Валерий Тишков: «При Рахимове в переписи 2002 года наверняка не менее 100 тыс. татар переписали в башкиры»

Великое переселение народов: «мигрировали названия, а такого массового переселения, может, и не было»

— Валерий Александрович, есть разные точки зрения о происхождении татар — золотоордынская, булгарская и финно-угорская. Вы какой больше придерживаетесь?

— Я не признаю жесткую связь современных идентичностей с тем, что было в археологическом прошлом. Больше всего в этом направлении сделано здесь, вашими казанскими учеными. Например, Рафаэль Сибгатович Хакимов подарил мне свою брошюру о происхождении татар. Здесь написан фундаментальный семитомный труд «История татар». В принципе, не доверять своим коллегам-ученым в этой области я бы не стал. То, что в последние пару десятилетий окончательно утвердилось, всегда и было — приоритет золотоордынского наследия с точки зрения истории. Не берусь судить о каких-то других фактах. Может быть, если бы булгарский геном был, он был бы ближе с казанским, чем монгольский геном. Но это абсолютная спекуляция.

С точки зрения историко-культурной полностью присваивать себе золотоордынское наследие, в том числе и Крымское ханство, только татарам не очень верно. Это такая узурпация древнего наследия в пользу одного народа. Точно так же, как осетины прибрали в свою пользу все аланское наследие, не оставив места другим народам Северного Кавказа на древнюю культуру. Хотя обычному человеку, обывателю, в хорошем смысле слова, или журналисту, писателю всегда интересно, его интригуют всякие древности, кто откуда произошел. Но с точки зрения жесткой науки эти вещи порой кажутся тривиальными.

Здесь написан фундаментальный семитомный труд «История татар». В принципе, не доверять своим коллегам-ученым в этой области я бы не стал. То, что в последние пару десятилетий окончательно утвердилось, всегда и было — приоритет золотоордынского наследия с точки зрения истории

Никогда археолог не будет обсуждать, к какому народу этот археологический комплекс сегодня принадлежит. Потому что столько произошло эволюций, контактов, взаимодействий, влияний, миграций человеческих популяций, я уже не говорю о культурном взаимодействии. Я уже не говорю, что в этой могиле были древние аланы или древние осетины; или у алтайцев их прародительница — древняя принцесса Укока, которая была похоронена — это тоже натяжка. Точно так же у татар. Не говоря уже, что сама категория «татары» имела сложную динамику. Поэтому я как раз придерживаюсь более сложных культурных версий с точки зрения происхождения и против жесткой связи современных идентичностей самосознания и того, что было в прошлом.

Есть такая общепринятая точка зрения о массовом переселении народов в раннем средневековье. Последние исследования показывают, что, скорее, мигрировали названия, а такого массового переселения народов, может, в принципе, и не было. Нужно быть очень внимательным к тому, что мы изучаем в далеком прошлом, и не пытаться все объяснить обязательно. Должны оставаться какие-то непонятные вещи, и мы должны говорить: «Да, мы этого не знаем». После нас будет еще много-много поколений исследователей, которым надо оставить место для объяснений. Поэтому сегодняшние версии происхождения татар будут подправлены или пересмотрены через два–три поколения ученых. Потому что версия, существовавшая три поколения до нас, отличается от сегодняшней. Думать, что именно сегодняшний взгляд является единственно верным, полагаю, тоже не очень правильно, это не научный подход.

«Этнических групп сколько надо, столько можем сделать»

— В нулевых годах была острая полемика вокруг татар перед переписью населения. В этой переписи чего было больше — науки или политики?

