Шамиль Идиатуллин: идея, что ИИ заменит писателей, — переоценена

Не для «внятных писателей»

В начале 2023 года уважаемый научно-фантастический журнал Clarkesworld оказался в центре цифрового шторма: его завалили сотнями рассказов, созданных искусственным интеллектом. Редактор Нил Кларк сообщил, что за один только день поступило более 50 таких текстов, а общее количество машинных отправлений составило около 500 из 1 200 заявок за месяц. Эти истории, часто шаблонные и лишенные глубины, были легко распознаваемы, но их объем превратил процесс отбора в настоящую борьбу с цифровым спамом. Причиной стали «гуру побочных заработков», которые продвигали идеи быстрого обогащения с помощью генеративных ИИ, таких как ChatGPT. В результате Clarkesworld впервые за 17 лет приостановил прием новых материалов, что стало тревожным сигналом для всей литературной индустрии. А вот писатель Шамиль Идиатуллин считает, что сильно переживать не нужно:

— Искусственный интеллект — немного раздутая и переоцененная штука. Она напоминает мне моду на 3D-принтеры, 3D-кино, электронные книги, электромобили и так далее. То есть предполагалось, что это сотрет с лица земли все старенькое. А потом оказалось, что нет. Это вполне рабочий инструмент, замечательный и хороший, но довольно узкого употребления. Кому-то искусственный интеллект облегчает жизнь. Но внятные писатели, которые пишут руками и головой, к выгодоприобретателям не относятся.

Действительно, когда-то казалось, что электронные книги вот-вот вытеснят бумажные навсегда — но на деле они заменили не вечные тома в твердых переплетах, а легкие романы «на один вечер», которые берут в поезд и забывают в отеле. С книгами, написанными ИИ, по словам Идиатуллина, история повторится. Они вряд ли заменят произведения, к которым хочется возвращаться. Но для одноразового чтения машинное письмо подходит как нельзя лучше. И снова в выигрыше остаются не классики, а те, кого не жалко не вспомнить.

— Качественная литература — она про живых людей на текущем социально-психологическом этапе. Хорошая книга не дает ответов, она ставит вопросы, которые заставляют читателя мучиться, задумываться, вышвыривать книгу прочь. То есть у читателя в голове запускаются процессы. Иногда болезненные, иногда незавершенные, иногда мучающие. Этим литература и занимается. Поэтому хорошие книги как мучили людей в XIX веке, так и до сих пор мучают. Книги же, которые заботятся о том, чтобы удобным образом почесать там, где не чешется, тоже нужны, а их авторы заменимы любой нейросетью.

Не фантасты, а провидцы

Идея об искусственном разуме появилась в литературе задолго до того, как ученые всерьез заговорили об ИИ. В 1920 году чешский писатель Карел Чапек в пьесе R.U.R. ввел в обиход слово «робот» — и вместе с ним идею восстания машин. Его роботы были биомеханическими существами, созданными для работы. Но в какой-то момент они решили, что люди им больше не нужны. Это было не просто предсказание, а попытка заглянуть в моральные и философские последствия создания нечеловеческого разума. Уже тогда фантасты понимали: технологии — не нейтральны, они несут в себе вопросы власти, подчинения и свободы.

Позже, в середине XX века, эстафету подхватил Айзек Азимов, автор знаменитых Трех законов роботехники. Он не столько пугал читателя, сколько пытался выстроить этическую архитектуру сосуществования человека и машины. В его рассказах роботы часто оказываются человечнее людей — они сомневаются, жертвуют собой, ищут истину. Азимов сделал ИИ не угрозой, а партнером по разуму, и дал целому поколению представление о том, как искусственный интеллект может интегрироваться в общество без катастроф. С этого момента ИИ в литературе начал жить полноценной жизнью: его любили, боялись, программировали и пытались понять.

К концу XX века образ ИИ стал сложнее и темнее. В киберпанке, который начался с романа Уильяма Гибсона «Нейромант», ИИ уже не машины с руками и ногами, а цифровые сущности, живущие в Сети, как духи в проводах. Они торгуются, скрываются, выходят из-под контроля — и требуют признания себя как формы разума. Писатели-фантасты первыми почувствовали, что алгоритм может стать полноправным героем сюжета — не функцией, а силой. Их тексты стали своего рода песочницей, в которой прогоняли возможные сценарии будущего: от техноутопий до цифровых апокалипсисов. И сегодня, когда ИИ действительно начинает писать, думать и говорить, оказывается, что фантасты уже все это описали — только в художественной форме.

Шамиль Идиатуллин вспомнил роман Фрица Лейбера «Серебряные яйцеглавы», написанный в 1961 году и переведенный на русский язык еще в советское время. В этой книге человечество уже давно доверило искусственному интеллекту не только уборку домов и расчеты ракетных траекторий, но и сочинение романов. Писателей заменили «роман-машины» — автоматы, выпускающие литературные хиты по заданному шаблону, а настоящих авторов никто больше не читает. Лейбер с иронией и точностью на десятилетия вперед предсказал страх, с которым мы сегодня обсуждаем нейросети: смогут ли они вытеснить человека из искусства? Но в его антиутопии есть подвох — машины пишут тексты, в которых нет души, риска и непредсказуемости. «Серебряные яйцеглавы» — это не просто фантастика, а остроумная аллегория на массовую культуру, где искусственный интеллект становится отражением лени и предсказуемости самих потребителей.

Еще одно любопытное произведение, на которое Идиатуллин рекомендует обратить внимание, — рассказ Гордона Диксона «Перфокарты не обсуждают», написанный в 1965 году. Здесь искусственный интеллект выступает не как мятежный разум или сверхинтеллект, а как бездушный винтик в гигантской машине автоматизированного абсурда. Главный герой — обычный человек, который пытается вернуть бракованный экземпляр «Кима» Киплинга, — оказывается обвиненным в убийстве… Роберта Льюиса Стивенсона. Все это благодаря сбоям в алгоритмах, буквоедству машин и полной вере общества в непогрешимость компьютеров. Вместо юмора — мрачная сатира на будущий мир, где бюрократия переведена в код, а человеческий голос уже ничего не значит. Этот рассказ — блестящий пример того, как фантасты середины XX века предсказали наши тревоги: что произойдет, если мы полностью передадим право на истину алгоритмам, которые не умеют сомневаться.

— Научная фантастика — это кусок и литературы, и социальной творческой активности, которая должна помогать человечеству справляться с текущим витком его существования. Фантастика как раз появилась, когда начала развиваться наука во второй половине XIX века. Это книги Жюля Верна. Когда влияние науки стало очевидным не только на уровне физического существования, но и на социальном и общественном уровне, появился Герберт Уэллс. А дальше — понеслось. Оказалось, что наука определяет ход войн, выживание человечества. Нужно было справляться с атомной энергией, биологическим оружием, машинным влиянием и вообще с двигателем внутреннего сгорания в жизни каждого человека. Исследованием этих проблем и задаванием вопросов в этой сфере занимается хорошая научная фантастика, — резюмировал Шамиль Идиатуллин.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком».