Строители об изменениях по части СРО: «Сейчас новый закон нас очень пугает...»

«У нас такое количество проверяющих — это безумие»

Орсаев: Почему вступление в СРО не является добровольным?

Плескачевский: Я вас умоляю, коллега. Я этим вопросом занимаюсь 16 лет. Если у нас лицензия — это ясное и понятное требование к субъекту, если ты не имеешь лицензии, то ты не имеешь права делать этого. В этом случае лицензия государством установлена, и ты убираешь лицензию — как же сделать добровольным СРО? Так у нас кто хочет, тот и будет строить в центре Казани?

Орсаев: Почему кто хочет? Определенный опыт у какой-то компании: построила то, это…

Плескачевский: Подождите, есть вещи измеряемые (цифры), есть аналоговые (качественные: хорошо — плохо, нравится — не нравится). Что такое опыт?

Орсаев: Госстройнадзор принимает строительный объект?

Плескачевский: Госстройнадзор проверяет на проект. Это не правильная ситуация.

Орсаев: Хорошо, качество проверяет?

Плескачевский: Нет, не проверяет.

Орсаев: Допустим, при заливке бетона есть лаборатория. У нас и так проверяющих органов больше, чем того, что требуется. Нас с утра до вечера кто-то проверяет, начиная от Росимущества и до… просто не описать. Это можно несколько листов проверяющих органов вам дать. Теперь у нас ситуация следующая происходит: нас заставляют вступать в СРО, куда мы ежегодно вносим от 600 тыс. до 1 млн рублей. Нам еще говорят и ставят в упрек, почему мы не заставляем кого-то что-то делать (государство или чиновников). Но при этом почему бы не сделать свободным доступ? Вот я хочу свои права как-то пролоббировать — я вступаю в СРО, я вношу эти деньги в СРО и говорю: «Давайте, хочу туда-то, в таком-то направлении двигаться». А так, у нас такое количество проверяющих — это безумие. Благо здесь, в Татарстане, более-менее приятно работать…

Плескачевский: У меня такое чувство, что мы потратили полтора часа зря. Я объяснял, объяснял, что вот эти все проверки нужно убрать, понимаете?

Орсаев: Они в любом случае останутся, куда они денутся?

Плескачевский: Вы меня услышьте, пожалуйста. Просто представьте, подумайте, что может быть и по-другому. Представьте, что вы со своими сотоварищами по сегодняшнему закону, вам сказали: «Хочешь быть генподрядчиком? Либо так, либо никак — либо идите в подмастерье». Ты говоришь: «Пойду-ка я в подмастерья». Либо: «Я буду генподрядчиком, тогда я вынужден исполнить это условие». И тогда вы начинаете думать немножко шире, и вам придется работать и с властью, и с потребителем, и отвечать. Когда вы говорите СНИП, я хочу, чтобы все знали, СНИП — это вообще мешанина, это чушь собачья. Но беда в том, что другого нет ничего, и поэтому их отменили, а потом вернули. А потому что нового нет, кто это новое писать будет? Кто мне тут кричит, что власть такая-сякая, этакая? Вот возьми и сделай местную власть такую, какую считаешь нужной, и нечего попрекать. Тогда власть вышестоящая, рассчитывающая на это, скажет: «На кой черт мне столько проверяющих органов, они же затратные».

Соколова: Давайте все-таки продолжим тему по новому закону. Я знаю, что у Артура Даниелевича есть свое мнение по новому закону, скажете?

Закиров: Здравствуйте, господа. Я представляю строительное объединение. Мнение по поводу закона: у меня, скорее, есть радость и беспокойство. В законе появился пункт, который позволяет в качестве саморегулятора в жесткой форме наказывать членов, которые не участвуют в общих собраниях. Вы говорите об их формальности, прощу прощения, не знаю, как к вам обращаться.

Орсаев: Мурат.

Закиров: Очень приятно. Вы говорите, что ни разу не участвовали в собраниях, и у вас тысяча членов. Ваше право участвовать. У нас головная боль — собрать людей на общее собрание, мы тратим два месяца и ресурсы для того, чтобы заставить угрозами, заманухами, — чем угодно.

Мурат Орсаев: «У нас и так вокруг нас проверяющих органов больше, чем того, что требуется. Нас с утра до вечера кто-то проверяет, начиная от «Росимущества» и до… просто не описать»

Орсаев: Зачем нам это надо?

