Эдуард Сармаев: «Кто из нашего поколения думал, что будут делать тату на лице?!»

Владелец мастерской «Хорошая работа» — о тату-революции и любви иностранцев к русской криминальной наколке

Рынок татуировок практически безграничен, мода и не думает отступать, а новое поколение — совершенно отвязные люди, готовые к самым сумасшедшим экспериментам, говорит Эдуард Сармаев. Правда, несмотря на эти возможности, свое дело как бизнес он не воспринимает, потому что татуировка — это не профессия, а образ жизни. Этим материалом «Реальное время» продолжает серию публикаций о людях, которые смогли сделать ремесло своим делом и преуспели в нем.

На руке у Эдуарда Сармаева его первая татуировка — браслет на запястье. Работу тату-мастер рассматривает как врач, как художник, исследует четкость линий, прокрас, правильность построения рисунка, композицию. Но этот браслет — нехорошая работа, говорит мастер, 17 лет назад другой и не могло получиться — не было ни опыта, ни хорошего оборудования. Тогда молодой человек жил в Заинске и даже не догадывался, что тату станет его главной работой, а сам он — известным мастером и владельцем одной из мастерских Казани. Будущий профессионал рождался на кухне.

— Свой путь я начал довольно странно, но так многие начинают. Как у любого пацана, у меня были дворовые друзья. Город маленький, и среди знакомых были те, кто уже отбыл срок за свои прегрешения. Я все время рисовал, поэтому после освобождения они просили меня: «Ты же рисуешь, давай мы поможем тебе собрать оборудование, будешь нам набивать», — рассказывает Эдуард Сармаев. — Первую татуировку я помню очень хорошо. Это был дракон, которого я набивал своему другу, большому дядьке, на кухне. Он пил водку, а я делал ему дракона. Было долго, волнительно. Картина на всю жизнь перед глазами.

Этот браслет — нехорошая работа, говорит мастер, 17 лет назад другой и не могло получиться — не было ни опыта, ни хорошего оборудования.

Первое оборудование собирали из подручной электроники.

— Об оборудовании я узнавал от знакомых. Первым инструментом у меня был суровый агрегат, весь в проводах, обмотанный изолентой. Со временем мне сделали машинку из электробритвы, которая молотила очень прилично, пока не сточилась шестеренка. Это была большая потеря, — вспоминает Сармаев.

Но в Заинске татуировка не стала профессией Эдуарда. Там он дольше работал по профессии — сварщиком.

— Спрос на татуировки был, но я тогда был несмышленым и не мог обернуть свои таланты в дело. Наверное, это занятие давало мне какой-то статус и популярность, я питался эмоциями «клиентов». Я жил с мамой, работал сварщиком и в свободное время набивал тату — да о лучшей доле я и мечтать не мог в маленьком городе! Но постепенно я стал задумываться о том, чтобы изменить жизнь, что я не хочу работать на грязной работе, я от этого устал.

Спрос на татуировки был, но я тогда был несмышленым и не мог обернуть свои таланты в дело

В мастерской, как на заводе

Тогда же будущий тату-мастер решил переехать в Казань и в рамках подготовки к переезду устроился продавцом-консультантом в магазин, чтобы не пришлось в другом городе продолжать работу сварщиком. А уже в Казани однажды рассказал знакомой девушке о своем прежнем увлечении, и она попросила набить ей тату. И понеслось. Тогда же в руки мастера попало первое профессиональное оборудование — машинку ему принес клиент.

— С этой машинкой я поработал очень плодотворно. Много изучал саму татуировку, смотрел видео, пытался общаться с другими казанскими татуировщиками, но они были нелюдимы, да и тату-мастеров в городе тогда было немного. Посещал форумы, где крутилась вся российская тусовка, — «Клуб татуированных людей» и Tattoo Artists, после меня пригласили работать в тату-салон, до этого я работал как фрилансер на дому.

Свою мастерскую «Хорошая работа» Сармаев открыл в 2013 году вместе с супругой. На ней — бухгалтерия и разные бюрократические вопросы. Поначалу вместе с Эдуардом в мастерской работали три мастера, но очень быстро масштабы выросли, и на пяти посадочных местах трудились уже семь мастеров. Два года назад салон переехал в более просторное помещение на 10 посадочных мест, а буквально на днях Сармаев снял и соседнее, расширившись до 14 мест. При этом вакантна позиция только одного мастера.

— У нас, как на заводе: два выходных, а в остальное время мастер обязан присутствовать на рабочем месте. Он либо творит на коже, либо на бумаге — делает эскизы будущих работ.

Мастер либо творит на коже, либо на бумаге — делает эскизы будущих работ

Эдуард Сармаев говорит, что ему не очень интересно развивать дело как бизнес, амбиций выстроить империю и обеспечить гигантский охват нет.

— Мне лично достаточно, что студия себя окупает. Так было с момента открытия — мы с супругой рассчитывали зарабатывать себе на зарплаты.

Тем не менее проблем с продажами нет. Напротив, иногда мастерская не справляется с потоком, да и мастера — не самые управляемые сотрудники.

