Наталия Ким: «Быть дочерью писателя — это приключение»
Дочь о своем отце Юлии Киме, счастливом детстве и непростой взрослой жизни
Юлий Ким, наверное, известен всем. Поэт и писатель, драматург, его пьесы идут по всей стране. Он автор текстов песен к десяткам известных кинофильмов, от «Красной шапочки» и «Обыкновенного чуда» до «Собачьего сердца» и «12 стульев», также он написал почти все тексты к мюзиклам «Нотр-Дам», «Монте-Кристо», «Граф Орлов», «Анна Каренина», которые были поставлены в последние годы в Театре оперетты в Москве; лауреат премии «Поэт», у него вышло два десятка сборников стихов, песен, пьес и прозы, не говоря об аудиодисках. Каково это — быть дочерью такого талантливого и известного человека? Как сложилась судьба его близких? Об этом «Реальному времени» рассказала дочь Юлия Кима, писательница и журналист Наталия Ким.
«На первом плане у папы всегда было Творчество, мы с мамой это понимали»
— Наталия, расскажите о своем детстве. Каково это — быть дочерью писателя и поэта?
— С детства я, конечно, знаю множество папиных песен, часто ездила с ним, когда он давал концерты, по разным городам и республикам, была на Камчатке, в Норильске, Ереване, в Прибалтике, Харькове, Красноярске, Минске, а затем в Дании, Израиле… Ходила на все московские постановки его пьес и даже работала в конце 80-х звукооператором в театре-студии «Третье направление», где шли музыкальные композиции по папиным песням — «Не покидай меня, весна» и «Московские кухни». С папой всегда было очень интересно делать все вообще, но особенно что-то, связанное со словесными играми, — мы вечно сражались с ним в «балду», «эрудита», «виселицу», «три буквы», «перевертыши», «словесный морской бой», составляли маленькие слова из больших — могли это делать часами… Папу трудно обыграть, однажды он сражался в «три буквы» один против целого автобуса писателей (на какую-то экскурсию они ездили) — и победил. Со временем я стала играть с ним наравне, а иной раз и побеждать, папа страшно азартен, если проигрывает, то всегда предлагает реванш. Но потом подросла моя старшая дочь Ксюша — и стала обоих уже затыкать за пояс…
Быть дочерью писателя — это приключение, это возможность быть рядом с другим измерением, прикоснуться к чему-то непостижимому — ведь видеть, как «из миража, из ничего, из сумасбродства моего вдруг возникает чей-то лик и обретает цвет и звук, и плоть, и страсть», — это опыт, который редко кому получается пережить… постоянно находиться рядом с творческим человеком, таким вот твоим личным родным волшебником, было захватывающе интересно. Но все-таки и немножко грустно, потому что на первом плане у папы всегда было Творчество, мы с мамой это всегда понимали и принимали, хотя, что скрывать, иногда мне не хватало его.
Моим воспитанием занималась в основном мама, но при этом при решении каких-то ключевых вопросов или в моменты отчаяния, когда передо мной стоял сложнейший выбор, особенно касающийся человеческих отношений, — я всегда обращалась именно к папе и получала больше, чем даже могла бы представить и рассчитывать. В раннем детстве он научил меня, если я сомневаюсь в чем-то, украдкой посмотреть в угол — там непременно стоит Джентльмен, это такой безупречно одетый человек, в смокинге и цилиндре, белых перчатках и начищенных ботинках, он воплощение порядка и хороших манер. Настоящий Джентльмен всегда точно знает, стоит ли затевать то или другое, он либо кивнет, либо нахмурится. Таким образом года в три я усвоила что-то про Совесть, как поется в одной из папиных песен: «Совесть — это нравственная категория, позволяющая безошибочно отличать дурное от доброго»…
Папа для меня все — камертон, маяк, воплощение чести и достоинства, самый близкий человек, с которым я могу быть собой и кому могу доверить самые непрезентабельные и тяжелые секреты своей жизни. Я могу сказать, что в результате моя книжка сложилась именно благодаря ему, папа был моим первым читателем, вдохновителем и критиком, и папе я эту книгу посвятила.
