​Айгель Гайсина: «Tatarka привнесла какое-то обаяние и добавила шарма видению татарской культуры извне»

«Мои стихи на бумаге также беззащитны, как голые женщины с неидеальными формами...»

— Айгель, не могли бы вы немного рассказать нашему читателю о себе: когда вы занялись творчеством, кем себя больше позиционируете — поэтессой или певицей…

— Начну с того, что я родилась в Челнах, но после школы уехала учиться в Казань (окончила факультет политологии КГУ), затем пошла в аспирантуру на ту же специальность, но только в Педагогический университет. Правда, за два месяца до окончания аспирантуры я родила ребенка и забыла немножко про экзамен и меня отчислили (смеется). Некоторое время мы жили в Москве, а сейчас я вернулась в Челны, потому что тут мне комфортнее растить маленькую дочку.

Если говорить про творчество, то писать песни я начала еще в Челнах. Лет в 16 примерно я впервые вышла на сцену. В начале 2000-х в нашем городе была достаточно популярна авторская рок-акустика, и на сцену меня вытащили Анюта и Толик Ивановы, Анюта была в те годы уже легендой челнинской рок-акустики. Тогда я и начала петь под гитару. А приехав в Казань, подружилась с местным поэтическим сообществом: «Общество мертвых поэтов», «Белая ворона», «АРС» и так далее. Там я тоже читала стихи, пела песни в основном под гитару, а потом начала немного баловаться электронной музыкой. Уже по возвращению в Челны в 2012 году мы собрали группу «Так красиво темно», которая по некоторым драматическим причинам полураспалась и сейчас находится в некой коме. Уже несколько лет параллельно я сотрудничаю с российскими музыкантами в проектах My Automata, Textere Oris, Eguana и с зарубежными электронщиками, но с зарубежными — это работа. Мы заключаем что-то вроде договора на использование голоса, и я даже не отслеживаю последующую судьбу треков.

Вообще, я никогда не говорю, что вот, я — поэт. То, что я делаю можно назвать «авторская песня», хотя, если послушать наш последний альбом, это очень забавное определение. Почти всегда, когда я пишу текст, предполагается, что он будет мной озвучен так или иначе — станет песней или мелодекламацией. И я не шлифую текст, чтобы он хорошо смотрелся на бумаге. Глядя на мой текст, хороший поэт всегда найдет «косяки», и я не обижусь, я всегда держу в уме то, что я этот текст произнесу и некоторые вещи выделю интонационно. Как-то Толик Ухандеев выложил подборку моих песенных текстов в своем интернет-журнале «Рыцарь культуры», и мне в голову пришло сравнение, что мои стихи на бумаге также беззащитны, как голые женщины с неидеальными формами, читаешь их и неловко, хочется скорее «нарядить» в музыку.

— Даже поверхностное изучение вашего творчества дает понять — то, что вы делаете — это совершенно необычный, неклассический формат. А откуда он возник? Кто вас вдохновлял?

— У меня есть проблема — я очень плохой потребитель. То есть я совершенно отмороженный одержимый производитель и у меня проблемы с потреблением всего: литературы, кинематографа, любого искусства. Сейчас уже достаточно много лет я очень мало слушаю и читаю. Потребление для меня это боль и я не шучу — страх, что мне не понравится, что будет скучно. Наверняка есть авторы, которые сформировали и меня как автора — в детстве я очень много читала, не скажу, что самую качественную литературу — все, что было дома в серванте. И я бы не сказала, что есть кто-то, на кого я ориентируюсь в творчестве. Есть авторы, которых я люблю читать, потому что они проверенные — это моя зона комфорта. А так я в основном брожу по извилинам собственного мозга, мне там всегда интересно, и с большим трудом туда просачивается что-то извне.

— Айгель, а вы можете вспомнить тот момент, после которого ваша аудитория вышла за пределы Татарстана?

— Моя аудитория никогда не была в Татарстане — она была в интернете, а значит везде и нигде. И я бы не сказала, что ощущаю наличие аудитории. Периодически кто-то пишет, конечно, но не в тех количествах, чтобы я задумалась о том, что у меня аудитория.

«Я не знала, что это настолько тупо: судьбы людей вершат двоечники, которые пишут с ошибками»

— На мой субъективный взгляд, на выход вашего творчества на федеральный уровень могла повлиять ваша книга под названием «Суд», в качестве продолжения которой вышел альбом «1190». Это очень сильные произведения, но откуда в них тюремная тематика?

— В 2015 году очень близкого мне человека посадили в тюрьму. Все это происходило на моих глазах, в том числе и то самое «преступление», за которое его осудили. Я давала показания, присутствовала на всех этих заседаниях, на всех допросах, и я была свидетелем того, как было выдвинуто совершенно бредовейшее обвинение. Тогда я изнутри увидела, как все бывает на самом деле, как работает наша судебная система. Конечно, я подозревала, но я не знала, что это настолько тупо: судьбы людей вершат двоечники, которые пишут с ошибками.

Была драка, а, как выяснилось, в нашей стране кто первым настучал, тот и прав. У нас настучал тот, кто собственно затеял драку. Человек получил три года строгого режима за покушение на убийство, когда фактически была драка с обоюдным причинением легкого вреда здоровью. Вчера писал треки, играл в футбол, а сегодня стал называться «убийца». Его увели из зала суда, и все. Недосмотренный фильм остался, который мы хотели на следующий день досмотреть… Мы, как и все, наверное, думали, что такого с нами точно не случится, что все это может происходить только в каком-то другом мире. Но так получается, что в этот другой мир всего один шаг. Я помню ту секунду, когда я сделала этот шаг из мира обычных людей в мир тех, кто находится по ту сторону. Поначалу думаешь, что по ту сторону ничего нет — там чернота и пустота. Но один шаг в это зазеркалье и оказывается, что там такая же реальность, такая же жизнь, такие же люди, причем те же 50% на 50% — преступники и непреступники. Абсолютно та же картина, что и на воле.