— Мастера — очень капризные люди, хотя те, с которыми мы работаем сейчас, в большинстве зрелые люди. С юнцами мы пробовали — не получается. Они не принимают абсолютно ничего и считают, что все знают: «Я тебя рассматриваю как художественного руководителя, ты учишь меня делать татуировки, а в остальном не учи меня жить!». Но если этот же человек прогуливает работу, опаздывает, приходит с похмелья, конечно, я буду его учить. Ведь он приходит фактически ко мне домой, в то место, о котором я переживаю и пекусь, — говорит Сармаев.

«Слава богу, сынок, только тату»

За годы существования индустрия татуировок очень изменилась, говорит Эдуард: появилось много отечественных производителей красок и расходников, заживляющих мазей, игл, много фестивалей. Но главное — изменилась культура, отношение, и не потребителей — а всех людей.

— Посмотрите, руководителей, готовых принимать на работу сотрудников с татуировками, стало гораздо больше. Есть даже те, кто берет только людей с татуировками. Например, недавно в Rockstar bar прочитал объявление, что ищут людей с креативной внешностью, а наличие татуировок на теле добавляет баллов.

Каждое поколение отличается от предыдущего, а нынешнее вообще оторванное. Кто из нашего поколения думал, что будет делать татуировки на лице?

Причина этой революции — доступность информации и ее повсеместное распространение, и в первую очередь — развитие соцсетей. Татуированные люди везде, даже на Первом канале, но больше всего красивых тел с множеством татуировок — в «Инстаграме».

— Когда я начинал, не было «Инстаграма». Сейчас нам показывают красавцев-качков с татуировками и жгучих красоток с татуировками. Кто не хочет быть такими?

Пик популярности тату еще не достигнут, и вряд ли когда-нибудь в обозримом будущем будет пройден, считает Сармаев.

— Каждое поколение отличается от предыдущего, а нынешнее вообще оторванное. Кто из нашего поколения думал, что будет делать татуировки на лице?! А сейчас вижу это на улицах, вижу по телевизору, вижу в YouTube и социальных сетях. Везде эти модные артисты с татуировками на лицах. Что-то в этом есть, и в прошлом году на фестивале появилась номинация по татуировкам на лице, а ведь этому тренду только год. Но то ли еще будет! — предрекает Эдуард Сармаев. — В отличие от большинства я рад, что мы (имею в виду тату-культуру) еще не дошли до пика и вряд ли дойдем. Мы постоянно движемся, развиваемся. В Европе татуированных людей очень много, очень. Там культура присутствует на протяжении многих поколений. Но даже там до пика не добрались. И что будет этим пиком, я даже не знаю. Наверное, когда каждый придет за татуировкой, а тату на теле только одного человека можно делать годами.

Татуировки — это уже не громкий вызов, громкий — это зашитые пупки, удаленные соски или забитые глаза, говорит Сармаев.

— Татуировка на фоне этих «извращений» — уже милое баловство. «Уф, сынок, слава богу, только татуировка», — так, наверное, говорят сейчас родители. Вы говорите про обнаженную бабушку с татуировками. Но ведь и просто обнаженная бабушка выглядит не очень — с татуировкой или без.

За годы существования индустрия татуировок очень изменилась, говорит Эдуард

Воровская татуировка в тренде за рубежом

Мода на тату не меняется. Это как направления в музыке, которые развиваются параллельно. Так же, как параллельно существуют и тюремные наколки. Правда, этот тип татуировки находит довольно странное отражение в массовой культуре.

— Не знаю, с чем это связано, но воровская русская наколка популярна за границей. Очень много мастеров позиционируют себя как работающих в русской традиционной криминальной татуировке. Я отношусь к этому нормально. Есть мастера, которые занимаются таким видом татуировки только из-за того, что он популярен, но эти специалисты обречены на исчезновение и забвение. А есть и те, по чьим сложным работам видно, что они действительно вкладываются в дело.

Помимо самой тату-студии «Хорошая работа» — это сообщество и обучение мастеров, в это, по словам Сармаева, он вкладывает много сил, потому что работа — это не просто работа, уверен он.

— Многие считают: чтобы быть татуировщиком, достаточно научиться держать машинку в руках и делать полоски на теле. А татуировщик — это не просто профессия, это образ жизни, который не заканчивается за этими дверьми, — говорит Эдуард и продолжает рассказывать о своей работе как о миссии или, по меньшей мере, творчестве. — Мы выходим отсюда, пытаемся понять, что мы сделали хорошо, что плохо в этот день. Мы приходим домой, смотрим соцсети, знакомимся с работами других, перенимаем чужие фишки. Возможно, татуировка — это не занятие на всю жизнь. Возможно, когда-то меня переклинит и я уеду в свой Заинск разводить коз и буду кайфовать от этого. Но сейчас я здесь, и стараюсь все делать по максимуму. Наша жизнь не позволяет просто проживать ее. Мы должны сами строить свое существование. Каждый день я стараюсь творить татуировки так, как не делал вчера. Поэтому, если человек хочет быть лучшим, нужно посвятить всего себя своему делу.

Айгуль Чуприна, фото Максима Платонова
БизнесКейсУслуги

Новости партнеров