Тени Рафаэля Хакимова: плечо Шаймиева, завещание отца и надуманная «Зулейха»
«Реальное время» публикует новый отрывок из книги директора Института истории им. Марджани
Директор Института истории им. Ш. Марджани Рафаэль Хакимов подготовил для «Реального времени» новый отрывок из своей мемуарно-аналитической книги «Шепот бытия», которую он продолжает писать. Сегодня колумнист нашей интернет-газеты представляет на суд читателя еще две главы — «Двойная тень» и «Странная Зулейха».
Двойная тень
Журналисты порой спрашивают: «Вам не обидно быть всегда в тени, то отца, то Шаймиева, ведь и сами самодостаточны?»
Не сказал бы, что это меня как-то задевает или тяготит. Последние годы жизни отца я выполнял функцию секретаря. Каждое утро на своем столе обнаруживал новые стихи с примечанием на углу «3 экз.» или статью с припиской «перевести на русский язык». Так я стал первым читателем поэзии отца и заодно набил руку на переводах. Сегодня меня коробит от русского языка нынешних журналистов. О содержании вообще молчу.
Как же я был удивлен, когда из Центризбиркома республики мне принесли его портрет в подарок: «Что это?». Оказывается, в Центризбиркоме выставили галерею портретов бывших председателей. Среди них оказался и мой отец. Ничего себе. Я вообще знать не знал. Скромность запредельная, а ведь должность не самая последняя.
Отца за творчество наградили целым веером орденов, кроме Героя — отказался, там надо было соглашаться на должность председателя Союза писателей. Он отказался, не хотел быть чиновником. Про одного перспективного молодого поэта, который получил повышение, сказал: «Еще один поэт умер».
В чем намек? Надо быть адекватным предназначению. Бизнесмен должен делать свое дело — не зарабатывать, а реализовывать бизнес-проекты, улучшающие нашу жизнь, дело политика — в организации общества, журналист должен адекватно описывать действительность, как она есть, а стихи пишет поэт. Стихи пишут не те, кто умеет рифмовать, а кто иначе не может жить.
В 60-е годы у нас не было своей дачи, мы снимали комнату у Лебяжьего озера на лето. Я просто пропадал на озере, а отец нашел себе пенек и писал стихи — лучшее из всего. Он за эти стихи получил и тукаевскую, и горьковскую премии, звание народного и т. д. и т. п. Тогда эти премии еще что-то значили. Для поэта важно иметь свой пенек и не быть чиновником.
Однажды на праздник Победы его все же заставили надеть все ордена. Он охал-ахал, что, мол, костюм попортится, но надел. Это единственный случай. Не то чтобы он не уважал ордена, он думал, чтобы осталось его имя, ведь ордена и должности забудутся.
Я лучше многих знаю реальный вклад Минтимера Шариповича в нашу историю. Не думаю, чтобы кто-то стал вспоминать его награды. Он сделал себе имя.
Я знаю свой вклад. Не хочу об этом говорить. Еще есть время для завершения начатого дела.
Какая тень? Разве в этом дело.
В 90-е решалась судьба Татарстана на многие годы вперед. Кто-то собирал собственность, строил коттеджи, собирал дорогие иномарки, а мне нужно было просто оставить свое имя. Это, конечно, не капитал, но во всяком случае не стыдно. Мне отец никогда не говорил слова «Нет», единственное наставление от него услышал: «Никогда не будь чиновником». Я старался как мог. У меня была возможность сделать карьерный рост и в Казани, и Москве, но я помнил слова отца — «Не будь чиновником!».
В команде М. Шаймиева я не был чиновником, то есть к деньгам не имел отношения, судьбы конкретных людей не решал. На пути развития республики в какой-то мере влиял. Меня часто обвиняли: «Ну ты сепаратист, отщепенец. Надо, мол, думать о России». Пытался. Во-первых, не могу повлиять. Во-вторых, они там дела так замутили — не разгребешь.
Чиновник — он думает только о своем кресле. Поручения он тут же отправляет вниз, а снизу вверх идет отписка: «Принято к сведению!» И все! После 2000 года все стали смотреть наверх — что ТАМ решат. Вертикаль власти — это полная безответственность и всеобщая коррупция. Скучно. По жизни скучно.
Самое трудное в работе советника — брать на себя ответственность. Кругом все подсказывают, как правильно жить, стукачи, как изголодавшиеся комары в начале лета. А еще любители анонимок, затем появились тролли. Я всем чего-то должен и что-то постоянно делаю неправильно.
Когда на меня лично падала ответственность за судьбы людей, тогда надо было взвесить тысячу раз, облиться холодным потом и взвалить на себя груз ответственности.
Для моего отца было важно, чтобы я нашел свой путь. У меня в резерве есть еще несколько лет, чтобы поставить точку.
«Для моего отца было важно, чтобы я нашел свой путь. У меня в резерве есть еще несколько лет, чтобы поставить точку». Фото Олега Тихонова
Странная Зулейха
В раскрученной книге Гузель Яхиной «Зулейха» насторожил один момент. События происходят недалеко от Казани, рядом с темным лесом, значит, где-то в Заказанье. Главная героиня оказалась неграмотной. А события происходят перед и во время революции. Я начал в уме перебирать существующие деревни и ничего похожего не мог припомнить. В родной деревне Кулле-Киме не только все были грамотными, но даже в 1913 году построили двухэтажную школу, а не простое медресе. И по материнской линии такая же картина. Моя бабушка училась в деревне Тымытык, расположенной на границе с Башкортостаном. Здание медресе, где она училась, сохранилось. Медресе было деревенское, а не элитное. Бабушка свободно читала на османском и арабском языках. Она не была исключением.
На самом деле, насколько татары были грамотными? В поисках ответа я заглянул в книгу Карла Фукса и прочел следующее: «Женский пол у Казанских Татар получает равным образом известную степень образования, и между Татарками мало найдется таких, кои бы не умели надлежащим образом читать и писать. Они учатся у жены Муллы здешней новой мечети: женщина эта имеет большие способности для обучения их сим предметам. Я сам видел прекрасно написанные ее воспитанницами письма». Фукс, видимо, был неравнодушен к этим воспитанницам, и они отвечали ему тем же: «Любезный счастливец, пред которым поклоняюсь! Душа бесценная! Сорвавший страсть мою и бросивший ее в море страданий! Владеющий моей душою! Преклоняю колено пред тобою, и хотя нас разделяет расстояние, но мы близки сердцем; целую землю и нанизываю жемчуги молитв на нить строк, и посылаю их к тебе! Ты, милосердный друг, не оставь меня; направь на меня ласковый взор, явись, моя звезда, освети меня, солнце мое! О живи, живи, моя радость! Да продлит Бог дни твои для меня!». Я не уверен, что сегодня любая татарка умеет писать таким слогом. Не мешает напомнить, что книга Фукса была издана в 1843 году. В начале ХХ века с неграмотностью у татар было покончено.
«Я заглянул в книгу Карла Фукса и прочел следующее: «Женский пол у Казанских Татар получает равным образом известную степень образования, и между Татарками мало найдется таких, кои бы не умели надлежащим образом читать и писать»
Письмо деревенской девушки по своей энергетике и стилю напоминает письмо Татьяны из «Евгения Онегина»:
Я к вам пишу — чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Теперь становится понятным, что сюжет «Зулейхи» полностью надуманный. Откуда у татар такое стремление принизить свой народ? Когда некая московская «элита» пытается растоптать татар, то это объясняется шовинизмом или «тонкой» политикой, а зачем татары себя унижают? Неприятно.
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.