«Книгам, как и живым людям, свойственно изменяться во времени»

Неизвестный Карабчиевский

Филолог, журналист и редактор первого издания книги Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковского» Ольга Тимофеева начала свое выступление на презентации переиздания, отметив, насколько «чутким» было решение издательства «Редакция Елены Шубиной» опубликовать именно эту книгу из множества других работ о Маяковском. Она подчеркнула: «Необходимо проговорить те проблемы, из-за которых книга Карабчиевского в свое время стала сенсацией. Это проблема отношений с властью, отношения к насилию, отношения с будущим. Все эти проблемы невероятно остро волновали Карабчиевского, поэтому неудивительно, что книга о Маяковском написана с такой страстью».

Карабчиевский, как вспоминала Тимофеева, был человеком скромным и даже застенчивым в жизни, но при этом поразительно твердым в своих убеждениях. Он словно шел по краю, избегая прямых столкновений с властью, но не изменяя себе. «Для него самым болезненным было унижение человеческого достоинства, а в это время его унижали довольно часто и довольно болезненно», — заметила Тимофеева. Возможно, именно эта черта делала его близким людям, которые ощущали, как и он, свою отстраненность от официального мира.

Биография Карабчиевского — сама по себе история бунтаря. Он родился в Москве в 1938 году и, кажется, впитал все противоречия своего времени. Уже в 1955 году его стихи стали публиковать в «Московском комсомольце», но как быстро началась эта литературная карьера, так же быстро она и завершилась. Тимофеева с сожалением вспоминала, как советские издательства игнорировали его работы, предпочитая «обвинять в подкопе под советскую власть» или вовсе не замечать. Это вынудило Карабчиевского уйти в сторонние сферы — заниматься ремонтом медицинского оборудования, лишь бы не зависеть от режима.

Но даже тогда, в 1960-х и 1970-х, когда имя его почти исчезло с советского литературного горизонта, Карабчиевский оставался в строю. Он писал для западных журналов и альманахов, таких как «Грани» и «Вестник РХД». Тимофеева упомянула, как больно он переживал события 1968 года, вторжение советских войск в Чехословакию, которое стало точкой невозврата для интеллигентов того времени. Для него это был крах всех надежд, подорванное доверие к государству и невозможность существовать в обществе, где «человеческое достоинство» попирается на каждом шагу.

Страстное увлечение Маяковским

Тимофеева привела любопытный факт: Карабчиевский никогда не воспринимал официальное признание как нечто значимое. В этом он выделялся среди коллег-диссидентов. Его не интересовало формальное признание. Скорее его привлекала свобода быть собой. Он слушал «вражеские голоса» западных радиостанций, среди которых особенно ценил обзоры Анатолия Гольдберга. По словам Тимофеевой, «никто сейчас про это не вспомнит, но он был кумиром всего интеллигентского круга». В то время такие радиопередачи были чем-то вроде культурного маркера, своеобразным тайным языком, по которому единомышленники узнавали друг друга.

Однако именно работа над книгой о Маяковском стала для Карабчиевского настоящей проверкой на прочность. Тимофеева вспоминала его нежную привязанность к фигуре поэта, которая одновременно была источником разочарования и боли. Взаимоотношения Карабчиевского с творчеством Маяковского со временем приняли форму ревности и страсти, сродни юношескому увлечению. И хотя их взгляды на жизнь и творчество были порой диаметрально противоположны, Карабчиевский ощущал свою миссию — не дать забыть ни величие, ни слабостей своего кумира.

«Он был всегда готов к любого рода обсуждениям и не признавал только споров с неединомышленниками. Он считал, что это бесполезная трата времени», — вспоминала Тимофеева. Этот принцип казался непреложным в мире Карабчиевского, где личные убеждения не были предметом обсуждения с чужими людьми. Ему были интересны только те, кто был способен спорить по делу, на уровне деталей, а не подменять дискуссию пафосом и лозунгами.

Книга, которая взорвала стереотипы

За годы, которые он провел на Западе, Карабчиевский, наконец, получил признание, которого долгое время был лишен на родине. Книга «Воскресение Маяковского» впервые вышла в Мюнхене в 1985 году, и эта публикация привлекла к нему внимание не только эмигрантской интеллигенции, но и КГБ. Лишь после участия в альманахе «Метрополь» давление на него ослабло — парадоксальная легализация через негласный статус диссидента.