Полтора года жизни, которые я протаскалась по всем этим судам и допросам, насмотрелась на все эти рожи, на судей — они впечатались в мой мозг и мне хотелось как-то отторгнуть все это. Я попробовала решить эту проблему стихами и вытащила из себя все накопившееся с их помощью.

— Этот эпизод в вашей жизни породил не только книгу, но и альбом, записанный совместно с электронным музыкантом Ильей Барамией — участником «Самого большого простого числа»…

— Да, это должно было стать своеобразным продолжением книги, хотя стало чем-то совершенно самостоятельным. Сначала планировалось, что я буду читать стихи из цикла «Суд» под музыку Ильи, но в итоге получился совершенно дикий альбом с рэпом. Мы познакомились с Ильей из «Елочных игрушек» в сети, и совершенно неожиданно получился очень продуктивный совместный проект. Работали мы дистанционно: у меня дома есть голосовая кабинка (я записью голоса занимаюсь), и я отправляла ему свой голос, а он мне – биты. И так постепенно, изменив до неузнаваемости первоначальную концепцию, мы записали альбом.

«Я очень люблю то, что я татарка. Я люблю все, что у меня есть татарского — хитрость, к примеру»

— Айгель, на ваш взгляд, есть ли сейчас спрос на поэзию?

— Спрос конечно есть. Другое дело в том, что изменились форматы ее подачи. Сейчас поэты пишут стихи у себя на страничках в «Фейсбуке», «ВКонтакте» или еще где-то, и, как мне кажется, они меньше над ними работают, потому что интернет дает нам быстрый контакт с аудиторией. Когда человек ориентирован на быстрый ответ, он может уходить в сторону количества, а не качества, а может вообще заблудиться в этом мире лайков и впасть в хроническую депрессию. Поэты же, как правило, очень интровертны. А чтобы получать лайки надо как-то социализироваться. Толстые же журналы — это собирать подборки, рассылать, ждать, и их мало кто читает. Получается, что поэту приходится меняться, чтобы чувствовать себя востребованным, контактировать, открываться. С другой стороны, возможно, меньше искусственного стало в текстах: они получаются более спонтанными и «настроенческими». И продукта, конечно, стало намного больше, как и доступа к нему. Аудиторию получили в том числе те, кто вообще писать не умеет. В другое время они бы и не думали над тем, чтобы продолжать писать — их бы «резали» литературные журналы, и они бы бросали это дело. И вот эта поп-поэзия экзальтированных девочек, таких, как Ах Астахова, удивительно, но собирает большие залы, людям очень хочется слушать и читать стихи, а главное, их понимать.

— У вас также есть работы на татарском языке — велика ли их доля?

— Я пишу на татарском языке реже, чем на русском, потому что я его уже не так хорошо чувствую. У меня есть какие-то песни, стихи на татарском, но как на русском я на нем не могу писать.

— А как вы относитесь к тому, что все татарское сейчас активно вплетается в современную массовую культуру — есть мемы на татарском, татарский клауд-рэп?

— Вообще, за вклад в популяризацию татарской культуры сегодня я бы поблагодарила Радифа Кашапова, который пожил в Петербурге, вернулся в Татарстан, вспомнил татарский язык, очень активно встроился в татарское творческое сообщество и прямо очень много сделал движухи. Мне очень нравится, что все это происходит.

А если говорить про интернет и татарскую культуру, то я связываю это с каким-то общим прогрессом. Новое поколение татар — молодое поколение, благодаря интернету повидало намного больше, чем предыдущее. Они тоже не ограничены Татарстаном или татарскими диаспорами в других городах — весь мир к их услугам.

И вообще сейчас круто быть малым, условно, народом. Я вот тоже очень люблю то, что я татарка. Я люблю все, что у меня есть татарского — хитрость, к примеру (смеется). Когда ты национальное меньшинство, у тебя есть секреты, а у господствующей нации от нас секретов нету, мы их все знаем и храним как свои собственные.

— Думаю, что один из ярчайших примеров появления татарской культуры в актуальном для молодежи формате — это клип Татарки — «Алтын». Вам видео понравилось?

— У меня была достаточно смешная первая реакция. Ролик крутой и Татарка классная, но когда я в первый раз увидела клип… В общем, сначала включилось нечто бессознательное, режим угрозы родному языку и культуре. Я сама уже с акцентом разговариваю, потому что очень редко пользуюсь в речи татарским языком, но тут во мне на долю секунды прямо проснулась зловредная татарская бабуля. Мне стало по-настоящему обидно, что татарки они же на самом деле такие «саф кунелле», чистые, скромные, домашние, а тут получается, что она татарка, которая, на самом деле, вообще не татарка, и говорит с акцентом, и вот теперь все будут думать, что татарки вот такие. Это была моя первая стыдная спонтанная реакция. Эту бабулю даже душить не пришлось, она сама быстро извелась. Клип очень милый и песня классная, и на самом деле акцент — это же очаровательно. Я занимаюсь дикторской озвучкой и у меня ее специально заказывают на английском (всякие зарубежные ди-джеи заказывают интро для клубов, к примеру), потому что для них русский акцент — это sexy. Татарка, безусловно, привнесла свое личное обаяние и добавила татарской культуре своего шарма.