Соколова: Виктор Семенович сказал зачем.

Закиров: Я — строитель, у меня строительная компания помимо работы с саморегулированием.

Орсаев: На самом деле, у всех спросите, а надо ли это кому-либо…

Закиров: Вы хотите добиться каких-либо изменений? Я часто начинаю слышать на собраниях (после трех лет убеждения поучаствовать) вопросы живые, которые мы выносим. Например, вопрос о коэффициентах, по которым идут сейчас расчеты. Мы написали несколько обращений в органы власти, подняли вопрос на уровне минстроя, выяснилось, что порядка еще десяти СРО вынесли этот вопрос…

Плескачевский: Можно я возьму паузу? Очень важный вопрос, потому что он касается технологичности. Было сказано: «На какой черт собираться? Сегодня можно созвониться». Что такое участие? Это присутствие или по скайпу. Если мы с вами хотим полноценного участия и необязательно присутствия, то собрание может происходить, как хочешь. Кроме того, если вы знаете, существует еще устав помимо закона. Я тоже не знаю, на кой черт, если работа налажена, собираться на общее собрание. Но, коллеги, я вас должен предупредить: если вы не ходите на собрания, вы теряете право предъявлять требования, согласны со мной? Вы живете в том, что они решили без вас. Это вопрос кворума. Маленькая проблема, поскольку вы оба утверждаете, что вам это не надо, как и многие жильцы ТСЖ…

«У вас нет консолидированного большинства»

Соколова: Получается, данная форма саморегулирования не востребована? Получается, наше общество еще не созрело?

Орсаев: Вы шьете на швейной машине, и вам говорят: «Отстаивайте свои права». Зачем?

Гимаев: Мурат, но тебя же никто не заставляет допуск оформлять на трехмиллионный контракт, без допуска работай.

Орсаев: Я не такой маленький застройщик.

Плескачевский: А себя он сравнивает со швейной машинкой. Ты хочешь получить генподряд. Я категорически против, чтобы компания, созданная в этом году, могла…

Орсаев: Компании должно быть 5—10 лет…

Плескачевский: Вот видишь, в Париже это невозможно. Почему это возможно в России? Потому что вам еще радоваться надо, что у вас…

Гимаев: В этой части я скажу по Татарстану. Наш президент — очень сильный руководитель, и когда в 2010 году программа капремонта начала реализоваться, мы пошли путем конкурсов, торгов, в итоге накушались этими подрядчиками, которые пропали. И только президент сказал: ну вас нафиг, мы будем подрядчиков отбирать, — и эта система себя оправдала за это время. Эти подрядчики набрали свой опыт и знают, что у них на 2—3 года есть планы по заказам.

Закиров: А кто их отбирал?

Гимаев: Есть комиссия.

Плескачевский: Сегодня речь идет о самом ближнем уровне власти. Нужно вникнуть, разобрать инструкцию, всех своих научить правильно дискутировать через СРО с властью. Сейчас, как я посмотрю, ты не знаешь, где находится твое СРО, как там…

Виктор Плескачевский: «Главная задача любого регулирования — ввести определенность. Не может закон неопределенно судить, поэтому ваш путь, этот забег в стройке, должен однажды закончиться»

Орсаев: Мне нужно знать правила игры, каждый раз, когда они меняются…

Плескачевский: Давай остановимся на том, что тебе захотелось узнать эти правила, до сих пор тебе было пофигу.

Орсаев: Каждые изменения правил игры приводят к проблеме.

Плескачевский: Значит, согласились. А знаешь, почему они меняются? У вас нет консолидированного большинства, потому что в первой модели СРО руководитель СРО в 50% жулик. Кто-то меня поправляет — да, больше. А что вы их выбираете? Возьмите, создайте… Когда меня в Конституционном суде обвинили, что СРО — это объект монополизации, Конституционный суд внимательно рассматривал и вывод какой он сделал: «Если ты можешь создать сам СРО или вступить в одно из имеющихся, выбрать — нет обвинения в монополизации, это не одно СРО на всю страну».

Соколова: Виктор Семенович, мы поняли, что СРО можно создать, просто время заканчивается, и мы хотели все-таки новый закон обсудить. Вот вы сказали, что новый закон не так уж и плох в отличие от старого; чем он все-таки хорош?

