Ринат Рамазанов, «Аргымак»: «Чтобы играть на курае, надо родиться башкиром — это факт»

«Что за этно-рок? Что за дураки — обвешались микрофонами и что-то рычат»

— Ринат, расскажите об истоках: как был создан «Аргымак», и почему вы выбрали такое направление, как этно-рок?

— Еще в детстве меня отдали в музыкальную школу по классу курая и, когда я уже в более осознанном возрасте поступил в музыкальное училище, мне захотелось показать всем курай с разных сторон. Понимаете, если говорить о молодежи, то на сегодняшний день преобладает влияние западной музыки и культуры. Так вот, мне очень хотелось привлечь внимание молодежи к национальной культуре. Причем сделать это через совмещение разных направлений в музыке и при помощи народных музыкальных инструментов.

А если говорить про группу, то первая репетиция у нас прошла примерно в 2009 году, потом мы уже подбирали состав: в основном были музыканты, которые занимались художественной самодеятельностью, потому что профессионалы сразу требовали оплаты. А тогда денег не было, как и инструментов, репетиционной базы. Мы с супругой Дедом Морозом и Снегурочкой подрабатывали и так заработали на первые колонки, микрофоны.

Мы начинали с небольших концертов, поначалу над нами смеялись: «Что за этно-рок? Что за дураки — обвешались микрофонами и что-то рычат». Прям откровенно ржали, но я ребятам говорил, что нам просто надо пройти через этот период. И сейчас эти же люди предлагают нам сделать совместные проекты. Мы не обидчивые, так что вместе выступаем даже иногда. Вообще, я очень благодарен тем ребятам, которые когда-то доверились мне. Если бы не они — ничего этого не было бы.

— Не могу не спросить про название группы. Есть ли у него какая-то интересная история?

— Название родилось по книге башкирской поэтессы Марьям Буракаевой. У нее есть книга «Аргымак», в которой каждой букве она дает пояснения. Дословно перевести на русский язык очень тяжело, потому что это сакральные смыслы: «ан», «рух», «мон» и так далее — из этого и складывается аргымак. Это дух, благо, народность, мелодия — все это совмещается.

Вообще, само слово переводится, как скакун, вороной конь, главный конь в табуне. У нас есть башкирская порода лошадей, которая сама по себе может существовать — и как домашнее, и как дикое животное. Сами по себе они не погибнут, если их выпустить на природу. И главный конь в этом табуне — аргымак. Это башкирский скакун, который несет в себе все смыслы этой жизни, духовности. Ну, и мы стараемся соответствовать этому названию — не зазнаемся, чересчур не коммерциализируемся. Хотя неплохие успехи у коллектива.

Мы стараемся соответствовать нашему названию — не зазнаемся, чересчур не коммерциализируемся

— А в каких странах вы выступали?

— Мы за это время объездили много стран. Были в Европе, Азии. Выступали, к примеру, в Methodist Central Hall в Лондоне, который прямо рядом с «Биг Беном» находится, в Париже — в зале ЮНЕСКО. И, знаете, нас очень позитивно принимали за рубежом. Там все привыкли европейскую культуру видеть, а мы — экзотика для них. То, что показываем мы (народные танцевальные элементы, к примеру) они не могут повторить даже после долгих и настойчивых попыток — нервно курят в сторонке, в общем.

Когда ты играешь на древних инструментах древних народов, это не может остаться незамеченным или не захватить человека — это воздействует на духовном, эмоциональном уровне. У нас недавно провели эксперимент: сфотографировали энергетическое поле, ауру человека, который играл на курае, и выяснилось, что основная жизненная чакра в момент игры становится больше во много раз. Так что это энергетически сильный инструмент. Поэтому когда мы исполняем песни, абсолютно неважно какой ты национальности, никто равнодушным не остается.

«Нас обвиняли в том, что мы коверкаем народное творчество»

— Кстати, на каких инструментах вы играете?

— Я умею играть на наших народных башкирских инструментах: думбыра, кубыз, дунгур, курай, владею горловым пением, ну и немного на гитаре и фортепиано.