«Это было лучшее время в моей жизни. Нас научили читать — в самом глубоком смысле слова»
— А где вы учились?
— Я училась в четырех общеобразовательных и одной художественной школах, из которых последняя — знаменитая 67-я гимназия, где я два года провела в филологическом классе у Льва Иосифовича Соболева и Тамары Натановны Эйдельман, — перевернула мою жизнь. Почти все мои близкие друзья — именно оттуда, либо это друзья тех друзей, мы все «птенцы гнезда Львова», это такое отчасти лицеистское пушкинское братство, которое охватывает и мой выпуск, и вообще всех выпускников филологического (и не только) класса разных лет. Это было лучшее время в моей жизни. Нас научили читать — в самом глубоком смысле слова, обучение в 67-й школе задало такую планку, которой в дальнейшем уже никогда не случилось. Никогда больше я не училась и не работала с таким яростным удовольствием от процесса, как в те два года, ни на журфаке МГУ, куда я поступила, ни где бы то ни было еще. Как сказала одна моя соученица: «Каждый день в школе — это была ступенька вверх, каждый день в универе — ступенька вниз», и это, безусловно — и к сожалению, было именно так.
Отдельно надо упомянуть знаменитый на всю Москву соболевский театр — каждый выпуск ставил пьесу, лично я играла Простакову в «Недоросле» — постановке с папиными музыкальными номерами. Впоследствии моя старшая дочка Ксюша прошла по моему же пути и тоже окончила филологический класс у тех же учителей, стала звездой этого самого театра, и младшая, Мира, тоже поучилась там же, но в биохимическом классе. Наша школа — это такой «якорь», к которому возвращаешься всегда в своих воспоминаниях, когда становится невыносимо жить — вспоминаешь эти годы, и в душе образовываются покой, радость и ожидание лучшего. Я очень рано вышла замуж за одноклассника и Ксюшу родила на втором курсе, в 18 лет. В академ не уходила, перешла на вечернее отделение журфака МГУ, дочку помогала нам растить моя мама.
— Как получилось, что вы оказались в Госдуме?
— На четвертом курсе я начала работать в международном комитете Государственной думы, в аппарате у папиного друга и сокурсника по МГПИ Владимира Петровича Лукина — я его знала и обожала с детства, была всю жизнь и по сию пору исполнена к нему самого искреннего уважения и восхищения, он сыграл в моей судьбе огромную роль, за что я страшно ему благодарна. Ну и, конечно, меня тогда очень вдохновляло все, что было связано с партией «Яблоко», где Лукин был одним из основоположников и вдохновителей. Я вступила в молодежное отделение партии, работала на выборах, в партийной газете «Яблоко Подмосковья», это было такое интересное и азартное время!.. Окончила МГУ в 96-м, диплом защищала по Булгакову на кафедре литературной критики, была рекомендована в аспирантуру, но меня тогда больше интересовали политика и социальная сфера окружающей жизни.
— А потом был ВЦИОМ под руководством Юрия Левады…
— Да, после четырех лет интенсивнейшей работы в Думе я как-то резко устала и по протекции подруги и однокурсницы перешла во ВЦИОМ (Всероссийский центр изучения общественного мнения) под руководством профессора Юрия Александровича Левады, основоположника науки социологии в России. Вообще-то, до журфака я собиралась как раз поступать на соцфак, который только открылся в МГУ, но скоро стало понятно, что математику я, Гуманитарий Гуманитарьевич, не сдам никогда. Зато на журфак на дневное отделение я поступила как раз в подгруппу именно по социологии.
