — он находится гораздо ближе к российской власти, поскольку делал заказные видео и рекламные ролики». Фото vladtime.ru

— А с нашими политиками вы ведь устраивали пранки? Просто зачастую те, кто обвиняет вас в связях с Кремлем или ФСБ, аргументируют это тем, что вы якобы выбираете жертвами исключительно политических деятелей других стран.

— Такие записи есть, их можно найти на просторах интернета. Мы разговаривали и с Виталием Милоновым, и с главным идеологом «Единой России» Исаевым, у нас были и министры, и губернаторы, но записывалось все это в основном еще в 2012 году.

Могу сказать, что даже та власть, которая сейчас существует в нашей стране, относится к нам довольно аккуратно и осторожно, потому что все так или иначе боятся того, что они станут следующей жертвой. Ведь главное — не сам розыгрыш, а реакция на него.

Что касается аргументации, то люди, скорее всего, просто плохо ориентируются в теме. Если бы они не поленились, то нашли бы в интернете записи с тем же Мутко и с другими политиками. Но повторюсь, это было давно. Когда мы обзвонили всех наших основных политиков, мы поняли, что надо выходить на другой уровень, и сейчас нам интересна именно геополитика.

«Лично для меня многие вещи, которые делает Вольнов, являются неприемлемыми»

— Вы с коллегой Вованом предложили принять закон о фейках в интернете: не слишком ли это жестко — наказывать людей, которые по факту просто записывают свое мнение на камеру?

— Я бы уточнил, что речь идет об ответственности источника фейковой информации, а не тех людей, которые это ретранслируют. Когда этот законопроект обсуждался, мы встречались с главой комитета, курирующего данный документ, и мы внесли туда свои предложения. Как вы знаете, есть законопроект, разработанный депутатами Боярским и Альшевских. Я лично писал Альшевских, и я не согласен с этим законом, потому что он не нравится мне в том виде, в котором он был представлен: там говорится про регулирование интернета Роскомнадзором, про возвращение к реестрам, в которых должны регистрироваться блогеры, и так далее.

Мы со своей стороны предлагали ввести ответственность в случае умышленного распространения фейка, повлекшего за собой какое-либо преступление. Если кто-то распространил фейк, и из-за этого убили человека или произошло нечто подобное, то автор фейка должен понести такую же ответственность, как и убивший. В нашем Уголовном кодексе уже есть такая статья как «Подстрекательство», ее можно дополнить отдельным пунктом. Есть и административная статья: если, допустим, человек распространил фейк, из-за этого случился митинг, то автор фейка несет такую же административную ответственность, как и те люди, которые были задержаны на этом митинге. В этом весь смысл нашего предложения. У нас уже существуют необходимые нормы, просто их необходимо подвести под интернет. А регулирование интернета, о котором говорят Боярский с Альшевских, мы не предлагали.

— Как сейчас обстоит дело с законопроектом?

— Сейчас все опять же находится на общественном обсуждении. Этому законопроекту вообще, если не ошибаюсь, уже год. Думаю, если он и будет приниматься, то только после депутатских каникул — не в ближайшее время точно.

«Как бы это странно ни прозвучало, если бы не было нас, то не было бы и Вольнова. Если бы мы не развивали эту «хулиганскую» ветвь, то не появилось бы и ее последователей». Фото ntv.ru

— Поводом для начала обсуждения этого законопроекта стал пранк украинского блогера Евгения Вольнова, которого вы уже упомянули выше — именно он решил сыграть на трагедии в Кемерово. Вы знакомы с ним лично? Что можете о нем сказать?

— Такое явление, как пранк, было довольно известно в двухтысячных, когда существовал сайт Prank.ru (его создал я в свое время), который являлся своеобразной соцсетью для пранкеров. Та же «Бабка АТС» пошла оттуда.

Этот персонаж [Вольнов] зарегистрировался на этом сайте где-то в 2008 году, когда культура уже была сформирована. Из этой культуры он вынес основные негативные элементы — троллинг родственников и так далее. А пранк — он гораздо шире. Популярность Вольнова возросла на том, что он затрагивал самые низменные темы. Благодаря этому он стал известен среди себе подобных.

Вообще, у нас нет какого-то кодекса, чтобы осуждать его действия, но у всех есть свои моральные ограничения, в том числе и у нас. Лично для меня многие вещи, которые он делает, являются неприемлемыми.

— Глядя на вас и на Вольнова, складывается впечатление, что вы представители двух совершенно разных «течений» в пранке…

— Как бы это странно ни прозвучало, если бы не было нас, то не было бы и Вольнова. Если бы мы не развивали эту «хулиганскую» ветвь, то не появилось бы и ее последователей. Но, на мой взгляд, за этот период — от 16 до 30 лет — в человеке должна происходить какая-то эволюция. В случае с Вольновым этой эволюции не произошло. Он остался в том же самом 16-летнем возрасте, когда ничего креативного в голову не приходит. Мы же смогли трансформировать нашу прежнюю деятельность в нечто глобальное.