Плескачевский: У меня есть принцип идеального, это не как кремлевские мечтания, но я не идеалист.

Соколова: То есть у вас в голове какой-то идеальный закон, но этот новый закон пока от него далек? Но в чем плюс этого закона?

Плескачевский: Плюс — главное, что он есть. Главный плюс, что он выводит единственного наконец-то регулируемого субъекта — генподряд. Возник вопрос: а что делать со всеми остальными (канализационщиками и прочими)? Наше предложение было: либо заставить их страховаться… Модель какая: дружба, генподряд — отлично, дай мне страховой взнос — кого хочешь назначай, с кем хочешь работай. Где ты возьмешь рабочих, меня вообще не интересует, но если что-то произойдет, ты попал. Я однажды спросил у представителя малого бизнеса: «Как мне быть? А ты как: собираешься нарушать закон? — Нет. — А в этом случае ты возьмешь страховку на $100 млн? — В этом — да, я же не собираюсь нарушать». Я говорю: «А ты можешь найти еще два-три десятка таких же, как ты? — Теоретически, да». И он отправляется в СРО, которое на весь мир говорит: мы настолько серьезно относимся к стандартам, правилам и нормам, что страхуемся не на 30—100 тыс рублей, а на $100 млн. Какие преимущества получает такое СРО перед «Газпромом», РЖД и т.д. — угадайте. Главная задача любого регулирования — ввести определенность. Не может закон неопределенно судить, поэтому ваш путь, этот забег в стройке, должен однажды закончиться. Если вы не будете, первое — концентрация, остальных убрали: генподрядчик за всех отвечает на стройке с самого начала до конца строительства, а там — мне какое дело, кого ты взял себе, отвечать все равно будешь ты. Что-то мне подсказывает, ты начнешь заставлять страховаться каждого спецсубчика, потому что логически я задавал вопрос так: «Штукатура надо страховать? — Нет, не надо. — А того, который снаружи здание штукатурит, надо? — Блин, надо». Вот и начинается, я говорю: «Ты — генподрядчик, ты знаешь, как…»

Соколова: Вы считаете, в чем преимущество нового закона?

Плескачевский: Значит, первое …

Гимаев: Вообще, Виктор Семенович, у нас круглый стол, но ваша лекция отличная. А можете меня отпустить? Я буквально пару слов скажу. Я вообще очень рад послушать вашу лекцию, и это надо проводить, но только надо формат расширить. Было бы очень приятно, если бы было человек 200—300. Второе: закон, который сегодня применен — он плохой, хороший, но он должен быть исполнен, есть определенные требования, которые истекают 1 июля 2017 года. Но самое главное достоинство, что они все-таки дают шанс малому бизнесу контрактами до 3 млн рублей — работа без допуска под генподрядчика, это вот критерий. И диагональный принцип закрепления был поддержан летом нашим президентом, и мы были инициаторами. У нас здесь два СРО, которым мы доверяем, с которыми мы работаем как госорган, ведем продуктивный диалог и, в принципе, у нас нет никакого диктата к этим СРО, они нам не подчиняются и не будут подчиняться, это некоммерческая организация. Поэтому всем желаю успеха.

Соколова: Можно один вопрос? Возможно появление на территории Татарстана еще одного СРО?

Гимаев: Нет, этих двух СРО уже достаточно.

Плескачевский: Самое важное, на что я хочу обратить ваше внимание, я уже слышал, что у вас два СРО, и они не имеют интереса оставить одно. Держитесь за это, как хотите, потому что два, а не одно, понимаете, потому что монополизация, коммерциализация отношений. Два всегда будет…

Орсаев: Почему не три?

Плескачевский: Три было бы лучше, потому что…

Орсаев: Как законом можно ограничить количество СРО?

