Роман Егоров, «Ромино»: «Когда говоришь, что никогда не продашь бизнес, — значит, закапываешь себя заживо»

Попрощался через Facebook

— В соцсетях вы сообщили о том, что уходите из своего бизнеса в новый проект, который будет совсем не связан с бизнесом. Сотрудникам вы рассказали о своем решении в тот же день, что и подписчикам своих аккаунтов?

— Да. Сотрудникам, клиентам, партнерам. Для меня было важным не допустить распространения слухов. Ну и, конечно, поблагодарить всех, кто так или иначе был связан с салонами «Ромино».

— Вы считаете, что ваш бизнес уже подошел к своему финалу?

— Еще в середине года у меня были планы и договоренности о расширении партнерства и здесь, и в Крыму. Но параллельно я осмысливал себя, думал, чем готов заниматься дальше. Решение выйти созрело, и оно никак не связано с экономической ситуацией в стране или финансовым состоянием фирмы. Которое, кстати, весьма устойчиво.

— То есть закрываете прибыльный бизнес?

— Сейчас «Ромино» довольно хорошо себя чувствует. Но когда руководишь бизнесом, да еще в премиум-сегменте, прибыльность не является единственным показателем успешности. Сегодня не те времена, чтобы говорить о сверхприбылях. Много лет предпринимательства приучили меня к тому, что случаются разные ситуации. Бывает, думаешь, что бизнес разорен, но это значит только, что надо сжать зубы. Для меня никогда не были проблемой операционная убыточность или кэш-разрыв. У меня хватает собственных средств, чтобы дофинансировать бизнес в случае необходимости. Есть и сложившаяся репутация, которая позволяет привлекать дополнительные ресурсы. Кстати, в кризисные моменты деньги не единственный ресурс, который нужно пополнять.

Когда руководишь бизнесом, да еще в премиум-сегменте, прибыльность не является единственным показателем успешности. Сегодня не те времена, чтобы говорить о сверхприбылях

Иногда новая информация, новые знания о рынке, новый взгляд на ситуацию дают энергию для роста. Например, так было в 2007 году — я почувствовал, что не хватает моего образования инженера-механика КАИ, отучился в университете на экономфаке, по специальности «финансовый менеджмент». Когда не хватало знаний по бизнесу, я стал посещать тренинги самых именитых тренеров. В свои неполные 52 года я все время учусь и делаю что-то новое.

«Сидеть и ждать дивидендов — не хочу»

— А с чего вы начинали предпринимательство?

— Все началось в 1992 году, это самое начало бизнеса в России. Я окончил институт, и во время учебы работал токарем, слесарем на Пороховом заводе. Потом работал на заводе ЖБИ-4 за копейки, потому что там обещали дать квартиру. Когда началась свистопляска в политике и экономике, естественно, ни о какой квартире речь уже не шла. На заводе я дослужился до начальника энергоцеха в 20 с небольшим лет, и все равно, когда понял, что мне ничего не светит, ушел, потому что у меня была семья, маленький ребенок. Так что да, бизнесом я занялся потому, что мужчина должен обеспечивать семью.

Времена были легендарные, пришлось попробовать разное, но сфокусировались на торговом оборудовании (витрины, прилавки, палатки), тогда уличная торговля расцветала. До кризиса 98-го года мы импортировали оборудование, в основном из Польши. А в кризис доллар вырос сначала в два, потом в три, а потом и в четыре раза. Благодаря бизнесу по продаже продовольствия, который у нас тоже был, удалось выстоять, ведь продукты люди покупать не перестали. А вот спрос на торговое оборудование превратился в ноль. Кредиты были долларовые, взяты на частное лицо, поскольку государство в то время не кредитовало бизнес, проценты огромные. И когда доллар вырос в четыре раза, это был удар ниже пояса. Но мы выкарабкались, выполнили все свои обязательства. И, вопреки здравому смыслу, сейчас я с удовольствием вспоминаю тот крайне тяжелый период.

Тогда с импортом решили завязать. Население было неплатежеспособно. Оказалось, дешевле производить здесь, и мы открыли свое производство.

— Что это было за производство?

— Производили оборудование для уличной торговли: обеспечили всю Казань палатками, делали шатры для «Красного Востока». Арендовали помещение на «Тасме», где развернули металлоцех, цех порошковой покраски, пошивочный участок. Потом начали делать и мебель: был запрос рынка, и оборудование позволяло. Стали производить кухни, шкафы-купе, открыли выставочный зал (торговый зал «Мастер»), «встали» в нескольких торговых центрах. А в 2010 году ситуация снова развернулась: доллар и евро подешевели, арендодатели стали поднимать аренду, зарплаты выросли, резко выросла себестоимость.

