Карл Мюфке: архитектор, построивший самый роскошный особняк в Казани и умерший в нищете

В первом выпуске на примере Иоганна Фридриха Эрдмана была отдана почтительная дань немецкой университетской профессуре, без которой был бы немыслим наш университет. В этом выпуске читателю предлагается рассказ о Карле Мюфке — выдающемся архитекторе, строения которого вот уже более 100 лет украшают наш город.

Alma mater архитекторов и художников

Карл Людвигович Мюфке (он же Karl Hermann Ludwig Müffke) родился 30 января 1868 года в Воронеже в семье Людвига Ивановича Мюфке (он же Ludwig Ernst Benjamin Müffke) и Марии Германовны Столль (Штоль). Разыскания о местах рождения родителей привели нас в Прибалтику: отец родился в современной мызе Яльгемяэ в Харьюском уезде Эстонии, мать — на мызе Заубе в Латвии, там, где стоят угрюмые развалины орденского замка Юнгерсбург. Да-да, именно там было имение Клодтов фон Юнгерсбург, к этому роду принадлежал и знаменитый скульптор.

Чуть подробней об отце архитектора. Родился он 12 апреля 1833 года, после смерти родителей в 1847 году воспитывался у родственника К.А. Вернера и работал у него в аптеке. В 1867 году купил аптеку у И.К. Гофмана. Со временем аптека Мюфке превратилась в крупнейшую в Воронеже, ему также принадлежали завод искусственных вод и одеколона, аптекарско-парфюмерные магазины. Позднее на их основе создана торгово-промышленная фирма «Т-во Л. И. Мюфке и К°». С 1889 года впервые в Воронеже принимал на работу девушек-учениц. Член многих благотворительных обществ. Гласный городской думы (с 1875 года). В 1886 году получил дворянство. Председатель совета лютеранской кирхи (с 1887), умер в 1908 году — вот что знают о нем воронежские краеведы. Для нас этого вполне достаточно.

Карл учился в местной гимназии, после чего, проявив склонность к точным дисциплинам, в 1886 году поступил в Петербургскую академию художеств на архитектурное отделение. В 1893 году, в связи с реорганизацией академии, Мюфке переводится в созданное при ней Высшее художественное училище, которое заканчивает в 1896 году, после чего отправляется в пансионерскую поездку по Европе.

Внимательный читатель наверняка обратил внимание на длительность обучения в училище при Академии. А мне хочется, чтобы он обратил внимание и на качество подготовки архитекторов-художников — такое звание получали успешно окончившие архитектурное отделение училищ.

По счастью, нашлась в одном из научных сборников работа Е.А. Андреевой, посвященная именно этому вопросу. Позволю себе привести пространную цитату, работа настолько хороша, что не хочется сокращать.

«В основе архитектурной школы академии лежало изучение классических образцов. Курс гражданской архитектуры был рассчитан на три года. Вначале академисты штудировали классические ордера, причем в первый год — греко-дорический и тосканский, а во второй — римско-дорический, ионический и коринфский. После этого учащиеся изучали европейские архитектурные стили нового времени. Последние годы под руководством «дежурных» профессоров, сменявшихся каждый месяц, учащиеся занимались решением разнообразных композиций, которые с каждым занятием все более усложнялись. Система обучения являлась классической по форме и по духу. Красноречиво ее охарактеризовал известный зодчий А.В. Щусев, учившийся в 1890-е годы в Академии: «Академия по тому времени была первоклассной школой, которая могла бы соперничать с любой заграничной академией — Вены, Берлина или Парижа. Архитектурные детали классических сооружений были для нас, как для музыкантов гимны и этюды… Только после долгого изучения деталей, ордеров, пропорций студенты приступали к композиции. Архитектурный язык классики становился ясен и понятен до мелочей. В памяти откладывалось то, что считалось наиболее ценным. Вырабатывался свой вкус и чутье к грамоте пропорций, к изысканности линий, усложнялась сущность архитектурного ансамбля, связь отдельных частей, общая мысль здания, расценивалось значение каждой детали, каждого штриха старых больших мастеров».

Специальные предметы разделялись на группу расчетно-математических дисциплин (аналитическая геометрия, своды, строительная механика) и группу строительных, сугубо инженерных (строительное искусство, технология строительных материалов, отопление и вентиляция зданий, строительное законоведение). В расписании вводилась группа предметов, подготавливающих к проектированию, — начертательная геометрия, теория теней, перспектива и ордера, а также предметы историко-эстетического цикла — история изящных искусств, эстетика, археология, всеобщая русская история.

Архитекторам с первых лет обучения читались лекции по математике, физике, химии. Затем вводились курсы технических дисциплин, отвечавших требованиям строительной практики тех лет. Для успешного освоения специальных предметов в 1872—1873 годах был установлен повышенный общеобразовательный ценз в объеме курса гимназии для поступающих.