Плескачевский: Взял бы и создал третье СРО. Я тебе скажу по секрету, что на самом деле никто запретить не может. Организационно могут помешать, но если ты наберешься терпения, объясняя, что три лучше, чем два, — никуда не деться, — что ты не против, не вопреки, а за, потому что, честно скажу: вам с властью повезло, хоть и говорят, что строгая, но нельзя обвинять в непродвинутости, и там, где можно, они выбирают либеральное. В данном случае, например, выбирать между трех лучше, чем между двух. Первое, что будет происходить — это резкое уменьшение количества СРО по всей стране. Мы рассчитываем на 10—15 тыс. генподрядчиков по всей стране. Хотите рассчитать — рассчитывайте. В данном случае мы сейчас с вами работаем, как плановики: мне пофигу, малый бизнес кричит, что хочет быть генподрядом — ну и хоти дальше. Сарай строить, пожалуйста, строй, дачу строить… Вот есть планка, которую сейчас сделали по сумме контракта. Чушь полная, потому что мы пытались ввести понятие опасного и безопасного объекта, имея в виду, что это всего лишь понятие приемлемой опасности. Как в Германии описывается опасный объект? Это объект, который высотой больше, чем 12 м, в котором по проекту, по назначению находится или может находиться более 50 человек. Все, что выходит за эти параметры, это опасный объект, это на него распространяются все регулятивные меры, строить только так, а не так. Требования нужно понижать участникам только в качестве требования качества, а не по цене, потому что ценой я могу манипулировать, как хочешь.

Наталья Андреянова: Значит, финансовая нагрузка увеличивается на генподрядчиков?

Плескачевский: У меня в концепции 2003 года было написано: «СРО может создавать по отдельным рискам или группам рисков дополнительные фонды». Например, сегодня все знают про проблему дольщиков — не все знают, скажу я вам по секрету, потому что до принятия 214-го закона долевая сделка была притворной. Только название, и она была незаконна.

Наталья Андреянова: «Значит, финансовая нагрузка увеличивается на генподрядчиков?»

Риски есть сегодня обмана строителями дольщиков? Да сколько хочешь. Очень много, кстати говоря, обманутых дольщиков не потому, что они были бессовестными, а потому что они были идиотами. Он, скажем, договаривался с властью, получал землю под застройку, вырывал котлован, под котлован он брал кредит, строил первую часть, потом он объявлял подписку на квартиры, и народ сбегался к нему, потом он, совершенно честный человек, нарывался на систему разрешительной документации, которую никто и никогда просчитать не мог. Проблема в том, что многие дольщики называют себя девелоперами, на самом деле они не девелоперы, а фиг знает кто. Вот Дональд Трамп — это девелопер. В чем разница? Дональд Трамп строит дом, сдает его, владеет им, образует финансовый поток, получает под него кредит, строит новый дом и владеет. А эти? А эти строят дом, квартиры в розницу продали, поставили управляющую компанию, 5 лет по гарантийному сроку, и сваливают в розницу. Большая часть сегодня в жилищном строительстве. Так вот мы предлагали такую же схему, как есть, скажем, в защите вкладчика: банк, который сегодня имеет право принимать вклады, является членом системы гарантийного вкладчика. Сейчас я не очень понимаю: по одной группе рисков делается фонд на федеральном уровне, а по другой группе рисков — внутри СРО. Сами понимаете, когда возражаю я — это одно, когда возражает консолидированное сообщество строителей — это другое. Вопрос: госконтракт, по которому мы сегодня должны создать комфонд, это всего лишь вопрос, который надо задавать туда, подкрепившись миллионом подписей.

У нас есть публичные обязательства (налоги), есть денежные обязательства — частно-правовые, обычные. Значит, если вы хотите на майдан, это ваша проблема, а я сейчас призываю к разумной дискуссии, в которой государство имеет право с вас требовать там и только там, где речь идет о публичных правовых требованиях. Почему они стали требовать комфонд? Потому что сегодня там творится черт знает что, и это не только по вине строителей…

Сальникова: По вине чиновников.

Плескачевский: Конечно.

Сальникова: У нас сейчас вообще в итоге почти ничего не строится практически, коммерческого нет жилья. Государство составляет правила для себя, где оно главное — и застройщик, и заказчик. А если бы у нас не была такая сильная консолидация бюджета у государства, наверно, правила были бы другие.

«Сейчас новый закон нас очень пугает»

Соколова: Виктор Семенович, у нас время подходит к концу. Давайте дадим каждому высказаться по той теме, которую мы сейчас поднимали.

