Виктор Степанцов: «Мне говорили: «Это что угодно, но только не театр!»

— Вы владелец трех предприятий, и одно из них — театр, который вы тоже считаете бизнесом. Как будто не самый простой способ заработать...

— Простых способов заработать вообще не существует. Есть понятие легкие деньги и трудовые. Но легкие деньги как приходят, так и уходят.

— Но театр — это финансово успешное предприятие?

— Да, это прибыльное направление. Но у меня все детища любимые. Театром я занимаюсь, общепитом, туризмом или общественной нагрузкой — не имеет значения. Раньше к театру я не имел отношения, больше 25 лет работаю в туризме. Но если в прошлом туризм — это походы и палатки, то сейчас туризм понимается как познание культуры. Театр — это культура и есть. Мне интересно ездить и наблюдать, какие новые постановки идут в театрах мира.

— Есть чем вдохновиться?

— Честно говоря, порой я вижу довольно простые примитивные постановки. Приятно, что к нам иногда приезжают иностранцы, чтобы перенять опыт. Немцы приезжали из муниципального театра, посмотрели спектакли пластического жанра «Одержимый», а потом «Примадонны». У них вызывал интерес успех частного театра. Многое, что берется из-за рубежа, не совсем подходит по морально-этическим устоям России. В данном случае я являюсь консерватором. У нас частный театр, и мы тоже могли бы позволить себе что угодно. Но у нас есть линия, за которую мы не переступаем. Например, мат у нас запрещен, ниже ватерлинии мы не работаем. Я считаю, что если кому-то такое интересно, он может поставить это в другом месте. Бывают предложения о прокате спектаклей, но если они по этическим и эстетическим соображениям меня не устраивают, я отказываю.

«Сейчас у нас одна из самых удобных площадок для стендапа в городе, у нас «намоленное» место. И я слушаю ребят на «открытом микрофоне» и понимаю, что им не хватает мастерства, знаний». Фото vk.com/teatrnabulake

— Вы в интервью всякий раз об этом говорите, но как можно зарекаться, мол, мы никогда не покажем «обнаженку» и не будем говорить матом, если появится художественная необходимость? Тем более, это современный театр.

— Сейчас у нас одна из самых удобных площадок для стендапа в городе (стендапы проходят в кафе «Театрал», принадлежащем Виктору Степанцову, находится в одном здании с театром, — прим. ред.), у нас «намоленное» место. И я слушаю ребят на «открытом микрофоне» и понимаю, что им не хватает мастерства, знаний. Отсутствие словарного запаса они заменяют матом. Есть великие актеры, у которых мат присутствует, но на то они и великие, мат в их речи просто не замечаешь. Продукт должен быть качественным. Мы ведь до сих пор для многих — белая ворона, и я вижу самые разные отзывы о наших спектаклях. Но мне важны те, что написаны если профессионалом, то по делу, а если непрофессионалом — то от души. Мне запомнилось, это было очень давно, как к нам в театр пришли мама с дочкой в платьях в пол, и они говорили: «Это что угодно, но только не театр». Но был и другой отзыв. Театралка с 40-летним стажем писала: «Лет 10 не видела спектакль, который рвал бы сердце, как 100 лет назад Ленком. Браво, настоящий театр!». Это высказывание театралки говорит мне гораздо больше, чем просто пафосное поверхностное высказывание. Каждому свое.

— Ее высказывание тоже попахивает пафосом — как она может знать про то, что было 100 лет назад в Ленкоме…

— Не соглашусь. Как-то разговаривал с парой зрелого возраста, они впервые за долгое время пришли в театр. И первое, что они спросили: «А у вас кричат?». Они объяснили, что время от времени включают канал «Театр» на телевидении, а там все орут и орут. Я тоже замечаю, что сейчас все ударились в лаборатории, и в этих экспериментах, пришедших к нам из-за границы, все время что-то орут. Возможно, там такая спокойная жизнь, что им не хватает крика. У нас в стране эмоций и без того выше крыши. 90 процентов зрителей, которые к нам приходят, отказываются смотреть драмы. Они устали, хотят отдохнуть. Да, у нас есть спектакли, от которых челюсти болят от смеха, но есть и такие, с которых зритель уходит с лицом, мокрым от слез.

— Когда говорите о лабораториях, вы киваете в сторону других частных театров вроде «Угла»? Ваш взгляд на творчество сильно отличается?

