Александр Горбачев, Meduza: «Документальные истории превращаются в поле битвы за власть и реальность»

«Мы живем в мире абсолютного информационного хаоса»

О том, почему документальное кино становится важнее художественного накануне в рамках фестиваля Beat Weekend в ЦСК «Смена» рассказывал журналист и редактор «Медузы» Александр Горбачев. Немного напомнив слушателям, которых, к слову, собрался полный зал, о том, что он работал в «Афише», потом уехал на два года учиться журналистике в университет Миссури, после чего вернулся в Россию и приступил к работе в «Медузе» в качестве редактора специальных корреспондентов. Приступая к разговору о документальном кино, он выделил несколько основных тезисов, первый из которых касался изменений в современном информационном мире. Здесь приглашенный спикер вспомнил про сетования любителей рок-музыки, которые говорят о том, что со времен Земфиры и Шнурова не появилось никаких всеми любимых звезд.

— Проблема не в том, что с тех времен не появилось более талантливых людей или столь талантливых людей, а в том, как вообще устроена информационная поляна. Раньше культурные феномены и вообще информация распространялись в значительной степени как цунами — было несколько каналов информации, единых для всех, как правило, по которым мы, собственно, узнавали о чем-то, что произошло. От той же Земфиры в 99-м году совершенно невозможно было никак укрыться — даже если она не нравилась, ты про это неизбежно знал, потому что у тебя и у всех вокруг были одни и те же источники информации — несколько телеканалов, журналов, радиостанций и так далее, — говорит Горбачев.

Со временем же все изменилось.

— Теперь культурные феномены воспринимаются, скорее, как вирусы, которые жалят людей, и то в произвольном порядке. Они передаются от одного человека к другому, а не централизовано выливаются на них. Мы живем в мире абсолютного информационного хаоса, где нас окружает абсолютно хаотичная огромная перманентная куча информации, никаким образом не отсортированная.

«От той же Земфиры в 99-м году совершенно невозможно было никак укрыться — даже если она не нравилась, ты про это неизбежно знал, потому что у тебя и у всех вокруг были одни и те же источники информации». Фото stories-of-success.ru

В этом смысле медиа несут еще больше ответственности, потому что структурирует хаос, творящийся в этом мире. В свою очередь документальные истории, по его мнению, это красивый способ структурировать хаос.

Истории Горбачев сравнивает с временем, которое человек выдумал для своего удобства и они становятся инструментом миропонимания человека.

— Как только это становится повествованием, мы начинаем его понимать. Хаос становится космосом, — считает журналист и редактор.

«Цифровой человек не равен сам себе»

С другой стороны документальное кино исполняет важную функцию верификации реальности.

— Мы неизбежно отчуждаемся сами от себя. Цифровой человек не равен сам себе, — говорит Горбачев, тут же замечая, что «это немного обидно, поскольку Facebook говорит, что мы не уникальны». В результате этого появляется потребность человека в эмпатии, которая проявляется в различных флешмобах типа #янебоюсь.

Здесь в игру вступают документальные истории, которые доказывают некую ценность обыденного, рассказывая, что в обычной жизни тоже очень много интересного. Соответственно история — это тоже всегда про эмпатию, в ней есть голос, через который человек получает некий контакт. Это доказательство состоятельности собственной реальности.

Третий аргументом в пользу документалистики Горбачев называет так называемую постправду, в которой объективные факты менее влиятельны для общественности, нежели отношение к происходящему. По его словам, хаос настолько разнообразен, что из него можно собрать все, что угодно — например, историю о том, что земля на самом деле плоская.

— Таким образом, у документальных историй появляется особенная значимость, потому что, по сути, они превращаются в поле битвы за власть и вообще за окружающую реальность, — говорит лектор.

В качестве одного из примеров разного взгляда на одни и те же вещи он приводит нашумевший фильм Виталия Манского про Северную Корею «В лучах солнца». Он называет его красивым и максимально встроенным во все стереотипы про тоталитарную страну, которые присутствуют в западных медиа.

С другой стороны Горбачев вспоминает о фильме «День независимости» Мортена Тровика, в котором режиссер пытается уйти от этих стереотипах.

— Они, по сути, занимается нормализацией Северной Кореи. У него в этом фильме страна предстает не то чтобы приятная, но такая в общем понятная, очень забюрократизированная, довольно бедная страна, где люди отрабатывают те же ритуалы, про которые пишет Юрчак, наверное, в более лютом измерении. Тем не менее это гораздо более живая реальность, чем та, которую представляет Манский, — объяснят журналист, оговариваясь, что он говорит о спорах дискурсов, а не о том, что он поддерживает или не поддерживает.

Подытоживая свою лекцию, Горбачев отмечает, что в последние годы документалисты получили множество новых средств для повествования своих историй, которые также сильно влияют на интерес к документальному кино. Среди них, например, он называет фильмы дополненной виртуальной реальности и новые методы видеорассказывания.

От нофикшн до Оксимирона

Не менее занимательной, чем лекция Александра Горбачева, стала сессия вопросов-ответов. Мы приводим только некоторые из них.

— У меня сложилось впечатление, что вы рассказываете не о том, что документалистика победила фикшн, а что документалистика просто фикшионизируется. У меня вопрос: как в таком случае отличить фикшн от нонфикшн?