В летнее время академисты проходили строительную практику, где приобретали практический опыт надзора за кирпичной кладкой, работы над шаблонами и рабочими чертежами.

Весь курс обучения в архитектурном классе был рассчитан на 8 лет. Академия давала серьезное профессиональное образование. «За относительно короткий срок ей (Академии) удалось достичь в преподавании технических дисциплин высокого уровня, и не только уничтожения имевшегося ранее неравенства по сравнению с чисто строительными учебными заведениями, но и добиться того, что воспитанники академии архитектурного класса стали пользоваться заслуженной репутацией сведущих и опытных строителей», — писал историк архитектуры С.С. Бронштейн.

Превосходной школой для будущих архитекторов служили занятия у выдающихся профессоров архитектурного класса: А.И. Резанова (ректора архитектурного отделения), А.И. Кракау, Д.И. Грима, Р. А. Гедике, А.А. Парланда, И.А. Стефанца, ориентировавших своих воспитанников на изучение архитектурного наследия, в частности, итальянского Ренессанса. Соответствующее направление приобрело и учебное проектирование, осуществляющееся в русле так называемого «академического ренессанса». Знакомство с конкурсными проектами, выполненными на малые и большие золотые медали, ныне хранящимися в научно-исследовательском институте Академии художеств, позволяет убедиться в прекрасном знании европейских стилей и архитектуры Возрождения.

Учет успеваемости по графическим и проектным дисциплинам проводился по номерам (первый — высший), а по теоретическим — по пятибалльной системе. После прохождения теоретического курса, выполнения всех заданий и получения малой серебряной медали, которая уже давала право на самостоятельную проектную деятельность, академисты могли соревноваться за большую серебряную медаль. После ее получения будущие архитекторы допускались к участию в конкурсе на малые и большие золотые медали. Большую золотую медаль и пансионерскую поездку за границу получал только один выпускник. Остальные конкурсанты выпускались из академии со званием архитектора классного художника I степени, что давало определенные преимущества в работе и соответствующий чин чиновника 10 класса.

В программах на высшие медали предполагалось разработать крупное сооружение общественного назначения, которое имело бы сложную объемно-пространственную структуру и, соответственно, представительный монументальный фасад. Внутренняя планировка зданий, продиктованная функциональными соображениями, тщательно разрабатывалась, как правило, по классической трактовке пространства с выделением центра. Обязательным условием для выполнения программы являлось решение проектов в формах итало-французского Ренессанса с элементами барокко и классицизма, что соответствовало стилистическому многообразию эклектики.

Большой объем проектной документации (главный фасад, потолочные планы, разрезы, перспектива) выполнялись тушью с использованием акварели. Белилами акцентировались наиболее эффектные фрагменты. Сложное задание позволяло продемонстрировать профессиональное мастерство.

По условиям конкурса, архитекторы должны были в течение 24 часов, не покидая Академии, за отдельными ширмами, выполнить в карандаше предварительное задание, затем составить небольшого размера эскиз, который утверждался советом, и уже на его основе разработать окончательный проект. В конкурсных проектах на золотые медали, как пишет С.С. Бронштейн, «воспитанники академии стремились показать свои знания и умения, приобретенные за годы пребывания в архитектурном классе. Качество выполнения проектов и прорисовки деталей были исключительно высоки и свидетельством о профессиональном мастерстве учащихся академии. На большой высоте находилась и «техническая грамотность» выпускников.

Во всяком случае, все проекты отличались исключительно реальным подходом к решению поставленных задач, знанием конструкций и возможностей строительной техники.

Хотя процесс академического обучения был традиционен и консервативен, однако в целом он давал устойчивые знания и приемы проектирования в тех исторических стилях, которые широко использовались в период эклектики. Начинающий архитектор свободно, по памяти, на основе многочисленных деталей и общих композиций мог составить проект здания любого назначения — собора, церкви, дворца, доходного дома, особняка. Занятия рисунком, акварелью, овладение специальными навыками приемов отмывки тушью, знание теории теней и перспективы давали в руки начинающему архитектору отточенную методику эффектного графического исполнения проектов».

Командировка в Казань

В это время в Казани уже была открыта Казанская художественная школа, административно подчинявшаяся Академии художеств, и успехом увенчалось ходатайство об открытии в школе архитектурного класса. На должность преподавателя этого класса и был приглашен возвратившийся из европейской поездки К.Л. Мюфке. С 1898 года по 1900-й преподавание он совмещает с заведованием школой. Мало того, ему же поручается составление проекта и руководство строительством собственного здания школы. Карл Людвигович блестяще справляется с поручением, и Казань получает одну из своих архитектурных жемчужин.

