Ваше благородие: разжалованные мурзы, титул «князей татарских» и чин не выше звания премьер-майора

В сознании понятие «империя» несет главным образом негативную нагрузку, но…

Для начала выскажем, может быть, не самую оригинальную мысль: всякая тема в истории внутренне актуальна. В чем тут дело? Любой, даже локальный сюжет о былом, касается ли он условий, явлений или же фигурантов достопамятных дней, вплетается в сеть фактов взаимосвязи, все более проясняя смыслы исторических образов — этих деталей крупных исторических полотен. Но не только. Человеческая культура устроена так, что историю познают не ради самого прошлого, а для того, чтобы общество, живущие ныне поколения обрели ориентиры во времени и пространстве, не утратили своей «самости».

Поэтому какое угодно, в самом деле, обращение к адамовым векам проецируется на различные представления о нашем времени. «Прошлое должно служить современности!», — провозгласил Д.С. Лихачев. Оно и служит, только по-разному. В интервью «Литературной газете» известный академический историк, президент истфака МГУ С.П. Карпов посетовал, что у нас неважно обстоит дело с жанром популярной исторической литературы. Да, с этим не поспоришь. Поэтому, пользуясь случаем, попытаемся в научно-популярном ключе затронуть один вопрос, который являлся когда-то предметом моей научной разработки.

Речь идет о судьбах татарской служилой знати в составе Российской империи. В общественном сознании россиян понятие «империя» несет главным образом негативную нагрузку: мол, это «тюрьма народов», держава, неизменно подавляющая тех, кто не входит в имперский стержневой этнос, нацеленная только на внешнюю экспансию и так далее, в духе идеологических установок советских времен, хотя СССР и сам являлся своеобразной империей.

Как Петр превратил татарских служилых в рекрутов

Если же отвлечься от этих клише и обратиться к современным научным представлениям, то становится более-менее очевидно, что империя — это характерная для Древнего мира и Нового времени полинациональная политическая система, что реализует модель «доминирующий центр — подчиненная периферия». Условием самого существования империи — помимо прочего — выступает своего рода социальная сделка между «центром» и «окраинами»: властная элита в том или ином виде включает в свой состав представителей инонациональных знатных родов в обмен на лояльность, с целью достижения устойчивости государства, сохранения его территориального единства.

В России — как, впрочем, и в других империях — процесс интеграции проходил непросто и непоследовательно, но он проходил. У этого политического «симбиоза» есть свои пределы, Великая Французская революция дала старт распаду мировых империй. Сегодня империй (по крайней мере, в «классическом» смысле) нет как нет. Но они были и надо представлять, как там все происходило.

Не будем здесь касаться всех перипетий татарского служилого сословия (речь идет в первую голову о тех его представителях, которые не перешли в православие) вплоть до второй половины XVIII века, когда начинается новый этап эволюции института служилых татар. Отметим только, что в ходе пронизанных милитарной идеей петровских реформ первый всероссийский император одним махом ликвидировал привилегии нижних слоев служилых людей, включая немалую часть татарского дворянства: регулярная армия сделала ненужным дворянское ополчение и на дворянские «низы», переведенные в разряд крестьян-однодворцев, была возложена рекрутская повинность.

Кстати, подобные действия самодержца в социальной сфере, прямо скажем, плохо вписываются в порядки феодального общества, «классика» которого сложилась в Западной Европе. Во всяком случае, королям — «первым среди равных» — никак не позволено было тасовать сословия с понижением статуса вассалов. Поэтому использование термина «феодальный» применительно к различным когортам служилых людей в России носит условный характер, оно опирается на историографическую традицию советских времен, которая базировалась на идее «железной поступи» общественно-экономических формаций. Из дореволюционных ученых, пожалуй, только Н.П. Павлов-Сильванский настаивал на полном сходстве европейского феодализма с социально-экономическим строем Руси, не случайно его так высоко ставил В.И. Ленин и другие русские левомарксисты.

Поворот в сторону Realpolitik

Однако, мы рискуем уйти в сторону, посему вернемся к татарской «феодальной» знати в последней четверти XVIII века, которая характеризуется известной либерализацией позиции правительства Екатерины II по отношению к привилегированным слоям татарского населения Среднего Поволжья и Приуралья. Размах Крестьянской войны 1773 — 1775 годов, необходимость поиска социальной опоры в регионе, усиление колонизации восточных окраин вынудили самодержавие сместить акценты в этноконфессиональной политике, в частности, заняться укреплением татарских служилых верхов и их адаптацией к сложившимся социально-политическим порядкам.

Отметим, что еще в середине 60-х годов «века просвещения» и «просвещенного абсолютизма» наметился переход от жесткой христианизаторской линии с ее откровенно антимусульманской направленностью к более гибкому и прагматичному курсу, сегодня это бы назвали поворотом в сторону Realpolitik. Изданный в июне 1773 года указ «О терпимости всех исповеданий» означал принципиальное признание ислама в качестве «терпимой», «не отвергаемой» религии. Принцип принципом, а декларация о веротерпимости не привела к существенным переменам в положение мусульман Среднего Поволжья и Приуралья как в политико-правовом отношении, так и в структурах повседневности.