Я выбрал итальянскую мебель. Если живешь в Италии, невозможно создать что-то некрасивое

— И тогда вы создали новый красивый бизнес?

— Да, я решил, что взял из производственного бизнеса все, что мог. Кроме производственного, был у меня и финансовый бизнес, из которого я уже вышел, было предприятие по ремонту деревянных окон, была и оптовая, и розничная торговля. Сидеть и ждать, чтобы капали какие-то дивиденды, — этот путь мне никогда не нравился. Поехал на выставки, объехал все, какие только смог: в Москве, в Турции, в Милане, был на нескольких выставках в Китае, Гонконге, в Кельне, еще нескольких странах. Передо мной встал выбор — продавать элегантную итальянскую мебель, но мало и очень дорого, или дешевую имитацию китайского производства, которая сулила хорошую прибыль.

— А чем же вам не угодили китайцы?

— Китайцы беззастенчиво копируют чужие разработки. Они бич всех выставок, на любой из них 80% посетителей — китайцы. Из-за них экспозиции запрещено снимать на фото и видео, потому что посетители из Поднебесной прямо с рулетками ходят, все измеряют, записывают, фотографируют. Могут и чужой логотип разместить, если заказчик попросит.

И ведь это касается не только мебели — всего. К сожалению, когда мы говорим о Китае, мы часто имеем в виду не вещи, которые созданы великими мастерами, а сворованную идею, реализованную в деревне. Люди трудятся, разрабатывают дизайн, а кто-то пришел и все скопировал. И ладно, сделал бы хорошо… А он роняет марку.

В 2013—2014 годах к нам приходили покупатели и требовали коробки из-под мебели, потому что появлялось все больше подделок, и пара салонов в Казани этим грешили. Отчасти из-за этого тренда я стал выкладывать видео на YouTube — цикл о двух больших поездках по фабрикам Италии, и вести постоянную рубрику на местном телевидении. Я лично знаю практически всех владельцев итальянских фабрик, и мне хотелось показать производство клиентам.

— Вернемся к выбору сегмента. То есть прибыль, которую можно было заработать на сотрудничестве с китайскими производителями, вас не прельщала?

— Была такая мысль, но когда я съездил в Китай, посетил несколько выставок, походил по их «Городу мебели», я понял, что это все-таки не для меня. Не хотелось лукавить перед потребителем. И не хотелось работать на потребителя, которому не важны качество и эстетика.

За последние пять лет конкурентов сильно убавилось. Люди посчитали, что проще получать прибыль в другом деле. Мы идем по западному пути, где 20% рентабельности — это уже хорошо. А для некоторых бизнесов и 3% неплохо

И я выбрал итальянскую мебель. Если живешь в Италии, невозможно создать что-то некрасивое. Это если ты в Китае, то видишь либо поле с рисом, либо небоскребы. Да, там древняя культура, но она нам не понятна, не близка. Возможно, я поступился некоторой прибылью, но если даже от красивого бизнеса устаешь, то не представляю, как долго можно заниматься нелюбимым делом.

— 2011 год был успешным моментом, чтобы выйти на рынок мебели премиум-сегмента?

— Нет, сливки были сняты еще в конце 90-х годов. Но было желание, были знания. А главное, мне самому очень нравилась эта мебель. На отсутствие клиентов мы никогда не жаловались, хотя в чем-то приходилось прокладывать дорогу самостоятельно. Например, отучать покупателей от «помпезно-понтового» стиля.

— А рынок в вашем сегменте насыщен?

— За последние пять лет конкурентов сильно убавилось. Люди посчитали, что проще получать прибыль в другом деле. Мы идем по западному пути, где 20% рентабельности — это уже хорошо. А для некоторых бизнесов и 3% неплохо. Людей, которые открывали салоны в поисках больших и легких доходов, такая прибыль не устраивает, поэтому случайных в этом сегменте нет.

Бизнес для жестких и решительных

— Вы часто говорите, мол, человека должны окружать красивые вещи. Вас родители к этому приучили?

