«Русская литература говорит о безнадеге и тупике. Все рушится, все умрут, все разлюбят»
Историк литературы Алексей Вдовин — о том, почему в школах не изучают современную и иностранную литературу и какими проблемами это чревато
Преподавание литературы в российских школах сегодня напоминает школьную программу Германии рубежа XIX—XX веков. С 1870-х и до нацистских времен школьники Германии изучали литературу только от Нибелунгов и до Гете и Шиллера. Такая программа была одним из инструментов насаждения арийского и фашистского образа мышления, потому что так усваивалась одна идея, что все свое — лучшее, а все чужое — враждебно. Горький опыт заставил немцев отказаться от такого подхода, и сегодня литературу в школах Германии изучают не по хронологии, а по темам и проблемам, включая иностранные и современные произведения. О том, какими еще проблемами чревато отсутствие в школьной программе иностранной и современной литературы и как привить школьникам любовь к чтению, — во второй части интервью «Реальному времени» историка литературы Алексея Вдовина.
«С включением современной литературы в школьную программу всегда были проблемы»
— Алексей, из моего собственного опыта обучения в школе и опыта моих ровесников могу сказать, что есть ощущение, будто русская литература заканчивается где-то в начале XX века. Затем — пустота (если бы я не читала самостоятельно). Какое место современная литература находит в программе?
— С включением современной литературы в школьную программу всегда были проблемы как минимум с 1871 года, то есть с утверждения единой имперской программы по литературе, составленной в период министерства печально известного Дмитрия Андреевича Толстого. Собственно, проблема в том, что эксперты, составляющие программы, всегда считают невозможным включать современную литературу в списки для чтения. Причины очевидны: это и малая историческая дистанция, не позволяющая оценить, проверен ли текст временем, достаточно ли он классический для изучения. Это и причина, связанная с подчас политической и социальной заостренностью, злободневностью современной литературы.
Самый яркий пример в истории России — исключение из школьной программы всей современной литературы после Гоголя на 35 лет, с 1871-го до 1905 года. Интересно, что на фоне других европейских стран конца XIX века такой временной лаг в 30—40 лет — это очень короткий период, не норма, потому что в Англии и Франции лаг составлял 80—100 лет. В этом смысле ближе всего к русской ситуации устройство школьной программы в Германии и США рубежа XIX—XX веков.
Если же говорить о нашем времени, то школьные программы в современной Германии очень сильно отличаются от русских, и прежде всего по части современной литературы. Там литературу проходят не строго по хронологии, по периодам, а по темам или проблемам, и современная литература 1980—2000-х тоже обсуждается. А не только Гете или Фонтане. И в разных землях страны программы отличаются.
Многим в России полезно понимать невидимую связь между литературой в школе и государственной идеологией или, что еще хуже, пропагандой.
Вообще, немцы твердо усвоили тот горький урок истории XX века, что нельзя основывать изучение литературы только на классике и только на своей. Дело в том, что с 1870-х и до нацистских времен школьники Германии изучали литературу только от Нибелунгов и до Гете и Шиллера. Историки давно доказали, что это, вообще говоря, был один из инструментов насаждения арийского и фашистского образа мышления, даже если учителя и эксперты это не осознавали. Его главная идея ведь, собственно, в том, что все свое — лучшее, а все чужое — враждебно.
Так что многим в России полезно понимать невидимую связь между литературой в школе и государственной идеологией или, что еще хуже, пропагандой. Хотя единая идеология у нас запрещена Конституцией, мы сейчас видим, как единомыслие насаждается, в частности, и через школьные программы по гуманитарным предметам. Стоит прочесть поправки к ФГОСу по литературе, которые сейчас обсуждает общественность, чтобы в этом убедиться.
— Почему в российских школах практически не знакомят с иностранной литературой? Как это можно было бы исправить?
— Никак нельзя исправить. Само рождение и модель литературы в школе, начиная с середины XIX века, не предполагает изучения литератур, отличных от национальной. Мелкие вкрапления Шекспира или Гете — это счастливые исключения. До тех пор, пока существуют национальные государства и управляемая государством образовательная система, заточенная под соответствующие цели выращивания лояльных нации граждан, все так и будет продолжаться.
Подчеркну, что я сейчас не говорю, что это плохо или, наоборот, хорошо. Я просто констатирую положение вещей. Они устроены именно так, это факт. Другое дело — его оценивать и выписывать рецепты на будущее.
Хотя единая идеология у нас запрещена Конституцией, мы сейчас видим, как единомыслие насаждается, в частности, и через школьные программы по гуманитарным предметам.
«Литература школе нужна как минимум для какой-то другой задачи, нежели воспитание «русского человека» и гражданина»
— Что необходимо изменить в современной методике преподавания в школе, чтобы в детях пробуждался интерес к русской литературе?
— У меня неутешительный ответ: никакие косметические меры не изменят ситуацию по существу. Потому что, повторюсь, вся система литературного образования, начиная с XIX века, создана для строго определенной задачи и, на мой взгляд, крайне сложно ее перенастроить, особенно в той политической ситуации, как сейчас у нас.
Шанс есть только в том случае, если когда-нибудь в нашем обществе учителя, эксперты, чиновники, литературоведы заново договорятся, что литература школе нужна как минимум для какой-то другой задачи, нежели воспитание «русского человека» и гражданина. Пока же такие задачи приоритетны, мы ничего принципиально улучшить в школьной литературе не можем.