Предметом особой заботы правительства явилось стремление «подтянуть» к себе магометанское духовенство, поскольку именно оно в массе своей исполняло роль духовной оппозиции христианизаторской и русификаторской политики. Правы те историки, которые усматривают в политических маневрах «Әби-патши» не только желание ослабить возможное противодействие властям в татарском обществе, но и стремление взять под контроль (добавим: насколько это, вообще-то, возможно) его общественное сознание (в социологии его еще называют совокупностью коллективных представлений). Указ от 22 сентября 1788 года «Об определении мулл и прочих чинов магометанского закона и об учреждении в Уфе Духовного Собрания для заведывания всеми духовными чинами того закона, в России пребывающими» служил как раз этой цели. Этот орган управления мусульманской приходской организацией и духовенством представлял из себя бюрократическое учреждение, приравненное по статусу к среднему звену судебных мест.

Выше премьер-майора не давать

Логика этих действий отвечала петровской идее «регулярного» государства, которое должно контролировать «все и вся» (последнее выражение, впрочем, принадлежит тов. Сталину, не менее крупному автократу в истории российской). В государственно-конфессиональной сфере Петр I упразднил патриаршество и путем создания высшего церковного управления (Синода) получил возможность верховного распоряжения церковными делами. Император хотел, чтобы духовный чин сделался проводником религиозно-нравственного влияния на народ и находился в полном распоряжении государства. В русской православной церкви так и получилось, что и сыграло роковую роль во времена Красного Октября.

При всем том, «бусурманскую веру» не получилось взять на короткий государственный поводок. Это особая тема, отметим лишь, что мусульманское вероисповедание, имевшее мощные центры притяжения в Бухаре и Османской империи, неизменно выступало в роли «контркультуры» в имперском социуме. Поэтому представителям татарской служилой элиты, оставшимся в «магометанском законе», запрещалось владеть крепостными (хотя документы свидетельствуют, что все же единичные случаи имеются), а это — системообразующий элемент хозяйственной системы домодерной России.

В русле той же парадигмы проводились властные решения в среде татарского городского сословия и торговой верхушки: в 1782 году в Казани была учреждена Татарская ратуша, которая формально являлась органом самоуправления городской татарской общины. К законодательным актам, направленным на профилактику социальной фронды и твердое регламентирование движений по службе, принадлежат указы, которые касались служилых людей, сохранивших мусульманское вероисповедание. Скажем, указом от 1 ноября 1783 года разрешен прием на военную службу и награждение офицерским званием (ограниченным чином премьер-майора, который соответствовал 8-у классу Табели о рангах) татарских мурз и «чиновных людей». В это связи заметим, что расширение офицерского корпуса за счет привлечения татар-мусульман было связано с включением в апреле 1783 года Крыма в состав России и превращением полуострова в важный опорный пункт на Черном море, а далее — и с русско-турецкой войной 1787 — 1791 годов.

Мурзы по рангу стоят после графов и баронов

Наиболее значимым для мусульманской части татарской служилой знати явился указ от 22 февраля 1784 года «О позволении князьям и мурзам татарским пользоваться всеми преимуществами российского дворянства». Он увидел свет несколько ранее «Жалованной грамоты дворянству Российской империи» 1785 года. В «Жалованной грамоте» закреплен статус дворянства как привилегированного сословия, которое теперь не обязано государству службой и уплатой налогов, с широким набором преференций: исключительное право владеть землей и крестьянами на ней, право заниматься промышленностью и торговлей, свобода от телесных наказаний, право на собственное сословное самоуправление и др.

Избегая подробностей, поясним, что дворянство подразделялось на потомственное (передававшееся по наследству) и личное (пожизненное). Часть татарских знатных родов, перешедших в XVI — XVII веках на службу к российским государям, получили титул «князей татарских». При этом они вошли в состав российского потомственного дворянства, хотя титул «князей татарских», так же как калмыцких, мордовских, не обладал всеми достоинствами российского княжеского титула и считался стоящим после графов и баронов.

В начале XX века числилось свыше 30 фамилии татарских и калмыцких князей, утвержденных в этом звании в период с 1830-х по 1908-й год. Среди них — роды князей Акчуриных, Баюшевых, Девлеткильдеевых, Дивеевых, Дондук-Корсаковых, три рода Енгалычевых, Еникеевых, Кекуатовых (Кейкуатовых), Кильдишевых, Кугушевых, два рода Кудашевых, Кулунчаковых, Куткиных, Кутыевых, Максутовых, Максютовых, Маметовых, Маматкозиных-Сакаевых, Маминых, Мансыревых, Мустафиных, Стокасимовых, два рода Тенишевых, Ширинских-Шихматовых, Яушевых, Бегильдеевых, Ишеевых, Шахаевых. Большинство наследников знатных фамилий составляли обрусевшие татары, но в некоторых родах отдельные ветви еще сохраняли родной татарский язык, а фамилии Маматкозиных-Сакаевых и Маминых оставались мусульманским по вероисповеданию.

Признав за княжескими и мурзинскими родами права на утверждение в благородном звании, указ 1784 года устанавливал весьма жесткие требования к документам, призванным подтвердить благородное происхождение претендующих на место в дворянском сословии. Как это проходило? Минуем подробности и скажем, что предвзятость и нередко явная необъективность со стороны царской администрации, губернских властей, Дворянских собраний и создаваемых с этой целью комиссий так и не позволили многим казанским князьям и мурзам воспользоваться преимуществами дворянского звания. В то же время, в Уфимской и Оренбургской губерниях пополнение дворянского сословия за счет местной знати проходило более ровно. Подобная тактика, направленная на ужесточение давления на татарское население Среднего Поволжья, а с другой стороны, предоставление определенных послаблений в приуральских губерниях, широко использовалась правительством. Политика двойных стандартов обуславливалась ролью и местом Оренбургской и Уфимской губерний в колонизаторских планах самодержавия, которое взяло курс на экспансию в Центральную Азию.

Продолжение следует