— Там была излишняя эмоциональная политизация. Особенно перепись 2002 года вызывала остроту. В 2010 году не было таких обостренных дебатов. А в 2002 году это была первая постсоветская перепись (последняя была в 1989 году). Нужно было вносить кое-какие коррективы в соответствии с новой Конституцией, новыми принципами, в том числе и с правом на самоопределение. Никто не имеет права его переписывать, что делалось в советское время. Возникло движение малых групп — поиска корней, попытка утвердить свою самостоятельность. Если ты активист от малых групп — чтобы стать вождями бесермян, кряшен или других. Это общий процесс, он мировой. Это было связано с тем, что в стране существует закон, который уделяет внимание и дает преференции малочисленным народам — этот фактор сыграл. Поэтому эти малогрупповые идентичности начали актуализироваться, нашлись лидеры. К тому же свобода слова, демократическая ситуация — все это вынесло на поверхность то, что было зажато или растоптано в советское время, оно как бы возродилось. Чтобы совсем что-то было заново с чистого листа сконструировано, такого не скажу. Все-таки, если бы не было дореволюционного казачества, то, наверное, современные казаки бы не возникли. А советская власть начала репрессии с казачества, потом уже появились депортированные, то вот это казачество и возникло. Точно так же и кряшены: они же были в переписи 1926 года, у них даже были какие-то элементы культурной автономии. А их переписывали в течение всего советского периода в татар уже при обработке материалов переписи перед их публикацией, то сейчас они появились. У них свои храмы, свои отличительные традиции, имена — Ивановы, Петровы, Алексеевы. Так что сказать, что это с чистого листа придумали, чтобы расколоть татарскую нацию — были такие обвинения в адрес меня лично и моего института. Но мы перед тем, как поддержать эту позицию, провели пару ученых советов, на которые приезжали эти кряшены, было обращение патриарха Алексия к президенту с просьбой учесть самоопределение кряшен.

«Кряшены: они же были в переписи 1926 года, у них даже были какие-то элементы культурной автономии. А их переписывали в течение всего советского периода в татар». Фото tatarstan-mitropolia.ru

Точно так же было с бесермянами. Но удмурты не стали это дело актуализировать и впадать в истерику по поводу того, что они могут уменьшиться, если из них вывести бесермян, и их тогда уже не будет большинство. А здесь это было на грани — 50—51%. И была опасность, что местные элиты, местная татарская общественность так нервно среагировала на попытку выделить кряшен в самостоятельную этническую категорию учета при переписи — я не говорю об отдельном народе. Татары вдруг могли потерять большинство. А был очень сильный настрой на то, что татар должно быть больше 50%, что и было достигнуто — не только за счет рождаемости. Были люди смешанного происхождения, рождаемость, миграция татар в Татарстан, меньше эмиграции — ряд факторов сказались.

Но кряшенский фактор не был таким решающим, никто же не знал, сколько их запишется. Кстати, это была моя формула: ввели группу и подгруппу. То есть кряшены не были выделены из татар, они в переписи стоят как подгруппа с отступлением внутри татар. Они увидели себя в переписи, их никто в татар не переделал, но в то же время кряшены были перечислены среди татар, так же, как сибирские татары. Как и среди русских — поморы и казаки. Хотя были казаки, которые требовали себе отдельного этноса. На меня жаловались и президенту, до сих пор эти жалобы идут.

Не вопрос это — народ или не народ, вопрос в процедуре переписи. Это имеет, конечно, значение — и моральное, и политическое. Когда меня спрашивают, сколько народов живет в России, я говорю: у нас один народ живет — российский. А этнических групп сколько надо, столько можем сделать. У нас 700 англичан считается народом, живущим в России. А 200 тыс. русских, живущих в Лондоне, народом Великобритании не считается. Поэтому — как считать. У нас и 300 японцев — народ России, и случайно оказавшиеся в России шведы, кубинцы. Посмотри перечень народа — увидишь. Говорят, у нас 193 народа живут, таких стран больше нет. Да в одном Лондоне живут 500 народов, если так подходить, как мы считаем.