Плескачевский: У нас есть сегодня два пути. Я знаю, как правильно, и как сделать так, когда вам говорят, что не выполняешь требования — выбирай другое, продавай огурчики, помидорчики; а ты говоришь: «Нет, у меня призвание такое, не могу». Тогда появляется сверхзадача, как сделать так, чтобы твой уровень требований стал средним для большинства. Как сделать так, чтоб разница между самым плохим, плохим и очень хорошим строительством была минимальна не за счет опускания верхней планки, а за счет поднятия нижней. Как только ты начнешь решать эту задачу либо с помощью чиновников, либо с помощью профессионалов, и ты поймешь, что такое центр профессиональной компетенции, что строители, собранные в кучку, гораздо круче во всех вопросах. Когда меня спрашивают: «Почему ты не напишешь, как надо сделать?» Я говорю, что закон — это не инструкция, там пишется, чего не надо делать. А как надо, нужно разбираться.

Соколова: Давайте закончим на этой ноте, и каждый скажет по два слова, что вы думаете об этой встрече.

Закиров: Мне приятно было послушать. На несколько вопросов отвечу, свои задавать не буду — это надолго. Отвечая на ваш вопрос по поводу того, что фонды приморожены. Новый закон дает определенную нагрузку, но для компаний генподрядчиков это несущественно. Я не говорю, что это правильно, я говорю реально: 100 тыс. рублей для них — это несущественно. Так правительство решило — хорошо. Если вам известно, комфонд формируется не только из этих доплаченных денег, в него могут войти 30 компаний, которые объявляют, что внутри СРО к контрактной системе, уходят эти деньги, туда могут уйти деньги членов, которые исключены из СРО. Формируется сумма, допустим, относительно наших членов, почти 290 на сегодняшний день. У нас фонд формируется порядка 50 млн рублей, то есть мы его туда компонуем. Что происходит? Значит, в этот фонд входят подрядчики, как правило, уже крупные (у нас есть подрядчики, выполняющие контракты на 1—2 млрд рублей). Мера ответственности из этого фонда максимум 20%, понятно, что на миллиард проект провальным не будет, но на 100 млн рублей, допустим, произошел случай, при котором возможна выплата из этого фонда. 20% — это 20 млн рублей должно быть выплачено. Фонд у нас всего 50 млн рублей. А оказывается, мы не от суммы должны считать эти проценты, а от того, что у нас есть: у нас есть 50 млн рублей — мы должны им будем 10 млн рублей. Хорошо, у нас есть пять случаев всего, если фонд уменьшится более, чем на половину, к этому моменту Ростехнадзор нас исключает из реестра. То есть СРО сейчас находятся в группе риска.

Егоров: Понимаете, если вы 100% за них отвечаете, то на них вы и выходите, а если за 10%, то головная боль на 10%.

Закиров: Я с вами согласен, но компании отфильтровываются по особым требованиям, сейчас разрабатывается своими страховыми компаниями отдельное страхование, потому что фонд этот не выдержит, т.е. 2,5 обращения, а у нас из 290 компаний, и больше ста компаний сразу сказали, что они идут по контракту, потому что в Татарстане в основном у нас остались здесь те члены, которые работают по контракту, потому что коммерческие строители сразу ушли в Москву, купили допуски. Это их право, мы их не в праве обвинять. У нас из 290 компаний 100 членов уже сами объявили, что пойдут по контрактной системе, и я думаю, что в течение года еще больше половины туда придет. То есть мы должны создать барьер для строительного рынка.

Орсаев: То есть чтобы госконтракт мне выиграть, я должен у вас в СРО быть, и вы с помощью этого фильтруете. И вы еще теперь, чтобы к вам вступить, мне скажете: «Дай десять рублей». Примерно так получается? Как я понял, в Казани два СРО, в эти два СРО могут вступать, госконтракты могут выигрывать только те, кто вступают в СРО в Казани…

Закиров: Нет, нет, нет. Если вы зарегистрированы в Москве, т.е. вы должны состоять в СРО в Москве, вас никто не будет отсюда гнать, главное, чтобы имело привязку географическую место регистрации юрлица и нахождения СРО.

Хорошо, я считаю, что эта мера была вынужденной, понятно, откуда эти меры возникли. Т.е. у нас два СРО, за которыми следят очень строго: минстрой нам расслабиться не дает, Ростехнадзор — тоже, недавно проверяли сурово и долго. Сейчас новый закон нас очень пугает…

Орсаев: Придется отвечать (смеется).