— Я всегда утверждаю, что хорошо, когда в городе много театральных площадок. Это значит, что у творческих натур появляется возможность себя реализовать. «Театр на Булаке» ведь тоже родом из лабораторий, можно сказать. «Угол» — интересная площадка, где люди могут поработать на интересных профессиональных тренингах с профессионалами творческих профессий. «Угол» имеет возможность приглашать мастеров театральной и не только театральной жизни. Но я все-таки имел в виду другое. Я внимательно читаю о том, что происходит в России с театрами, в частности с Серебренниковым, с Райкиным. Я согласен, что нужно к чему-то стремиться, надо себя испытывать, находить новые формы. Но за чей счет? Стали забывать о том, что все новое — это забытое старое. Если это лаборатория, пожалуйста, творите, но если платит государство, то оно должно получить продукт. А если вы решили потешить себя, поэкспериментировать, то за свой счет.

«90 процентов зрителей, которые к нам приходят, отказываются смотреть драмы. Они устали, хотят отдохнуть. Да, у нас есть спектакли, от которых челюсти болят от смеха, но есть и те, с которых зритель уходит с лицом, мокрым от слез». Фото teatrnabulake.ru

— А с Серебренниковым эксперимент за бюджетный счет не удался, по-вашему?

— Нет, там абсолютно другое. Вопрос не в деньгах. Вопрос в морали. Есть выражение: «Кто девушку одевает, тот ее танцует». Если государство платит, оно имеет право спросить, на что ты тратишь деньги, что ставите, что смотрят? За свои деньги ставьте, что угодно. Вспоминается, как в Сыктывкаре «Гамлета» давали. Гамлет насиловал Офелию очень долго в разных позах на красном рояле. На режиссера подали в суд, а на вопрос: «Для чего вы это делали?», он ответил: «По-другому никто бы не пришел». Режиссер решил: чтобы собрать зал, нужно показывать обнаженку.

— Хорошо. А если он это делает не чтобы собрать зал, а чтобы выразить свою художественную мысль?

— За свои деньги.

— То есть государственный театр — это обязательно классический театр?

— Конечно. Есть нормы приличия. Норма — это мальчик и девочка. Остальное не норма.

«Если бы мы ставили фривольности, наверное, нас принимали бы лучше»

— За восемь лет, что существует ваш театр, вы постепенно приобретали черты зрелого классического театра. Согласны с этим?

— А что такое классический театр? Нашему репертуару и объему спектаклей позавидуют многие театры. Если мы начинали с комедии положений, то сейчас у нас есть спектакли и классического, драматического плана. Со словами коллег о том, что мы ставим только бульварные пьесы, я бы поспорил. Тогда и казанский ТЮЗ ставит бульварные постановки. У нас есть «Оскар и розовая дама» и у них. Мы поставили «Мсье Ибрагим», они ставят «Господин Ибрагим». Есть категория зрителей или критиков, а также псевдокритиков, которые пишут: «Я бы не называл это театром». Но тогда что такое театр? Театр — это когда ты видишь одно и то же: один поворот головы, один вздох, один взгляд? То есть академический театр? Или ты должен зарасти плесенью? Или что? Здесь не должно быть юмора, видеоряда? Что они подразумевают? Если бы мы ставили более фривольные спектакли на актуальный лад, так, чтобы по всей России прогреметь, думаю, тогда бы нас приняли. Но нам нравится, что мы делаем.

— Вы как будто с горечью говорите о том, как критики на ваш театр реагируют. Задевают вас их слова?

— Да нет. Что такое критик? Я недавно был на круглом столе, где говорилось, что главный критерий успешности спектакля — когда совпадает мнение критика и зрителя. Но это разные задачи. Критику, насмотревшемуся всего и вся, все кажется банальным. Зритель воспринимает душой и телом: верит или не верит. Поэтому мое мнение очень простое: наш театр существует не для критиков, а для зрителей. Когда меня пытаются убедить, что вкусы приедаются, мне смешно. Вкусы не приедаются, просто натуральное заменяется искусственным. Раньше мы ели сгущенку из натурального молока от коровы, которая ела траву на поле, и в него добавлялась натуральная ваниль. У нас в театре натурально, это видно, если почитать отзывы. Люди ведь не дураки, не быдло. Есть зрители, которые приезжают к нам на спектакли из другого города в течение пяти лет, есть зритель, который смотрел спектакль «Зимы» 40 раз.

«У нас в театре натурально, это видно, если почитать отзывы. Люди ведь не дураки, не быдло. Есть зрители, которые приезжают к нам на спектакли из другого города в течение пяти лет, есть зритель, который смотрел спектакль «Зимы» 40 раз». Фото teatrnabulake.ru

— Вам можно возразить: ориентироваться на массовый вкус — это для театра хорошо ли? Вам ведь, наверное, не хочется называть себя попсой.