«Ты должен быть или татарином, или башкиром. Мне как-то академик Роберт Нигматуллин (на фото), директор Института океанологии, сказал: «Я татаро-башкир». И многие выходцы из этого региона предпочли бы именно эту идентификацию». Фото kgau-econom.ru

Народ «татаро-башкиры»

— В Башкирии тоже возникали проблемы вокруг переписи. Особенно касательно населения, живущего на севере и западных границах республики. Существуют разные версии, кто они — татары, записанные башкирами, либо башкиры, подвергшиеся татаризации. Об этом писал колонку в нашем издании и этнолог Ильдар Габдрафиков. Все-таки, кто они?

— Есть некий татаро-башкирский симбиоз — такой двуязычный, двухкультурный пояс. Кстати, в этнологии есть российско-украинское пограничье: есть население, которому трудно определить, кто они — русские или украинцы. Они говорят: «При одних мы были хохлы, у других мы москали». Говорят на суржике — смеси русского и украинского. И здесь есть такой симбиоз. Поэтому в Башкирии при одном секретаре или президенте в результате каких-то воздействий или собственных расчетов, кем быть выгоднее, называют себя башкирами, в другой ситуации говорят, что они татары. Я сторонник того, чтобы дать людям смешанного происхождения, которые в равной мере разделяют культуру и знают языки отца и матери, дать возможность указывать людям двойную этническую принадлежность, и это, кстати, рекомендует Организация объединенных наций. И многие страны, где в переписи спрашивается этническая принадлежность, такую возможность дают людям — указать не одну, а несколько или по крайней мере две этнические принадлежности в графе «национальность».

В отношении татар и башкир здесь идет речь не о потомках смешанных браков. Здесь часть населения сформировалась, о которой можно говорить «татаро-башкиры». Но у нас ни в науке, ни в практике такой категории нет. Ты должен быть или татарином, или башкиром. Мне как-то академик Роберт Нигматуллин, директор Института океанологии, сказал: «Я татаро-башкир». И многие выходцы из этого региона предпочли бы именно эту идентификацию. Но татары хотят, чтобы они были татарами, башкиры — башкирами. Я бы не стал заострять на этом особое внимание. И не позволял бы какое-то насилие, особенно переписывание или жесткую агитацию: «Запишись татарином» или «Ты башкир».

В итоге при Рахимове в переписи 2002 года наверняка не менее 100 тыс. человек было переписано в башкиры. Те в более спокойной ситуации, без воздействия, без пропаганды: «Если ты в Башкирии живешь, значит, должен быть башкиром», повели бы себя по-другому. Плюс там ситуация такая, что башкир там меньшинство, их меньше, чем русских и татар, им хотелось бы выйти хотя бы на второе место. Все-таки большинство мест в их правительстве, законодательном собрании принадлежит башкирам — и это явно не демократично с точки зрения гражданских прав. Но уже при переписи 2010 года при новом президенте (Рустэм Хамитов — глава Башкортостана, — прим. ред.) такой одержимости не было, башкирский национализм пошел на спад, такой жесткой установки всем учить башкирский язык нет. И башкирский национализм ослаб и не наступает. Это на пользу этой республике, поскольку там трехобщинное государство: есть общебашкирская идентичность или башкортостанская (как у вас татарстанская). Так жестко делить, отдавать предпочтение одной группе, раз это Башкортостан, то они должны быть впереди, это неправильно.

Если ты чуваш, напишешь труд или литературное произведение на чувашском языке, то тебя прочитают только чуваши. А если ты как Чингиз Айтматов напишешь свое гениальное произведение не по-киргизски, а по-русски, то тебя прочитает весь мир

«Нет жесткой связи: умер язык — умер народ»

— В 1990-е годы в Татарстане пытались внедрить двуязычие. По сути, проект провалился. Почему? И были ли в мире примеры успешного введения двуязычия?

— Это сложная проблема. В Канаде затратили миллиарды долларов. Но Канада как страна не стала двуязычной. Но государственные службы стали двуязычными: издание всех документов, текстов законов производится на двух языках. Если ты звонишь в справочную службу и спрашиваешь по-французски, тебе обязаны ответить по-французски. Но это не частный сектор, бизнесу нельзя вводить какие-то жесткие требования. А государство и бюрократия должны говорить на языке налогоплательщиков.