Попечитель Казанского учебного округа удовлетворяет прошение Мюфке о занятии вакансии архитектора Казанского университета. Ему поручается произвести существенные перестройки в главном здании, выполнить проект и руководить строительством западного пристроя к нему. Кроме того, им были составлены проекты восточного пристроя к тому же главному зданию для анатомического, физического, химического и гигиенического институтов, не осуществленные в связи с начавшейся в 1904 году русско-японской войной.

Практически одновременно Карл Людвигович получает частный заказ от обучавшегося в то время в университете Алексея Константиновича Ушкова, сына миллионера и мецената К.К. Ушкова и племянника основателя крупнейшей в России группы химических заводов Петра Капитоновича Ушкова, скончавшегося в 1898 году. Этот дом должен был стать свадебным подарком студента А. Ушкова его невесте Зинаиде Николаевне Высоцкой, дочери профессора хирургической патологии Казанского университета. Ушков покупает дом казанского купца Романова и поначалу там размещается госпиталь для раненых воинов.

После окончания войны начинается строительство невиданного до того в Казани по роскоши особняка. Сейчас в этом здании разместилась часть Национальной библиотеки РТ. Розовая гостиная (отдел абонементов) радует глаз веселой росписью, в мир ислама погружают комната и соседнее с ней помещение в эркере, выполненные в мавританском стиле. Во времена Ушковых мавританский колорит этой комнаты подчеркивали развешанные по стенам ятаганы, сабли, кинжалы. Это бывшая курительная комната, а в настоящее время зал выставок. На великолепных дверях многократно повторено изображение тугры турецкого султана и надпись «Нет Бога, кроме Аллаха…».

С особняком тесно связано имя Евгения Константиновича Завойского — он жил в одной из комнат двухэтажного, ныне снесенного флигеля во дворе. Именно на время жизни в этом флигеле падает открытие выдающимся физиком явления ЭПР — электронного парамагнитного резонанса.

Отдельного рассказа заслуживают витражи на лестнице работы мастерской Шарля Шампиньоля-сына, представителя славной династии французских витражистов. Скорее всего, Карл Людвигович свел знакомство с ним еще в ходе своей пансионерской поездки по Европе. Надо сказать, что он вовремя успел сделать заказ: в октябре 1905 года Шампиньоль скончался.

Конечно, какому-нибудь избалованному петербуржцу ушковский особняк покажется нелепой купеческой претензией на роскошь Юсуповского дворца. И если по-честному, то так оно и есть. Достаточно сравнить те же шампильоновские витражи у Ушкова и в Секретарской Юсупова, не говоря уже о других интерьерах. Но к востоку от Москвы в то время особняка роскошней не было — это факт.

На бывшей Кирпично-Заводской (ныне ул. Хади Атласи) сохранился собственный дом архитектора — симпатичный двухэтажный особняк, проданный потом уехавшим в Саратов К.Л. Мюфке Казанскому институту коммунального строительства.

Голодная смерть

Итак, впервые в этих заметках упомянут Саратов — город, где во всю ширь развернулись недюжинные способности архитектора Мюфке. Что бы там ни говорили, но лучшие постройки Мюфке все же находятся в Саратове. Дом Ушковой — бонбоньерка, изящная снаружи и богато украшенная изнутри. Пристрой к Казанскому университету, как бы он ни был хорош, — это все-таки пристрой. Казанская художественная школа — интересное, очень добротное, но уже к тому времени художественно устаревшее, на мой взгляд, строение. Саратовский же университет — тоже, конечно, на мой взгляд — само совершенство.

Но здесь, к сожалению, приходится обрывать рассказ о Карле Людвиговиче — саратовская часть жизни зодчего в заметки не втискивается. Коротко скажем лишь, что когда казанскому профессору В. Разумовскому поручили организацию нового Николаевского университета в Саратове, то его строителем он не колеблясь выбрал К.Л. Мюфке и не ошибся.

Читатель заметит, что совершенно обойдена личная и семейная жизнь архитектора: она была несчастлива, и не хотелось бы лишний раз ворошить ее детали. Выдающийся русский зодчий закончил свои дни покинутый родными, в одиночестве, в голодном 1933 году.

Директор научной библиотеки Саратовского университета Вера Александровна Артисевич вспоминала:

«В марте 1933 года Мюфке скончался. Это было страшное время. В городе тогда очень часто можно было видеть мертвых, которые лежали прямо на снегу. К.Л. Мюфке, как и многие другие в ту пору, умер от голода, от сильного истощения...».

«Похороны были очень простыми, — свидетельствует В.А. Артисевич, — за гробом шли всего три человека: Амброжий Николай Михайлович, химик по специальности, а в то время председатель месткома, Белорусова Александра Михайловна — бухгалтер университета, одна из старейших работников, и я. Больше никого не было».

Надо отдать должное нынешним саратовцам: они чтут память Карла Людвиговича. Его именем названы сквер и бульвар, на здании университета и на собственном доме архитектора помещены мемориальные доски.