In memoriam: мечты и кредо «Белой Головы»

«Белая Голова»: в память об этнографе Игоре Беличе

Оказывается, тяжело терять друзей. Думаешь, что они будут всегда. Но это не так.

Игорь Владимирович был моим другом и учителем. Это был незаурядный и необычный человек, каких уже, быть может, и не будет в российской провинции. Мы знали друг друга всего лишь десяток лет, и я благодарен судьбе, что она свела нас.

А судьба у Игоря Владимировича была необычайной: он родился в советском Узбекистане, отучился на этнографа в Омском университете, затем проработал какое-то время в сельской школе, чтобы навсегда остаться в городе Тобольске, стать настоящим тоболяком, истинным хранителем истории Сибири. Мы познакомились в Тобольске осенью 2006 года, когда я приехал поработать с рукописями в знаменитом Тобольском музее. С тех пор мы стали тесно общаться: ездили вместе в экспедиции, командировки, общались с информантами в Тобольске, посещали конференции и писали статьи. Я считаю себя учеником Игоря Владимировича, а он относился ко мне, как к родному сыну.

Игорь Владимирович много раз бывал в экспедициях среди сибирских татар, хорошо знал и любил историю своих соседей. Но в своем взгляде на прошлое и настоящее он старался не идти на поводу ни у националистов, ни у неоколониалистов. Для Игоря Владимировича была важна общая культурная память и культурный ландшафт в Сибири. Не случайно одна из его блестящих статей посвящена «всемирной сказке» и вечной легенде о Кучуме и Ермаке. Этот средний путь единения и любопытства, искреннего желания узнать и понять соседа (а через него и самого себя) — та золотая нить, что проходит через все, о чем писал Игорь Владимирович.

Честность, профессионализм и точность были жизненным кредо Учителя. Он никогда не держал зла на людей и все прощал, даже тем, кто предавал и унижал его. Он мог месяцами и годами искать ответ на волнующий его вопрос, собирать материал буквально по крупицам. Именно у Игоря Владимировича я научился этому жанру, когда за годы подспудной работы из множества мелких осколков, сомнений и наблюдений вырастает историческая картина, полная драматизма и увлекательного поиска. Благо в истории сибирской предостаточно «белых пятен», требующих к себе внимания и многолетней, кропотливой работы. Добытыми знаниями Игорь Владимирович щедро делился со всеми, но редко находил поддержку и благодарность. Его добротой пользовались, но она не иссякала, ибо не знала границ. В этом Игорь Владимирович был поистине богатым человеком.

Очень жаль, что Игорь Владимирович не увидел воплощения своей мечты: реконструкции фортификаций городища Искер — столицы Сибирского ханства вблизи Тобольска. Много лет он потратил на детальное изучение археологии и духовной истории этого места, уделяя равное внимание памяти сибирских татар и русских. Быть может, когда-нибудь его мечты найдут воплощение — пусть даже и в виде 3D-моделей. Это очень важная история, объединяющая наше прошлое, инициированная искренним другом для общего блага.

Символично, что мы ходили с Игорем Владимировичем «по одним тропам». Однажды, устав друг от друга в командировке в Уфе, мы решили провести полдня отдельно друг от друга. Разумеется, в городе-миллионнике много мест для времяпрепровождения, но через пару часов мы, не сговариваясь, встретились в одном и том же книжном магазине. Встретились взглядами и счастливо улыбнулись, успев уже соскучиться и понять, что вместе веселее.

Он критиковал меня за менторский стиль моих текстов, за заносчивость и юношеский максимализм. И справедливо. Но, как ни парадоксально, именно юношеский задор и пылкость сближали нас: я видел, как эти качества просыпались в вечно молодом Игоре Владимировиче. Вместе мы готовы были на авантюры и риски на научном поприще. Это видно из тех текстов, что появились в нашем совместном творчестве: жанр детектива был близок Игорю Владимировичу, и он мастерски обращал исторический материал и охоту за ним в увлекательное чтение, раскрывающее секреты лаборатории историка. Чего только стоит его фраза, брошенная мимоходом в электронном письме: «Я с большим удовольствием прочитал нашу статью, критически прочитал, а потом еще раз прочитал для кайфа — здорово написали, подумалось, «ай да Пушкин, ай да сукин сын» — в таком вот духе».

Игорь Владимирович творил в особом антураже. Лампа у компьютера, книжные полки с полуобгоревшими книгами и очки… Вот я сижу за его рабочим столом с раскрытыми списками священных мест сибирских татар и статьями, которыми он обкладывался, когда что-то долго писал и переписывал, оттачивал слог и выстраивал «второй план» в своих блистательных текстах. Антураж еще остался: вот на столе лежат его очки, горит лампа — та самая, при свете которой он любил читать мне с выражением свои черновики, долго и страстно, пока не приедет такси, чтобы забрать меня на вокзал… Антураж остался, а моего Друга больше нет, а ведь я так хотел, чтобы Вы еще были и творили. Мы не доспорили и не дошептались в Вашем кабинете, куда, как оказалось, Вы пускали только меня. При свете лампы с мыслями о книгах и судьбах… Спите спокойно, Учитель. Мне Вас очень не хватает.