«Если ситуация с Татфондбанком положительно не решится, то бизнес в России мы в дальнейшем вести не будем»

«Если мы не хотим попасть под уголовную статью, то нам необходимо продолжать строительство...»

— Виктор, не могли бы вы вкратце рассказать нам свою бизнес-историю, какими проектами занимается ваша компания?

— Наш бренд называется Industrial Development Group, базируемся в Нижнем Новгороде и существуем на рынке с 2010 года. А юридическое лицо, которое имело счета и депозиты Татфондбанке — это НПО «Промышленная энергетика». Мы занимаемся подрядной деятельностью — строим большие промышленные объекты, как правило, работаем в основном с иностранными заказчиками. К примеру, мы строили «Сен-Гобен», карьер по добыче гипса в Нижегородской области, также мы строили завод «Ферон» по выпуску фармацевтических препаратов в Московской области, в городе Лобня, большой объем работ выполнили на Нижегородском машиностроительном заводе.

— Какому именно проекту был нанесен удар из-за ситуации в Татфондбанке?

— Сразу скажу, что проект на самом деле не завис — он активно развивается, но пока не понятна его окончательная судьба. Это швейцарская компания OMYA, которая ведет на территории России добычу и переработку мрамора. Строим мы завод на территории Калужской области. Инвестором является швейцарская компания. На счетах Татфондбанка находились как наши собственные оборотные средства, так и аванс, полученный от швейцарской стороны.

— О каких суммах идет речь?

— Там что-то в районе 33 миллионов сейчас.

— Виктор, ранее в соцсетях вы писали следующее: «Строительство ведем из последних сил на собственные средства». Сколько вам пришлось вложить денег?

— Как выяснилось в результате консультации с юристами, банкротство банка не является форс-мажорным обстоятельством для остановки строительства, и если мы как генподрядная компания не хотим попасть под уголовную статью или в арбитраж с обвинением в мошенничестве, то нам необходимо строительство продолжать любыми средствами и способами.

Что касается вложенных средств, я затрудняюсь сейчас сказать, но на самом деле, мы вложили вообще все. Не только компания, но и я как собственник все, что у меня было, вложил в это строительство. Мы ведем и не останавливаем стройку, но мне непонятно, что будет дальше.

Пока действительно есть шанс, что Татфондбанк будет санирован, и, соответственно, наши собственные средства разморозятся, как и наши авансы — в этом случае все будет хорошо. Швейцарцы в свою очередь беспокоятся, они очень переживают, смотрят на ситуацию с Татфондбанком, и если будет объявлено, что он все-таки банкрот, то нам угрожает разрыв контракта в одностороннем порядке и невозврат вообще ничего. То есть, все, что мы вложили туда из своих средств — все это также будет потеряно. И в данной ситуации все убытки, штрафы за не построенный объект лягут на наши плечи. Не построенный объект — это не выпущенная продукция. Знаете, у нас очень сложный договор: недополученная прибыль, в общем, это сотни миллионов долларов. Поэтому, конечно, все это грозит катастрофой.

«Звучали слова: «Да, это Россия», «Это все мошенничество, тут вообще одни мошенники»

— Какова была первая реакция ваших швейцарских партнеров? Действительно ли они считали, что все это якобы подстроено?

— На самом деле, в шоке были все. Мы с Татфондбанком работали не один год, и мы в общем-то в нем были уверены, как в Сбербанке, поскольку он имел такой же уровень надежности по ощущениям. Более быстрые отклики были и более грамотные сотрудники в Татфондбанке. То есть, с ними было так же надежно работать, как со Сбербанком, но все было более профессионально и приятно.

Что касается реакции швейцарской стороны: сначала они были в шоке, приехали в Москву, там состоялось совещание. Звучали слова, конечно, что «Да, это Россия», «Что у вас тут происходит?», «Это все мошенничество, тут вообще одни мошенники»… Ну потом мы пообщались, все вроде бы успокоились. Но шоковое состояние у всех, и оно до сих пор не закончилось.

— А сейчас ваши партнеры поменяли свое мнение?