— А насколько трудно освоить и исполнять горловое пение? Этому любой может научиться?

— Нелегко, я бы сказал. Надо долго практиковаться, правильная постановка должна быть. Если начать неправильно это делать, то это может повлечь определенные последствия. Еще один момент: нужно достичь определенного возраста — у молодых людей голос ломается в определенный период, и в это время категорически запрещено что-то делать с голосом, чтобы не посадить его. Меня, кстати, никто не учил горловому пению, которым обладают, например, тувинцы, хакасы, монголы. Башкирское горловое пение такое… Все это в себя включающее.

Мы выступали, к примеру, в Methodist Central Hall в Лондоне, который прямо рядом с «Биг Беном» находится, в Париже — в зале ЮНЕСКО. И, знаете, нас очень позитивно принимали за рубежом

— Что есть в вашем репертуаре? Чего больше — собственных песен или переделанных народных?

— У нас абсолютно разные направления: есть и авторские, и народные песни — все идет в балансе. Вообще, наш концерт устроен так, что он учитывает один очень важный факт: человеческий мозг активно, осознанно воспринимает информацию только первые семь минут где-то. Даже когда ты смотришь фильм, то каждые семь минут что-то должно происходить, что-то, что встряхнет твои мозги, чтобы информация дальше воспринималась. Это работает и с концертной программой. Люди устают от однообразной музыки. А у нас каждый трек — это разное направление и разный жанр начиная от регги, диско, рока и африканских ритмов заканчивая мусульманскими песнопениями — нашидами и мунаджатами. Все это исполняется на национальных инструментах башкирского народа и народов мира. Возможно, поэтому наше творчество становится непонятным, но прикольным и интересным для слушателя.

— А как башкирская общественность отнеслась к вашим каверам народных песен?

— Знаете, были очень жесткие высказывания, нас обвиняли в том, что мы коверкаем народное творчество. Вначале, конечно, не очень приятно было, но мы сами не знали, что у нас в итоге должно получиться. Со временем, постепенно уже начало приходить понимание, и заключалось оно в том, что это лишь гарнир к основному блюду, а основное блюдо — это сохранение нашей культуры и наших традиций в неизменном виде. Вот это эталон.

Наше творчество — это некие ворота, шаг к пониманию. И когда человек входит в эти ворота, мы уже становимся вторичным. Я сам очень люблю, ценю и уважаю наши древние башкирские мелодии, кубаиры, танцы, для меня это очень важно. И я бы не согласился с тем, что мы портим народную музыку — мы обращаем на нее внимание молодежи современным творческим языком, и им это нравится, впоследствии они начинают понимать народную истину.

У нас какая форма работы: привлечь внимание, дать информацию, побудить к действию. Мы через эти разные направления в искусстве привлекаем внимание молодежи и даем понимание об уникальности народов. Искусство каждого народа само по себе очень интересное: у казахов есть домбра, у башкир есть древний инструмент курай, у тувинцев есть горловое пение, у африканцев есть барабаны. На курае, к примеру, никто другой не сможет так сыграть, как это сделает башкир. Чтобы играть на курае, надо родиться башкиром — это факт.

Мы через это современное искусство привлекаем внимание к истокам, люди начинают интересоваться: «А как же это звучало в первоисточнике?», и начинают слушать старые записи. То есть, если просто так традиционный курай включить молодежи, то они, может, пару секунд послушают, а потом переключат на Бейонсе или Тимберлейка. А если дать им послушать курай, исполненный в этих же новых направлениях, то потихоньку можно переключить их внимание на народное искусство.

«С башкирской стороны возможно тоже есть перехлесты...»

— Ринат, а вы согласны с тем, что в последнее время национальная тематика и эстетика становятся модными среди молодого поколения?