Во ВЦИОМе я была пресс-секретарем, проработала семь лет, и это была лучшая команда, в которой мне довелось трудиться, уникальные профессионалы, помимо собственно Левады, его сподвижники — Алексей Гражданкин, Борис Дубин, Леонид Седов — их, увы, уже нет на свете; Лев Гудков, Алексей Левинсон, Наталья Зоркая — все они, будучи людьми фантастического интеллекта и работоспособности, бросали все, когда ты приходил к ним и признавался, что не понимаешь того-то и сего-то, — и на коленке немедленно все объясняли, давали читать книги, разговаривали, помогали, подбадривали… Во ВЦИОМе (а затем «Левада-центре» — так стала в 2003 году называться наша организация) я чувствовала, что меня окружают единомышленники во всем — от политических предпочтений до культурологических, и это было великое счастье. Мы много работали на выборах, выпускали научный журнал «Мониторинг общественного мнения» и маленький вестник — «ВЦИОМетр» (только про выборы и рейтинги), устраивали научные пресс-конференции и бесконечно общались, делились, обсуждали, грустили, смеялись, ругались, отмечали дни рождения, да и просто очень любили друг друга.
«Все те, кто стоял у истоков отечественной социологии, последователи и ученики левадинской команды, работают в «Левада-центре», организации независимой». Фото fb.ru
Юрий Александрович Левада — удивительный человек и потрясающий руководитель, память о нем и вечная благодарность за все, что он делал для людей и лично для меня — огромная часть моего внутреннего мира, как тяжело, когда уходят из жизни самые любимые и важные люди, редело это поколение аксакалов… И еще надо обязательно помнить — то, что сейчас существует как бренд «ВЦИОМ», не имеет никакого отношения к людям, которые его создавали, теперь это такая карманная социологическая прогосударственная организация. Все те, кто стоял у истоков отечественной социологии, последователи и ученики левадинской команды, работают в «Левада-центре», организации независимой.
«Мне пришлось научиться различать певцов R'n'B, узнать историю бренда Hello Kitty»
— Но вы при этом не прекращали писать?
— Параллельно с этим я несколько лет проработала в журнале «Континент», где главным редактором был Игорь Иванович Виноградов, ученый, литературовед, специалист по Достоевскому, Толстому, Булгакову, Лермонтову, Писареву… Там я писала подробные обзоры толстых литературных региональных журналов, это была моя первая длительная работа со Словом. Игорь Иванович учил меня видеть в малом большое, отыскивать нетривиальные тексты в провинциальных изданиях, отличать графоманию от таланта, он был терпелив и доброжелателен со мной, и я очень старалась не подвести.
После «Континента» вела колонку книжного обозревателя в глянцевом журнале «Домашний очаг», а потом так получилось, что мне предложила подруга заменить ее на год на посту заместителя главного редактора журнала для девочек-подростков Elle girl. Это была совершенно новая для меня жизнь — попасть в большой издательский дом, глянцевые СМИ, учиться ориентироваться в брендах, изучать целевую аудиторию журнала, пытаться нащупать то, что может быть интересно современным тинейджерам. Делала я и странные вещи — например, писала гороскопы в каждый номер, тщательно высасывая их из пальца и стараясь не повторяться. Мне пришлось научиться различать певцов R'n'B, узнать историю бренда Hello Kitty, стать спецом по подростковой косметике, смотреть молодежные фильмы и сериалы, разбираться в диджеях — в общем, научиться всему тому, что требовалось, чтобы создавать яркое, драйвовое и интересное издание.
— Расскажите о журнале Psychologies. Вам довелось писать и для него.
— Одна из коллег по Elle girl познакомила меня с Юной Козыревой — главным редактором проекта, абсолютно нового на рынке СМИ, — журнала о психологии Psychologies. Ничего подобного доселе в нашей стране не издавалось, пилотный номер делали втроем — Юна, зам по науке Ирина Умнова и артдиректор. Изначально это известный французский журнал, у которого были отделения в десятке стран, и вот наконец дошла очередь до России. Я сделала несколько материалов в пилотный номер, но окончательно влилась в команду через год после рождения младшего сына Юры — с 13-го номера, где и проработала пишущим редактором шесть лет.