— Трудно сказать — людям не залезешь в голову. Риторика сейчас чисто деловая, ситуации с банком они не касаются, всячески от нее дистанцировались. Последнее общение, которое было перед новогодними праздниками, сводилось к тому, что «Господа, нас мало волнуют ваши проблемы с банком, у вас есть обязательства — пожалуйста, выполняйте их любыми силами».

— До Нового года вы сообщали о том, что у вас большой коллектив профессионалов остался без зарплаты. Как сейчас обстоит ситуация? Вопрос решился?

— Мы ликвидировали задержку по заработной плате, сейчас ее нет. Закрыли выполненные объемы работ в декабре. Заказчик часть этих объемов нам оплатил с большими очень сложностями. Мы, естественно, долги закрыли по заработной плате и никого не увольняли.

«Между собой нижегородцы на эту тему не общаются, никаких движений нет»

— Виктор, а как вы можете оценить работу ответственных органов, АСВ: вообще, видите ли вы какую-то помощь и содействие?

— Да нет, конечно. Смотрите, у нас были поступления денежных средств после 15 декабря. Платежки, которые мы провели 28 декабря на возврат денежных средств, сначала «висели», а сегодня мы опять были в банке, но деньги, которые после 15-го числа поступили, мы на свои счета в других банках перевести так и не смогли. Сегодня очень долго пытались дозвониться до АСВ и до временного управления в Казани — трубки не берут. Ответить нам, почему денежные средства не ушли на наши расчетные счета в других банках, никто не смог.

Плюс ко всему, поскольку банк не списывает деньги за обслуживание, я так подозреваю, что всех нас поместили на картотеку — эта информация уже отображается в интернете (что касается тендеров или кредитной, финансовой историй). И никто ни на какие вопросы не отвечает, никто ничего не знает, телефон никто не берет, никуда дозвониться невозможно.

Я думаю, что, если ситуация с Татфондбанком положительно не решится, то бизнес на территории России мы в дальнейшем вести не будем. Достраиваем последний объект и уходим. Мы такое решение принципиальное со своими топ-менеджерами приняли.

В принципе, я собирался на этой неделе выезжать в Казань. Мы принимаем участие в движениях, которые происходят сейчас в Казани, по мере возможности — по интернету. Вообще, в Нижнем Новгороде есть подобные компании, у которых зависли большие деньги, но, судя по разговорам с сотрудниками банка, их не так много. Между собой здесь нижегородцы на эту тему не общаются, никаких движений нет. Только вот именно Казань.

— А налоговики вам как-то помогают?

— Нет, нам сказали, что налоговые платежи, которые мы сделали до Нового года, на счет налоговой не поступили. В налоговой инспекции нам ответили 25 декабря, что это наши проблемы, и мы повторно налоги платили уже с расчетного счета другого банка.

— Буквально в начале текущей недели министр экономики РТ заявил, что клиенты-юрлица погоревшего Татфондбанка, зарегистрированные за пределами Татарстана, могут не рассчитывать на помощь республиканских властей — как вы оцениваете это заявление? И помогает ли вам как-то Нижегородская область?

— В Нижнем Новгороде такая работа не ведется. Никаких встреч не было, никаких предложений ни от кого не поступало — ни от администрации, ни от руководства банка. Здесь юридические лица-вкладчики между собой не общаются, соответственно, никакой информации нет о помощи.

— Виктор, какие пути решения вы видите, и чего вы ждете от поездки в Казань?

— Затрудняюсь пока ответить. Мы все-таки надеемся на санацию, очень надеемся все. Я думаю, что, если ситуация с Татфондбанком положительно не решится, то бизнес на территории России мы в дальнейшем вести не будем. Достраиваем последний объект и уходим. Мы такое решение принципиальное со своими топ-менеджерами приняли.

Если говорить о Казани, то, во-первых, мне нужно перевести те деньги, которые после 15-го числа поступали на счета — там сумма в районе миллиона — эти деньги хотя бы спасти. Хотелось бы также попасть в администрацию временную, понять, почему законы не исполняются: вчера мы читали федеральный закон, согласно которому деньги, поступившие после 15-го числа, можно либо снять в кассе наличными по чековой книжке, либо перевести на другие расчетные счета. Почему этого не происходит — непонятно.