Что касается Татарстана, наверное, управленцы, в суде, полиция должны, возможно, что так и есть, владеть двумя языками. В то же время требовать от русских, в том числе и на государственной службе, особенно на муниципальном уровне, где население преобладает русское, знать татарский язык — очень сложная задача. Потому что есть язык большинства, государственный язык и относящийся к мировым языкам (world top languages), столько создано мирового достояния на русском. Знание его и пользование им, как и другим мировым языком, очень помогает в жизни человека, его преуспевании, в карьере, связях, в утверждении себя, своей науки. Если ты чуваш, напишешь труд или литературное произведение на чувашском языке, то тебя прочитают только чуваши. А если ты, как Чингиз Айтматов, напишешь свое гениальное произведение не по-киргизски, а по-русски, то тебя прочитает весь мир: все, кто читает по-русски, плюс переведут. Поэтому он утверждает себя, свою киргизскую культуру, идентичность через русский язык.

Использование более мощного языка не значит, что ты сдался, предал свой народ, язык. Очень многие народы перешли на более мощный язык, но сохранили свою идентичность. Ирландцы, например, и десятки народов. Они сохранили свою идентичность, но говорят на языке более широкого распространения и более выгодном.

— Почему ирландцы практически потеряли свой кельтский язык?

— Ассимиляция. К тому же он немножко возрождается. Почему люди переходят с миноритарного языка на язык большинства? Потому что это язык большинства. И ассимиляция происходит во всем мире. Почему наш гражданин, россиянин, будь он татарин или русский, чуваш, уезжает в Америку, его дети уже 100% говорят на английском? Никто же не говорит, что он предал свой народ, забыл свой татарский язык. Это считается нормой. Если в России бурят, чуваш или удмурт перешел на русский язык, но сохранил свою идентичность, они от этого проиграли? Ничуть. Да, для сохранения своей идентичности язык играет важную роль. Но нет жесткой связи: умер язык — умер народ. Язык важен, но не является единственным и абсолютно исключительным условием существования народа. Переход в рамках одного государства на язык большинства — это, скорее, норма мировая, языковая ассимиляция, если она добровольная. Если она принудительная, когда у человека нет иной возможности говорить на своем языке, это плохо.

«Надо еще спросить, будут ли родители посылать детей в удмуртскую школу. Они скажут: «Нет, мы хотим, чтоб он поступил в МИФИ или МГУ, поэтому пойдет в русскую школу». Можно затратить грандиозные усилия». Фото scientificrussia.ru

Вроде в нашей стране, предпринимаются определенные усилия, есть правовые нормы и в суде ты можешь не по-русски говорить, а по-татарски или по-чувашски. Но сказать, что у нас все сделано для того, чтобы человек с нерусским языком себя во всей полноте реализовывал, особенно в системе школьного обучения, это очень дорого стоит, не можем это реализовать. Поэтому не ратифицируем Европейскую хартию региональных языков. Одно дело, реализовать ее в Венгрии или Финляндии, Германии, где два-три меньшинства, а у нас —70 языков, тогда сколько надо учебников, сколько надо грандиозных усилий.

Надо еще спросить, будут ли родители посылать детей в удмуртскую школу. Они скажут: «Нет, мы хотим, чтоб он поступил в МИФИ или МГУ, поэтому пойдет в русскую школу». Можно затратить грандиозные усилия. И здесь не может быть симметрии, когда Украина говорит: «У нас есть русские школы. А у вас есть украинские школы на два с лишним миллиона украинцев?». И Россия говорит: «Да, мы сделаем, построим». Здесь не может быть паритета, у русского языка больше преимуществ, люди выбирают его чаще, чем украинский, потому что это мировой язык.

См. также:

Валерий Тишков: «Исследования, показывающие, что татары — это на 90% финно-угры, некорректны»