— Можно ли было в 70—80-е приучить к чему-то красивому? Скорее, причина в том, что мама и все мое окружение прививали желание учиться и жить честно. Когда появилась возможность выезжать за рубеж, мне всегда было интересно, что там нового, интересного, чему можно научиться. Если у нас принято одеваться в темное и хмуриться, можно попробовать присмотреться к тем, у кого принято улыбаться и одеваться в яркие цвета. Сейчас я много путешествую, изучаю, как устроена жизнь в других странах. Мне важно не просто увидеть что-то хорошее, но и понять, почему у них это получилось. Можно ли перенести этот опыт в Россию? Кстати, при честном взгляде на жизнь «у них», оказывается, не все так просто, очень многие вещи в России лучше.

— А если говорить не о государственном устройстве, а о людях? Есть что-то, что вам лично не нравится в иностранцах?

— Многое. Например, их чрезмерная экономность. У меня другой подход. Я считаю, что не нужно бояться больших расходов, нужно бояться маленьких доходов. Не знаю, насколько этот подход универсален, но для меня любая вещь должна быть красивой и качественной. Вот вы сидите на стуле, по большому счету в нем ничего яркого, вычурного или оригинального нет, но он стоит 50 тыс. рублей. Его цена такова, потому что у него никогда ничего не произойдет с кожей, никогда не разойдутся швы, у него очень удобный угол посадки, и у сидящего не разболится спина. Над этим стулом хорошо поработали дизайнеры, мастера. За качество нужно платить, пусть ты получишь меньше, да лучше. Я сам так считаю и стараюсь донести эту мысль до других. Есть знаменитая цитата Черчилля: «Мои вкусы просты. Я легко удовлетворяюсь наилучшим». Так вот, наши вкусы похожи.

Когда все идет и все получается, мне становится скучно. Я, скорее всего, заточен под стартаперский подход, когда нужно постоянно принимать решения

— А в бизнесе вы часто принимаете решения, что называется, по велению души?

— В мелочах бывало: например, я мог включить в ассортимент красивую, но невыгодную с точки зрения продажи мебель. Но если говорить о глобальном, то тут вступает в силу другой постулат: бизнес, который нельзя продать, — это не бизнес, а эмоции. Я ведь ответственен за свою семью, своих подчиненных, я не могу все разрушить своими руками в угоду настроению. Бизнес — он для людей как минимум жестких и решительных, ведь решения и ситуации бывают самые разные. И в 90-е, и сейчас. Моя внешняя мягкость не должна вас обманывать, я принимаю очень жесткие решения и, наверное, поэтому так много лет в бизнесе.

— Какое самое жесткое решение приходилось принимать?

— Решение закрыть бизнес — чем вам не жесткое? Помимо этого, я не раз и не два рвал все отношения с бизнесменами, нарушившими обещание, свое честное слово. Считал и считаю, что для предпринимателя это недопустимо, и автоматически вычеркиваю таких людей из круга общения. Резко, непримиримо.

— Вы несколько раз начинали и закрывали бизнесы. Легко ли даются такие решения?

— У каждого «закрытия» своя история. В бизнесе по производству мебели к моменту закрытия все было достаточно плохо. Сейчас, с высоты новых знаний и опыта, я понимаю, что принимал неправильные бизнес-решения в плане продвижения. Но основная причина была в том, что пришли федеральные сети, конкуренцию с которыми нельзя было выиграть честно. Кухни в «Леруа Мерлен» стоили 5 тыс. рублей! Это сильно ниже себестоимости. Их политика — демпинговать, чтобы «гасить» конкурентов, и они имеют на это право, у них такая возможность есть. Но у нас сил противиться этому не было. Что касается нынешнего бизнеса, мысли о выходе из него ходили давно. Я обдумывал, стоит ли чем-то еще заниматься или вести «Ромино» до пенсии. Но что-то перевесило. Жестко? Конечно. Но когда человек говорит: «Это мое детище, и я его никогда не продам», — это значит, что он закопал себя заживо.

— Все-таки что перевесило у вас, усталость?

— Я ведь готовлюсь к новому проекту, поэтому усталостью это точно не назовешь. Наверное, дело в том, что когда все идет и все получается, мне становится скучно. Я, скорее всего, заточен под стартаперский подход, когда нужно постоянно принимать решения. Долго находиться в одном деле я не хочу, а если оставлять оперативное управление, то дело это перестанет быть лучшим. Возможно, если бы у меня не было новых идей, я бы продолжил работать с мебелью. Но они появились. И есть желание отдаться новому проекту полностью.

— Что это за идеи, что за проект, ради которого вы закрываете успешный бизнес?

— Проект можно выводить в свет, когда он готов, а сейчас он еще в стадии формирования, отладки процессов. Поэтому пока я о нем не хочу говорить.

— А неужели с бизнесом вы совсем «завязали»?

— Сейчас я думаю именно так.