— Да и аудитория Вольнова тоже вызывает вопросы.

— Абсолютно. Она отличается от нашей аудитории: у нас это, как правило, люди «30+», которые интересуются политикой и всем тем, что происходит вокруг них.

«Сначала мы определяем того человека, которому нам было бы интересно позвонить...»

— Алексей, расскажите о том, как готовится пранк. Где вы берете контакты, как готовитесь к розыгрышу и как сделать так, чтобы жертва вам поверила?

— Если говорить про наш случай, то сначала мы определяем того человека, которому нам было бы интересно позвонить. Дальше мы думаем, через кого мы могли бы к нему подобраться: продумываем детали, смотрим, не общается ли этот человек с теми людьми, с которыми общаемся мы сами. Мы также продумываем, кто мог бы вполне логично этому человеку позвонить: к примеру, если это президент Украины, то понятно, что он бы с удовольствием стал общаться с президентом Грузии.

«Все пользуются телефонами, телефонной линией, причем не правительственной. Нас как раз упрекают в том, что мы якобы используем правительственную линию, но это бред дилетантов, которые не знают, как все происходит на самом деле». Фото aa.com.tr

Далее мы просто-напросто ищем номер телефона через интернет — все уже давным-давно оцифровано, все контакты администраций лежат в Сети. Затем мы звоним в администрацию, связываемся с нужным человеком, а дальше идет работа по убеждению. Убеждение у нас уже работает на автомате, и если мы общаемся с каким-то человеком, то, как правило, волнение полностью отсутствует. А через нужного нам человека мы, собственно, организовываем разговор с официальным лицом. Так выглядит стандартная схема.

— Если взять конкретный эпизод с Эрдоганом, вы с ним действовали по этой же схеме?

— Да, все по той же самой схеме. Мы связывались с его администрацией, в том числе через посольство Украины.

— Получается, практически любой человек при наличии желания и достаточного уровня IQ способен дозвониться хоть до Трампа?

— Совершенно верно. Все пользуются телефонами, телефонной линией, причем не правительственной. Нас как раз упрекают в том, что мы якобы используем правительственную линию, но это бред дилетантов, которые не знают, как все происходит на самом деле.

«Мы выпустили запись с губернатором Канзаса, и она вышла смешнее, чем обычно»

— В прошлом году вы звонили спецпредставителю США по Украине Курту Волкеру. Он довольно позитивно отреагировал на розыгрыш, похвалив ваше чувство юмора…

— Кстати, он не только про чувство юмора высказался — он был поражен тем, что мы знали предмет.

— Да, он сказал, что вопросы, которые вы задавали, «были достойны восхищения». Но, возвращаясь к юмору, хочу спросить: часто ли вы шутите в разговорах с официальными лицами?

— Сейчас довольно редко. Раньше этого было больше. Некоторые записи у нас носят чисто юмористический характер, а некоторые — информационный. К слову, мы выпустили запись с губернатором Канзаса, и она вышла смешнее, чем обычно.

— А кто из первых лиц отметился чувством юмора в разговоре с вами?

— Мне сложно оценить, потому что мы успели пообщаться с массой политиков. Но несомненно, нужно ценить тех, кто реагирует на наши звонки с юмором. Если говорить о российских политиках, то можно вспомнить Милонова: мы его жестко разводили, но потом он с нами встречался и спокойно общался.

— Алексей, можете назвать пранк, которым вы особенно гордитесь?

— Могу сказать про самый сложный: это, конечно, Игорь Коломойский. Он был самым долгим, плюс это был не телефонный, а видеопранк. Когда человек видит тебя — даже через интернет — и общается на протяжении долгого времени, то эта работа посложнее.

«Самый сложный пранк — это, конечно, Коломойский. Он был самым долгим, плюс это был не телефонный, а видеопранк». Фото ipnews.in.ua

— А кого вы бы хотели разыграть? Жертва-мечта?

— Этих людей, как правило, уже нет на свете. Вообще, моей мечтой был разговор с Горбачевым, но это уже случилось.

— А Путину не хотели бы позвонить когда-нибудь?

— Как только он закончит свой президентский срок и если к нему будут какие-то вопросы, то возможно. Пока что нет. Он в курсе того, что мы существуем, и даже несколько раз нас комментировал, поэтому организовать пранк будет довольно сложно.

— Как думаете, он вас быстро расколет?

— На мой взгляд, это вполне возможно, хотя все зависит от подготовки. Вообще, какой смысл звонить, если ты понимаешь, что тебя быстро раскусят? Но, думаю, уточняющие вопросы он бы обязательно задал. У русских такой менталитет — когда мы чувствуем, что что-то не так, мы сразу же задаем уточняющие вопросы.

— А у иностранных товарищей, которых вы разыгрывали, такая черта отсутствует?

— У них такой черты нет. Там может пройти что угодно — они готовы ко всему. Они готовы выслушать и не уточнять.