Конечно, всегда будут лучшие учителя, которые творят на своих уроках чудеса, но если мы говорим о большинстве, то увы. Тут я не вижу выхода. И еще раз повторю, что дело не в так называемых плохих учителях или ленивых или разучившихся думать детях. Дело совсем в другом.
— Почему зачастую школьная программа убивает интерес к классической русской литературе? Можно ли вообще сегодня представить, чтобы человек, который уже не учится в школе или вузе, захотел взять того же «Евгения Онегина» и с удовольствием прочитать?
— Убивает самой идеей классичности, каноничности, неоспоримости. По своей функции — это вода мертвая, а не живая. Вот если бы больше современной литературы обсуждать, возможно, она бы сыграла роль воды живой. А что касается второго вопроса, то да, думаю, вполне можно представить такого человека. Но он обитает в основном в трех-четырех самых крупных российских городах. А в остальной России мало его водится.
Конечно, всегда будут лучшие учителя, которые творят на своих уроках чудеса, но если мы говорим о большинстве, то увы. Тут я не вижу выхода.
— Молодое поколение сильно привязано к гаджетам. Как преподавание литературы могло бы использовать эту привязанность во благо?
— У меня нет рецепта. Могу только сказать, что в Европе и США преподаватели практикуют специальные задания, которые можно выполнять на уроке как раз с помощью гаджетов. То есть вместо запрета, наоборот, заставить ребят искать с помощью них информацию в Сети, или выполнять тесты, или еще что-нибудь.
— Смотреть кино школьники любят больше, чем читать. Как эту любовь можно использовать в изучении литературы? Может, кинокружки, просмотр экранизаций?
— Знаете, я боюсь, что и кино-то они уже особенно не смотрят. А вот видеоблоги в социальных сетях или напрямую в YouTube — это пожалуйста. Так что поезд экранизаций и кино уже давно ушел, годах в 1990-х. Сейчас нужно придумывать что-то связанное с реальностью социальных сетей, фэнтези или фанфикшн.
Вот, скажем, если бы предлагать ребятам написать фанфик по «Капитанской дочке» Пушкина или по «Преступлению и наказанию» — как бы здорово можно было задействовать и их читательское восприятие, и писательские, творческие задатки, которые есть почти у всех. Когда мы со студентами в курсе «Социологии литературы» обсуждаем феномен фанфиков, я вижу, как загораются глаза. Оказывается, что многие читают и даже пишут фанфики (например, по «Гарри Поттеру»). Для многих это важная часть жизни. Как показывают исследования, и не только для молодежи. Однако общество и эксперты от литературы стигматизируют фанфики, объявляя их чем-то низкопробным, пошлым. Все гораздо сложнее, и нам всем нужно учиться думать иначе.
Актуальность произведения всегда заметна на двух уровнях — на уровне переклички между политическими или социальными событиями в классической литературе и современности и между эмоциями героев и нашими переживаниями.
«Природа классики такова, что она со временем лишь раскрывает свой смысловой потенциал»
— От молодых людей нередко можно услышать, возможно, в силу их необразованности, что русская классика — это старомодно, это неактуально. В чем актуальность для современного молодого человека произведений Достоевского, Пушкина, Толстого?
— Опять же, очень сложно однозначно ответить. Каждый учитель сам на уроке пытается как-то связать содержание романов с тем, что за окном или в душе. Получается по-разному. Я бы сказал, что актуальность всегда заметна на двух уровнях — на уровне переклички между политическими или социальными событиями в классической литературе и современности и между эмоциями героев и нашими переживаниями. Ну а дальше каждое произведение по-своему резонирует по этим двум направлениям с современностью.
— Мне запомнилась сцена из фильма Дуни Смирновой «Два дня», когда высокий чиновник из Москвы обращается к работникам музея-усадьбы, говоря, что нужно запретить русскую литературу в школах. Потому что она рождает в людях какие-то несбыточные мечты об идеале, о возвышенных отношениях, о жертвенной любви и прочее. Но, мол, на самом деле такого они в жизни никогда не встретят, поэтому будут мучиться, все время неудовлетворенные и неспособные посмотреть на жизнь трезво. Я слышала такие мнения не только в кино. Что вы думаете об этом?
— Очередная доведенная до абсурда идея. Где, где, ну покажите мне, в русской литературе XIX века процветают возвышенные идеалы, которые реализовались бы на практике? Таких текстов почти нет. Мышкин никого не спас, Раскольников только начинает воскресать к новой жизни. Обломов рано умер. У Тургенева вообще счастья нет, а есть лишь долг и служение. Исключение — лишь романы типа «Что делать?» или «Шаг за шагом» Омулевского, но они на периферии внимания сейчас и лишь подтверждают общее правило. Наоборот, литература русская если о чем нам и говорит, то о безнадеге и тупике. Все рушится, все умрут, все разлюбят, и даже если Соня в финале «Дяди Вани» повторяет мантру «мы увидим небо в алмазах», то только для того, чтобы зритель еще раз подумал об обратном — о полной безысходности ее и дяди существования.
Природа классики такова, что она со временем лишь раскрывает свой смысловой потенциал, становится лишь крепче, как вино.
— Нередко можно услышать такое суждение, что школьники могут иметь феноменальную память, проглотить много книг из программы, но все те стремления, переживания, идеи, которые мучают героев русской классики, все равно не смогут понять.
— Нет, конечно. Понятно нам всем в школе процентов 30—40 от силы. Ведь природа классики такова, что она со временем лишь раскрывает свой смысловой потенциал, становится лишь крепче, как вино.
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.