— Можно сказать, что фикшионизируется, если мы считаем, что сюжет — это свойство вымысла. Это не обязательно так, в принципе, но вопрос хороший. Я думаю, что никак, на самом деле. Ровно из того, что я говорил про постправду следует, что лично я не верю в объективную реальность и не очень верю в то, что возможен объективный рассказ про что бы то ни было. Наверное, что земля круглая — это все-таки факт. Есть определенные процедуры, к которым прибегают журналисты — подтверждение двух источников, цифры, факты, статистика, наблюдения — все это есть. Все это можно использовать, чтобы отличить реальность от вымысла, но при этом, безусловно, любая история — это уже вымысел просто потому, что именно момент превращения этого хаоса в космос — это момент неизбежно авторский. Мы придаем чему-то бесформенному форму и это уже некий жест по манипуляции этим. Поэтому в таком глобально идеологическом смысле, наверное, это всегда манипуляции, но при этом есть банальные способы отличить одно от другого.

«Человек, который первый раз смотрит баттл Оксимирона и Гнойного, не видя ничего до этого, конечно, будет за Оксимирона, потому что он такой из себя культурный, поэтичный, книжки читал, и это производит впечатление». Фото russian.rt.com

— Вам не кажется, что мы наоборот, движемся больше к фикшну? Где мы в играх за командира Шеффорда спасает галактику, где мы в книжках читаем про избранных?

— Игры — это тоже важная тема, но я плохо про нее знаю, но там тоже, в общем-то, довольно разное происходит. Есть много игр документального свойства, где от депрессии лечишься и что-то в этом духе. А фильмы по существующим выдуманным вселенным не то, что становятся больше, они просто занимают все больший сегмент фикшна и занимают его по довольно хорошо описанным экономическим причинам. Голливудские студии не готовы рисковать по ряду причин и в какой-то момент стало понятно, что максимальную прибыль можно получить, когда у тебя есть не только кино, но и максимальное количество окружающих его ништяков — хэппи мил набор, книжка, игрушка, видеоигра и так далее. Именно с этим связано то, что сейчас в Голливуде продюсеры целенаправленно ищут новые вселенные, которые можно монетизировать. Результат этого — эмодзи фильм. Все ходят с эмодзи, мы берем эту штуку, превращаем в кино, все дико ругают это беспомощное художественное произведение, я не смотрел его, к счастью, но оно приносит прибыль еще и потому, что это еще можно диверсифицировать в самые разные области.

— Как музыкальный критик скажите, кто победил: Гнойный или Оксимирон?

— Я считаю, что победил Гнойный, конечно. Я был согласен с вердиктом. Но при этом чем больше я вижу последствия произошедшего, тем больше мне кажется, что это был может не специальный, но очень остроумный ход со стороны Оксимирона, потому что он по сути сработал на аудиторию за пределами баттлов, потому что человек, который первый раз смотрит баттл Оксимирона и Гнойного, не видя ничего до этого, конечно будет за Оксимирона, потому что он такой из себя культурный, поэтичный, книжки читал, и это производит впечатление. А мы-то думали ты у нас дурак, как было в романе «Понедельник начинается в субботу». А тут оказывается лысый, а книги читал. Поэтому Оксимирон в каком-то смысле вышел за пределы. Опять же, не знаю, сознательно или нет, но он решил работать на аудиторию не внутри этого клуба, где это было, а вне ее. И довольно успешно это сделал.

— Сейчас надвигаются выборы в 2018 году. Действующая власть, мягко говоря, немного препятствует высказыванию своей гражданской позиции. Что на ваш взгляд лучше сейчас сделать: как говорится, повиноваться или все-таки встать и что-то свое сказать? Люди на самом деле очень боятся выйти из дома. Ваше мнение?

— Мое мнение, что надо свое дело делать хорошо в первую очередь. Я не считаю себя экспертом и каким-нибудь авторитетом. У меня нет ответа на этот вопрос. Как вам сердце или ум приказывает, так мне кажется и надо делать. Ей богу, это какие-то разговоры для трех часов ночи на кухне. Просто я совсем не считаю себя в этом хоть сколько-нибудь специалистом в том, надо ли выходить на площадь. Мой личный ответ сейчас — я не выхожу на площадь, сижу и работаю, освещая то, что происходит на этой площади. Мое личное гражданское чувство нормально этим удовлетворено.

«Мой личный ответ сейчас я не выхожу на площадь, сижу и работаю, освещая то, что происходит на этой площади. Мое личное гражданское чувство нормально этим удовлетворено». Фото itsmycity.ru

Мне на самом деле не хотелось бы оказаться в ситуации, когда нужно решать, надо ли выходить или нет. Потому что с одной стороны выходить страшно лень и стремно, и непонятно зачем, поскольку единственное реальное последствие, которое может быть — это то, что тебя посадят. Либо ты просто пойдешь домой и скажешь себе, что это была такая сублимация — вот ты сходил, чтобы типа нам не было стыдно, чтобы поняли, что нас много и т. д. С другой стороны, если не пойдешь — будешь, как говно, себя чувствовать. Все пошли, а ты сидел футбол смотрел. То есть это довольно фиговая дилемма и, слава Богу, я могу ее решать тем, что работаю на этих акциях, освещаю их на сайте «Медузы». Это лукавый выход, но он таков.