Закиров: Мы боимся не того, что придется отвечать — нам эти деньги мертвым грузом, мы боимся того, что если этих обращений станет действительно много, нас просто лишат статуса СРО.

Плескачевский: Мой совет, я так советовал страховым компаниям: не хочешь мешать деньги между собой, не хочешь отвечать в случае чего, лучше на всякий случай — ну его нафиг, это обязательное публичное право, не хочешь, чтобы директор у тебя украл. Губернаторы в начале 90-х выдавали поручительства, не имея необходимости фиксировать свой бюджет, они сходили в английский банк, не имея гарантии, и под них выпускались ценные бумаги, которые обращались в $10 тыс. за то, что он давал гарантию. Почему я говорил про пенсионную систему? Владение, управление и учет-контроль между неаффилированными лицами, иначе всегда существует опасность: в сговоре с банком или без такового, или разместить депозит — распилить процент или без такового.

Артур Закиров: «Мы боимся не того, что придется отвечать, мы боимся того, что если этих обращений станет действительно много, нас просто лишат статуса СРО»

Соколова: У кого есть еще какие вопросы?

Сальникова: Я никакого отношения к СРО не имею, но поскольку я представитель государственной экспертизы, то я имею опосредованное отношение. Вижу эти допуски, все это так смешно: понимаешь, что это покупается. Большие опасения вызывают СРО каких-то татарстанских организаций, которые, например, в Альметьевске сидят, и СРО представляют Гатчину. Я думаю, нафиг поперлись из Альметьевска в Питер? Это же сразу говорит о том, что это покупается. Соответственно, это вызывает недоверие к этим СРО, я даже веду у себя на рабочем столе черный список этих организаций, которые мне даже просто по привязке территориально, куда они, где, кто купил. А так вообще, конечно, вызывает непонимание, почему до такой степени градкодекс бесконечно наполняется такими положениями, которые там вообще быть не должны, почему все условия для строительства, для СРО внесены в градкодекс — это какой-то кошмар. Это закон такого ранга, конституционный практически закон, в который вообще очень сложно вносить изменения, и такая зарегулированность ни к чему хорошему не ведет. Был же закон о СРО, почему строителей запихали в градкодекс, вообще непонятно. Я думаю, что это к тому, что я ранее сказала: государство у нас — самый главный коммерсант, и оно для себя эти законы пишет, а потом само же не может их выполнить, и само же его нарушает. Но все равно каким-то образом я Виктора Семеновича очень поддерживаю: да, нам нужно, профессиональному сообществу, видеть друг в друге не только конкурентов, а понимать, что СРО — это объединение профессионалов, созданное, чтобы донести какие-то свои профессиональные проблемы до той же Думы. Я думаю, что лоббирование каких-то строительных интересов по градкодексу… Там прослеживаются определенные интересы этих самых компаний, людей, это даже не только Виктору Семеновичу видно, потому что он с ними встречается, это даже на нашем уровне видно: кто что лоббирует, толкает, под кого это написано. Всем строителям надо объединяться, потому что все это выросло из цехов, и там все это шло снизу, когда люди объединялись и договаривались выполнять одинаковые правила для какого-то вида продукции. У нас же все это сверху, и мы ждем. Мурат, ты говоришь: «Создайте мне закон», — никто не создаст тебе, если ты сам не будешь участвовать в этом создании, потому что государство тебе никогда не создаст то, что будет тебя устраивать, оно прежде всего будет делать для себя.

Соколова: Давайте на этом подытожим и завершим наш круглый стол. Вы правильно говорите, строителям нужно объединиться.

Егоров: Все-таки капитал у строителей и СРО сейчас будет являться в качестве договоренностей строителей с самими собой и с СРО внутри по тем правилам, но нет у нас пока этих договоренностей.

Плескачевский: Договоренность, формализация — это обязательно, а то одному хорошо, другому — нет. Тогда можно говорить о стандартах. Вот Сергей Османов, у нас с ним был такой проект: ликвидация госэкспертизы по уникальным объектам и создание лица, которое участвует в проектировании, строительстве, эксплуатации — негосударственной экспертизе. Задача его всего лишь: он берет проект и регламент безопасности и дает ответ — соответствует или не соответствует; это функция, которая в мире называется гражданский полицейский.

Соколова: Завершаем работу круглого стола, большое всем спасибо, что пришли обсудить вопрос.