Это была самая большая моя журналистская школа. Никто не знал, как, собственно, писать о психологии, многие пробовавшиеся на работу журналисты не видели разницы между психологом, психоаналитиком, психиатром и психотерапевтом. Все, кто работал в журнале (или «Пси», как мы его между собой называли), вместе со мной непрерывно чему-нибудь учились, вникали, повышали квалификацию, бесконечно читали и слушали приходящих лекторов по самым разным направлениям психологии и около. Я пришла туда с позиции заместителя главного редактора — и слегка ошалела, потому как была свято уверена, что умею писать, однако это ощущение выветрилось из меня после первой же планерки. Первые полгода работы в «Пси» были для меня адом, потому что я не понимала, по какому принципу тот или иной мой текст оказывался хорош или ужасен для издания, мне пришлось даже самой пойти на психотерапию, чтобы привести мысли и чувства в порядок.
Про этот журнал я могу беседовать часами, потому сейчас хочу сказать только одно — я очень благодарна всем своим начальникам и коллегам за эти годы интереснейших поисков, проб, ошибок, находок и инсайтов. После нескольких лет трудов, десятков интервью с ведущими специалистами из областей, которые начинаются на слово «психо», тонн материалов, терабайтов перекопанной информации и прочитанных книг — каждый сотрудник нашей редакции становился уникальным, штучным товаром. Заменить кого-то из нас было огромной проблемой — никто из журналистского мира не мог с полпинка написать внятный текст, допустим, о том, зачем подростки занимаются шрамированием, почему мы боимся звонить по телефону, об особенностях юнгианского анализа или о том, чем гештальт отличается от нарратива. Всему этому пришлось учиться.
«Все, кто работал в журнале, вместе со мной непрерывно чему-нибудь учились, вникали, повышали квалификацию, бесконечно читали и слушали приходящих лекторов по самым разным направлениям психологии и около». Фото krsk.au.ru
Мне, как многодетной, чаще всего поручались материалы о детях и подростках, их воспитании, выращивании, образовании, лечении, досуге, и надо сказать, что полученные знания мне потом не раз пригождались в разные моменты жизни с собственными детьми… Это все было очень интересно, я встречалась с потрясающими специалистами, начиная от легенды российской психологии Юлии Гиппенрейтер и заканчивая феерическим ученым, сексологом Игорем Коном.
Отдельной строкой хочу выделить свою работу с письмами читателей, которые задавали вопросы психологам Екатерине Михайловой (взрослые) и Анне Скавитиной (дети), — с полос с этими вопросами начинался журнал. Впоследствии мы с Екатериной Львовной Михайловой сделали книгу «Психолог для невидимки», посвященную этим письмам, — всего же за 11 лет работы штатно и внештатно я прочла и структурировала больше 16 тыс. посланий наших читателей — бумажных и электронных, тут-то мне очень пригодился опыт по обработке социальной информации, который я получила, работая среди социологов, культурологов и антропологов во ВЦИОМе. В ближайших планах — выпустить несколько книг с Анной Скавитиной, первая из них тоже будет о письмах детей и подростков в журнал.
По семейным невеселым обстоятельствам я ушла из редакции несколько лет назад, но все это время оставалась внештатным автором, вела полосы с письмами, писала материалы и колонки, находила героев в портфолио, короче, не теряла связи со своими прекрасными коллегами и журналом. К сожалению, в мае минувшего года пришла новая команда «эффективных менеджеров», я не нашла возможным оставаться при новых порядках в издании и окончательно ушла на фриланс.
«Моя профессиональная жизнь была весьма эклектична»
— Как дальше складывалась ваша жизнь?
