Исламское богословие в Советском Союзе: десять фактов о муфтии Габделбари Исаеве

Незаслуженно забытый

Человеческая память избирательна, это правда. Но часто бывает, что избирательна она вполне намеренно, то есть мы специально забываем или замалчиваем что-то из своего прошлого. Такая амнезия в исторической памяти очень характерна и для исламской культуры в России. Мы уже привыкли к тому, что весь спектр идеологических представлений мусульман заключен под зонтиком «богословского наследия», куда через запятую включены имена великих личностей, чьи взгляды и судьбы не встраиваются в привычные схемы.

В своей колонке я бы хотел поговорить об одной личности, чьи заслуги и вклад в то самое «богословское наследие» не просто незаслуженно забыты, но и высокомерно подвергаются сомнению. Речь идет о человеке, который подписывал свои работы так: «паломник двух святынь, носитель Священной Книги, муфтий Габделбари Низамутдин улы Исаев ал-Гайсави ал-Уфави» (1907—1983).

Последние три года я внимательно исследую объемное письменное наследие Габделбари Исаева и уже кое-что сообщал любознательному читателю о его работах в области изучения Корана и переводе Священной Книги на татарский язык. В этой колонке я суммирую некоторые свои наблюдения.

Новые подробности о муфтии

Что нужно знать о Габделбари Исаеве и его вкладе в развитие ислама в нашей стране?

Первое. Исаев был действительно носителем Священного Слова. Уже в раннем детстве Исаев наизусть выучил Коран и в течение всей жизни повторял текст Священной Книги. В своих письмах он сообщает, что успевает повторить весь Коран по памяти в течение одного дня. Кроме того, во всех своих богословских сочинениях Габделбари Исаев приводит цитаты из Корана исключительно по памяти. Видимо, традиции выдавать дипломы выучившим Коран в татарских медресе не было, потому что такого документа в архиве Исаева не сохранилось, да и в целом дипломы известны только у чтецов, обучавшихся за рубежом. Например, известен диплом знаменитого Абу Бакра — кари (чтец Корана, — прим. ред.) из деревни Шаймурза, полученный им в Медине.

Второе. Исаев трижды посетил священные места мусульман в Мекке и Медине. Сначала в 1953 году в составе официальной делегации, затем в 1965 году и, наконец, в 1978 году уже в качестве муфтия. Об одном из своих путешествий Исаев оставил краткие записи в жанре хаҗнамә. Из хаджа он привез книги на арабском языке, а также свидетельство о посещении святынь.

Третье. Исаев успел получить прекрасное исламское образование не только в сельских медресе Башкирии, но и в медресе «Галия» в Уфе, под руководством Зии Камали. В 1927 году, уже при советской власти, Исаев успешно выдержал экзамен в Духовном собрании и получил традиционный указ на должность имама.

Четвертое. Исаев чудом избежал катка репрессий. Несколько месяцев исправительной колонии в 1930 году могли быть только началом. Поэтому по совету муфтия Ризы Фахретдинова он вовремя уехал в Среднюю Азию, работал в Оше и других городах. На родину Исаевы вернулись только в 1934 году.

Габделбари Исаев в Египте

Пятое. Исаев — непосредственный участник Великой Отечественной войны, он был дважды ранен и чуть было не потерял на войне зрение. Несмотря на проявленный им героизм, государство не оказалось щедрым на награды: Исаев получил две медали за Победу как ветеран и медаль за трудовую доблесть.

Шестое. После войны Габделбари Исаев несколько лет был имамом второй мечети в Уфе, затем в Ленинграде (1956—1964), а потом был неожиданно избран муфтием ДУМЕС в Уфе (1975—1980). Должность имама в Ленинграде он потерял из-за бесконечных интриг местных провокаторов. Нечто подобное произошло и в Уфе: после революции в Иране советские власти решили сменить богословов на посту муфтия практичными политиками, поэтому были сняты со своих мест Хафиз-хаджи Омаров в Дагестане и Габделбари Исаев в Уфе. После удаления муфтия со своего поста началась кампания по его дискредитации (якобы у него не было образования, он не знал арабского языка и вообще вредил религии).

Седьмое. Исаев оставил после себя ряд крупных богословских сочинений, сотни проповедей, а также десятки фетв и личных писем с религиозными наставлениями. В течение порядка тридцати лет, вплоть до своей смерти, Исаев работал над татарским переводом Корана (итог — рукопись в полторы тысячи листов), а также над тематическим переводом Корана. Будучи на посту муфтия, он подготовил к печати сборники проповедей и хадисов (в оригинале и переводе), но советское государство не позволило ничему из этого увидеть свет.

Восьмое. На протяжении всей своей жизни Исаев писал стихи на татарском языке и с удовольствием декламировал их на собраниях. Очевидно, это часть той подготовки в медресе, которую получил Исаев, потому что его стихи носят религиозно-этический характер. Хоть они и не идеальны по форме и языку, но зато глубоки по значению и очень важны как исторический источник, потому что в поэзии Исаев раскрывался как личность.

Габделбари Исаев

Девятое. Исаев, как и многие его коллеги того же поколения, считал, что Коран и пророческое наследие являются основными источниками религии. При этом он оставался в рамках ханафитского мазхаба, не отрицал богословскую традицию, но все же предпочитал оперировать напрямую текстами Корана и хадисов. В своих фетвах Исаев обличает народные суеверия и любые проявления многобожия. В этом Исаев разделяет мнение большинства его современников, включая Габделхабира Яруллина, Калямутдина Шангареева и многих других авторов.

Десятое. Исаев в 1947 году обнаружил в селении Стерлитамак один лист из куфического «Корана Усмана». В специальной статье, посвященной этой находке, Исаев пишет, что, скорее всего, это фрагмент рукописи, хранящейся в Ташкенте. Исаев передал этот лист в муфтият, но никто им там не заинтересовался. Лишь когда Исаев сам стал муфтием, то вновь обнаружил этот лист среди других книг и поставил его в рамку для демонстрации гостям.

Серьезные и основательные дела невозможно забыть. Даже если их скрывают или перевирают, рано или поздно они все равно открываются обществу, их польза достигает людей. А ложь и клевета становятся явными. Великие личности не нуждаются в нашей памяти (ведь они, по собственному признанию, совершали свои поступки лишь ради довольства Аллаха), но мы сами нуждаемся в их личностном примере, в их опыте и удивительном мире интеллектуальной мысли, выплескивающейся за узкие края «богословского наследия».