— А Beatles — это попса? Конечно. Но есть популярная музыка, а есть музыка, извините, г… но. Мне нравится популярная и интересная музыка. Есть люди, которые слушают только классику, и я с удовольствием ее слушаю, но только ее слушать — я устаю. С удовольствием послушаю рок, поп музыку и даже шансон. Но дозировано. И есть музыка, от которой уши вянут, а есть та, от которой ностальгируешь. Еда может быть хорошей и плохой, простое пюре может быть воздушным, а может быть с комочками. То же в театре. Тот зритель, который приходит к нам, ему не надо ничего доказывать, объяснять, плохо или хорошо. Есть спектакли и в Большом театре, с которых ползала вставало и уходило. Есть спектакли, которые получили «Золотую маску», но не продержались в репертуаре и месяц. А к нам зритель почему-то идет. А у нас что, разве золотые балясины? Разве у нас парадная, к которой можно на карете подъезжать? Нет, старое убогое здание бывшей швейной фабрики, требующее ремонта, но что-то есть и для молодых зрителей, и для пожилых.

— У вас театр хоть и молодежный, но вы говорили, только 20 процентов зрителей молодого возраста приходит к вам. Как так получается?

— Сейчас уже немного больше. Я не понимал, почему. А потом услышал от взрослых людей: ну почему нас заставляли читать книги и смотреть спектакли, которые мы не понимали? Почему в наше время такого театра не было? Они сейчас приходят к нам в театр и восполняют то, чего недополучили. Мы поставим классические спектакли по Чехову и Достоевскому. Но для того, чтобы спектакль твердо стоял на ногах, нужны средства. Легко рассуждать о постановках с пафосом: «Это у вас коммерческие постановки», когда сидишь на бюджете. У нас нет бюджета. Мы живем только за свой счет. Да, среди наших спектаклей есть кассовые, но на некоторых я не рассчитываю получить кассовый сбор.

— А этот упрек справедлив? Вы действительно задумываете часть спектаклей для того, чтобы получить кассу?

— Конечно. Но, честно говоря, я не считаю, что нам, театрам, вообще нужно друг с другом конкурировать. Нам нужно конкурировать с кинотеатрами, с торговыми центрами — местами, куда уходит наш потенциальный зритель.

— Зачем же вы кино так обидели?

— Нет, я не обижаю. Просто я считаю, что билет в кино должен стоить 100—200 рублей, а в театр — 2000, 5000, 10 000, потому что здесь люди играют вживую.

«Есть нюанс, от которого зависит будущее театра — останемся ли мы на этой площадке. Зданием распоряжается АСВ, и оно будет выставлено на продажу. Хотя с ним много подводных камней (это часть жилого помещения, оно требует большого ремонта), я рассматриваю разные варианты». Фото visit-tatarstan.com

Зданием театра распоряжается АСВ

— Какая у вас заполняемость?

— Загрузка у нас в среднем 80—85 процентов. Но у нас ведь небольшой зал, если бы был зал на 500 посадочных мест, была бы, возможно, другая картина. Но меня устраивает то, что есть, я доволен. Я не сижу на месте, и у меня есть два проекта, которые очень хочу реализовать. В новом году мы откроем еще одну камерную площадку, пока не скажу, где. Там зритель сможет посидеть с бокалом шампанского, ведь есть спектакли, где этого хочется (как кабаре, как «Мулен-руж»). Про второй проект скажу еще меньше, но он должен перевернуть мысли о театре. Его можно назвать 5D, там зритель будет погружен в происходящее. Помните фильм «Парк Юрского периода», когда люди бегут, а рядом с ними бегут динозавры? Я хочу вызвать такие эмоции. Я хочу сделать продукт, который будет конкурировать с гаджетами (VR-очки, — прим. ред.). На мой взгляд, ничто не заменит игры актеров.

— И в какой срок вы планируете реализовать эти проекты?

— В течение следующего года. Но есть нюанс, от которого зависит будущее театра — останемся ли мы на этой площадке. Зданием распоряжается АСВ, и оно будет выставлено на продажу. Хотя с ним много подводных камней (это часть жилого помещения, оно требует большого ремонта), я рассматриваю разные варианты, в том числе его покупки, но это будет зависеть от цены вопроса. Возможно, попробуем кредитоваться, искать спонсоров или поддержки. Мы сейчас якорный арендатор, мы здесь почти восемь лет и ни разу не задержали арендную плату, поэтому я рассчитываю остаться здесь надолго, и от этого зависит развитие и перспектива всего театра.

— Но прежде вы говорили еще об одном ограничении наращивания масштабов — актеров не хватает.

— Не хватает актеров, но не только их. Вообще хороших специалистов не хватает: осветителей, звуковиков. Мне очень нравится приводить как пример командной работы и профессионализма передачу «Тачка на прокачку». Вот это — командная работа, когда ребята берут старую развалину и превращают ее в шедевр — вот это театр! Это театр, потому что это по-настоящему, и это поет. Я ведь изначально не из театральной среды, и вижу, что она не очень дружная. Хочу посоветовать всему театральному сообществу: будьте искренни и будьте добрее друг к другу, ведь вы несете добро.