— За всю свою жизнь я чего только не делала, что только не обозревала. Работала волонтером в детской больнице; вела передачи на радио; писала в нескольких газетах, скажем, завела рубрику о собственных детях в газете «Труд 5»; подвизалась в группе милосердия при храме, которая помогала бездомным; в детском издательстве; находилась какое-то время при фонде «Справедливая помощь» прекраснейшей Лизы Глинки, Царствие ей Небесное; сочиняла за деньги чужие курсовые и дипломы; редактировала мемуары, а также рекламные буклеты и учебные методички; была литературным негром — всего не перечислить. Словом, моя профессиональная жизнь была весьма эклектична, никакой особенной последовательной карьеры не сделала, но ни о чем не жалею, ничто в моей жизни не происходило напрасно, я безусловный эмпирик, и все, чему я научилась, — пригодилось так или иначе на моих последующих поприщах.
Моя мама умерла, когда мне было 25 лет, так вышло, что ее пытались вылечить, но не спасли, — и она похоронена в Израиле. Мы с Ксюшей попробовали там пожить и собирались остаться, но через несколько месяцев все же вернулись домой. Мне предстояло учиться жить самостоятельно, я к этому была очень мало готова, но, конечно, мне помогли друзья — родителей и мои собственные. Вообще, люди — это мое главное богатство, людьми спасаемся…
Я дважды была замужем, от второго брака у меня есть дочь Мира, сейчас ей 15 лет, и сын Юра, ему 12, они учатся в частных школах Москвы. Мира росла подающей надежды шахматисткой, мы с ней ездили по стране и даже за границу на турниры, а теперь она больше интересуется биологией, у нас дома полно животных — две ящерицы, две черепахи, морские свинки, птицы, мыши, собака и даже королевский питончик. Юра пока в основном занят спортом — шесть лет занимается тхэквондо, а до того были и музыка, и шахматы, и рисование. У него очень хороший слух, он занимается английским с носителем языка, и если бы не ленился, сейчас бы уже сдавал какие-нибудь первые большие тесты. Мира и Юра — добрые, ласковые, общительные и веселые, они живут со мной, а старшая дочка Ксюша, которой теперь 26 лет, — отдельно, она окончила филфак РГГУ, учила итальянский, с блеском защитила диплом, но плотно работать с языком не стала, хотя иногда переводит из итальянского Psychologies какие-то тексты. Зато она нашла свое призвание в театре — РАМТ теперь ее дом родной, где она работает и совершенно счастлива, что и прекрасно. Она очень близкий мне человек, дружище, на кого я могу точно рассчитывать, как на себя.
— Ваш отец — не только писатель, но и бард. Это повлияло на ваши музыкальные предпочтения? Вы поете?
— Конечно, отчасти повлияло — в детстве и юности я хорошо разбиралась в авторской песне, очень любила песни Новеллы Матвеевой, Окуджавы, Галича, Высоцкого, Долиной, Ивасей… Отдельно надо упомянуть барда Михаила Щербакова, чье творчество было на момент моего взросления просто-таки главным в жизни, пожалуй, даже главнее папиного. Все остальные мои музыкальные увлечения, наверное, покажутся знатокам бессистемными: я люблю и «Кино», и «Наутилус», и «Вопли Видоплясова», и «ГрОб», и «Несчастный случай», и Madness, и The Beatles, и Pink Floyd, а еще Sting, ЕLO, ELP, EMF, Nirvana, King Krimson, даже Slayer, что не исключает любви к творчеству Налича, Бреговича, романсам в исполнении Камбуровой или Погудина… На гитаре научилась играть сама, причем на шестиструнной — папа-то играет на семи, и в подростковом возрасте вовсю что-то распевала в школе и в походах. Сейчас это все с гораздо большим успехом делает Ксюша со своей лучшей подругой, актрисой РАМТ Сашей Аронс и еще с друзьями — акустическая группа «ТроеПоВетру» — у них, правда, немножко другой репертуар, хотя и бардовские песни там тоже есть.
Продолжение — 11 марта