— Сейчас да, это очень активно пошло. Я даже скажу, что сейчас, в принципе, во всем мире интерес к этно очень вырос. Это направление, возможно, в скором времени и вовсе станет мэйнстримом — не только в музыке, но и в других видах искусства. Интерес, конечно, растет, но он, скорее, более коммерческий, нежели идейный. Люди видят, что придумать что-то уже довольно сложно, и чтобы хоть как-то отличиться, используются национальные элементы. Но это делается не с целью сохранить самоидентичность, а с целью заработать в большинстве случаев.

Сейчас в принципе во всем мире интерес к этно очень вырос. Это направление, возможно, в скором времени и вовсе станет мейнстримом – не только в музыке, но и в других видах искусства

Не многие занимаются своим делом для того, чтобы сохранить свою культуру и передать ее будущим поколениям, таких немного и это такие идейные придурки — такие же, как и мы, которым в первую очередь не деньги и не слава важны. И это не какой-то национализм — это любовь к своему народу и нации, стремление это преподнести современным творческим языком. Это больше духовная работа, чем мирская. Мирская работа — та, которая кормит — корпоративы, каверы, разные мероприятия. Чтобы эта духовная работа кормила, нужно очень хорошо попотеть. Вот мы потели лет пять, прежде чем начали хоть как-то на этом зарабатывать.

— А часто ли вам приходится выступать в Татарстане? И как вас местная публика принимает?

— В Татарстане мы были несколько раз на «Крутушке» и на «Исянфесте». Очень хорошо принимала публика — все-таки соседи же. Зажигали там у вас, дали жару (смеется) — и потанцевали, и попели. А вообще, мы не очень часто ездим.

— Как вы думаете, в чем причина недопонимания, которое порой возникает между двумя народами — татарами и башкирами?

— По моим ощущениям, у вас очень сильная национальная политика. Везде звучит: «татары», «татарское» — весь мир вообще татарский (смеется). Возможно, даже немножко неприятное присваивание каких-то ценностей других народов можно углядеть. К примеру, наши народные композиции, которые территориально, событийно связаны с нами, в некоторых татарских источниках указываются как татарские песни татарских композиторов. Возьмем только курай, пишут, что он стал татарским народным инструментом, хотя он растет только на территории Южного Урала и издревле наш народ на нем играет, есть легенды и предания, у каждой мелодии своя история происхождения, это, конечно, вызывает недоумение.

Конечно, и с башкирской стороны возможно тоже есть перехлесты, но для меня важно другое. Я как верующий говорю: Всевышний нас не отличает по разрезу глаз, по цвету кожи, по росту или по еще каким-то признакам, он отличает нас по богобоязненности и по степени духовного и нравственного воспитания. В мире есть много народов, нужно ценить их традиции, быть толерантными, уважать друг друга и брать друг с друга хороший пример.

— Ринат, вот любопытно узнать: вы уже упоминали историю народов, а к какой теории происхождения башкирского народа вы лично относитесь с пониманием и с приятием?

— Башкирский народ — очень древний народ. У нас есть эпос «Урал-батыр», который уходит корнями в тысячелетия. Есть пещера, которая называется Шульган-Таш — это родной брат Урал-батыра, а это эпоха палеолита. Наш народ жил и живет на Урале тысячелетиями, никогда ему не нужно было ничего большего. Он благодарен Всевышнему за эту землю, поэтому делал все возможное, чтобы ее сохранить.

Иногда некоторые народы приходили, убегая от крещения, крепостного права и чтобы сохранить себя. Они нуждались в защите, а наши предки как верующие давали им помощь, так как это основа ислама — помогать друг другу. С каждым годом открывается история происхождения нашего народа.

Взять, к примеру, Уфу: раскопки показали, что городу 1500—2000 лет, основан до нашей эры. Или взять историю распространения ислама — в конце 1950-х годов при строительстве химического завода в районе Стерлитамака найдены Левашовские курганы. Раскопки показали, что это вторая половина 600-х годов. Найдены захоронения людей по мусульманским обычаям, это доказывает, что уже в VII веке наши предки были мусульманами и приняли ислам напрямую от сахабов пророка Мухаммада (да благославит его Аллах и приветствует).