Когда Юрий Карабчиевский представил свое «Воскресение Маяковского», литературное сообщество оказалось перед дилеммой. Выросшее на образе Маяковского как монументальной, практически мифической фигуры, советское общество столкнулось с дерзкой деконструкцией — вызовом, который одновременно будоражил и отталкивал. Директор ГМИРЛИ имени В.И. Даля Дмитрий Бак вспоминал на презентации: «Эта книга легендарная. Я помню, какое ошеломительное впечатление она тогда произвела. Мы привыкли видеть в Маяковском двухметровую громадину, бронзового героя. Карабчиевский же показал его живым, ранимым, уязвимым человеком». И это не просто литературное откровение, это поворот в восприятии поэта, пересмотр самого понятия величия в искусстве.

Карабчиевский подошел к разбору поэзии Маяковского с холодной аналитичностью, которая потрясала читателя. Ольга Тимофеева заметила: «Карабчиевский честно рассматривает лучшее или то, что считалось лучшим у Маяковского, но, въедливо вчитываясь в строчки, он опровергает их шедевральность примерно тем же приемом, в котором упрекает Маяковского». В этом была своеобразная игра со временем и пространством, как будто поэт прошлого встречался лицом к лицу с реалиями холодной современности.

Книга вызвала неоднозначную реакцию и в литературных кругах, и среди широкой публики. Андрей Синявский упрекал Карабчиевского в том, что тот хочет уничтожить Маяковского, но сам автор возражал: «У меня нет ненависти, и я не хочу уничтожить Маяковского. Ниспровергнуть — да, как Толстой ниспровергал Шекспира, как Набоков ниспровергал Достоевского». Для Карабчиевского в этом жесте было следование завету: «Не сотвори себе кумира». Это его литературное credo, его способ противостоять идеализированным образам, выводить на свет сомнения и противоречия.

Маяковский, которого мы не знали

В предисловии к книге Тимофеева подчеркивает: «Карабчиевский страстно сбился просто с понимания революции. Для него это была главная трагедия русской истории, и потому он не мог принять, что Маяковский так рьяно поддерживал ее». Это расхождение в мировоззрении, в подходе к искусству и жизни и стало стержнем его критического анализа творчества поэта.

Заведующая отделом ГМИРЛИ «Музей истории литературы ХХ века» Лариса Алексеева отметила на презентации: «Карабчиевский показал Маяковского вне привычных рамок, как человека, который переживал свою внутреннюю драму на фоне социальных потрясений». Этот подход позволил иначе взглянуть на поэта, показать его не как бронзовую фигуру, но как личность, которая борется с внутренними демонами. Для читателей конца 1980-х и начала 1990-х это было настоящим откровением.

Книга не оставляла равнодушными. Для кого-то это была разрушительная критика, для других — способ понять Маяковского лучше, глубже. Как говорит Тимофеева, «эта репутация нигилиста и ниспровергателя — печальное, но характерное недоразумение, поскольку пафос книги как раз в возрождении полуутраченных нами понятий и норм». Карабчиевский не просто разрушал, он создавал новый образ, где рядом с величием стояла уязвимость, где бронза уступала место живой плоти.

Для Марины Красновой, заведующей отделом ГМИРЛИ имени В.И. Даля «Дом И.С. Остроухова в Трубниках», «Воскресение Маяковского» — это не только книга о поэте, но и попытка показать, что даже великие личности имеют право на слабость и сомнения. В этом Карабчиевский оказался близок современному читателю, показав, что за фасадом идеала скрываются те же простые и глубокие человеческие чувства.

Подобно своему кумиру, Карабчиевский прошел путь, полный страсти, боли и неумолимого поиска истины. Их жизни словно повторяют друг друга — две фигуры, объединенные не только литературными идеалами, но и трагическим финалом. Как и Маяковский, Карабчиевский сам выбрал свой исход 30 июля 1992 года, приняв летальную дозу снотворного.

Екатерина Петрова — литературный обозреватель интернет-газеты «Реальное время», автор телеграм-канала «Булочки с маком» и основательница первого книжного онлайн-клуба по подписке «Макулатура».