Григорий Печерица: «Всю жизнь нахожусь на своем месте, буду делать то, что должен»
О чем рассказывает детский уролог с 50-летним стажем
Григорий Федосеевич Печерица работает детским врачом вот уже полвека. Детский хирург, уролог, сейчас он ведет консультативный прием пациентов в поликлинике ДРКБ. А за время своей огромной карьеры и хирургом работал, и отделением заведовал, и начмедом по хирургической части трудился… О том, как мальчишка из небольшого села под Донецком оказался в Казанском медицинском институте, как строилась его врачебная карьера, как 50 лет он шел рука об руку с женой и что изменилось в медицинской работе за полвека, — в его портрете в «Реальном времени».
«Меня все удивляло: множество кабинетов, люди в белых халатах, очереди к врачам…»
Родился наш герой в Краснолиманском районе Донецкой области — его босоногое детство прошло в небольшом селе Новое. Ни больницы, ни поликлиники в селе не было — на всю округу только зубной врач, к которому жители и обращались по самым разнообразным медицинским надобностям. А еще была бабушка-костоправ, которая, как заключает сегодня Григорий Федосеевич, в меру своих талантов занималась лечением ортопедических патологий.
Поэтому первое знакомство с серьезной медициной у мальчика случилось, когда мама взяла его с собой в райцентр — ей нужно было к врачу, а сынишке как раз требовалось купить нехитрых вещей. Ближайшая поликлиника была при железнодорожной больнице в Красном Лимане. Наш герой вспоминает:
— Как раз накануне поездки меня в голову укусила пчела — дедушка держал пчел, и это не было каким-то экстраординарным случаем. Но у меня аллергия на пчелиный яд. Так что к моменту нашего с мамой приезда в поликлинику вид у меня уже был устрашающий: опухшее лицо, глазки-щелочки… Мама сама зашла к врачу, а я остался сидеть на стуле в коридоре и осматривать окружавшую меня обстановку. Меня все удивляло: множество кабинетов, люди в белых халатах, очереди к врачам. И тут меня заметила проходившая мимо медсестра, ужаснулась, схватила в охапку и привела в процедурный кабинет (а там все сверкало и блестело!). Мне обработали место укуса, намазали мазью, в финале сделали на голову марлевую повязку, как чалму, и вернули на лавочку в коридоре дожидаться маму. Когда мама вышла от врача и увидела меня, она ахнула со страху: оставляла ребенка обычного, а нашла — с повязкой...
У меня аллергия на пчелиный яд. Так что к моменту нашего с мамой приезда в поликлинику вид у меня уже был устрашающий: опухшее лицо, глазки-щелочки…
С тех пор прошло уже много-много лет, а свой первый визит в больницу Григорий Федосеевич помнит до сих пор — таким сильным оказалось впечатление.
Окончив восьмилетку в родном селе, в 1966 году пятнадцатилетний мальчик отправился в райцентр — доучиваться в 9 и 10 классе. До дома оттуда было всего 35 километров, но общественный транспорт не ходил, а в непогоду развозило и дорогу. Идти было невозможно: сапоги плотно застревали в грязи, блокируя любые попытки сделать шаг. Редкие визиты домой мальчик наносил с помощью попутного транспорта — между Новым и Красным Лиманом регулярно курсировал молоковоз (сопровождаемый в периоды распутицы трактором).
«Мы в Казани, поступили в медицинский»
Старший брат нашего героя Юрий окончил школу за два года до него и уехал из родных мест искать счастья: хотел поступить в медицинский институт.
— Они с другом поехали поступать в Долгопрудный, в Подмосковье. Но что-то им не понравилось, и вот нам приходит письмо от них: «Мы в Рязани, готовимся к вступительным экзаменам». Ну, что же поделаешь — Рязань так Рязань. Ждем следующего письма. А в следующем написано: «Мы в Казани, поступили в медицинский». Это их как-то так провидение Господне привело, видимо — ну и меня за ними, — улыбается Григорий Федосеевич.
Гриша приехал к брату в гости на зимние каникулы в 1967 году, будучи учеником 10 класса. Юрий показал все: и сам город, и институт, и даже в анатомический театр сводил! Кстати, Юрий Федосеевич в результате тоже остался здесь, в Татарстане: он многие десятки лет проработал детским хирургом в Набережных Челнах.
А в следующем письме написано: «Мы в Казани, поступили в медицинский». Это их как-то так провидение Господне привело, видимо — ну и меня за ними
Казань нашему герою понравилась, он был впечатлен. В 1968 году Григорий — тоже с другом — приехал сюда поступать. И тоже в медицинский — сказывались и детские впечатления, и от брата отставать не хотелось. Выбор стоял между педиатрическим и лечебным факультетами. Ребята подошли к выбору логически: педиатров в те годы остро не хватало.
При этом в 1966 году легендарный профессор Рокицкий начал формировать в Казани детскую хирургию как отдельную специальность. А для этого нужно было срочно укомплектоваться мужскими кадрами. Так что на педфаке юношей принимали особенно охотно: мужчину-педиатра в шестидесятых годах в Союзе можно было смело заносить в Красную книгу как исчезающий вид.
— И мы пошли в педиатрию. Студенческие годы прошли, как у всех. Брат жил в общежитии, а мы — на квартире. Это был небольшой дом-пятистенок на реке, на улице Подлужной. В одной половине жили пятеро ребят — двое из фармацевтического училища, двое из нашего института и какой-то матрос. А в нашей половине мы были втроем: мы с другом и парень со стоматологического факультета, — вспоминает Григорий Федосеевич. — Интересно было!
«Это были страхи Господни!»
Уже после первого курса, в 1969 году, наш герой устроился работать санитаром в Республиканскую психиатрическую больницу, в детское отделение. Так что общий стаж медицинской деятельности у него исчисляется 54 годами. После третьего курса можно было уже работать медбратом, и его приняли в детское отделение Первой инфекционной больницы.
Как раз на то время пришлась эпидемия менингита, и она оказалась серьезной школой для будущих врачей. Это сейчас медики работают с одноразовыми шприцами и расходниками для капельниц, а кислород подводится к каждой постели через встроенные системы. Тогда все было совсем не так. Кислород был на улице, в сарае: нужно было притащить баллон в отделение и подключить его через увлажнитель к дыхательному аппарату. А капельные системы представляли собой обычные резиновые красные трубки. И их, и шприцы надо было каждый раз собрать, разобрать, почистить, простерилизовать, высушить... Всю ночь медики работали и расходовали эти инструменты, но к утру все должно было быть уже вымыто, чисто, стерильно и готово к работе следующей смены. Доктор вспоминает:
— А маленькие детки — Господи! Это сейчас им системы делают через внутривенный катетер. В те времена мы иголку устанавливали в ручки, в вену на головке… Это были страхи Господни! Лежит малыш в кроватке под капельницей, рядом с ним мама ночь напролет клюет носом. Таких кроваток несколько, и ты носишься между ними, бегаешь челноком, караулишь, как бы чего не вышло, как бы мама не проспала момент, когда кончается капельница…
До сих пор невозможно привыкнуть к тому, как они страдают. Но думать об этом обычно некогда. Некогда было и тогда. Мы просто делали то, что должны были делать. И как радостно было, когда они выписывались выздоровевшие!
Именно там, в детском отделении «инфекционки», работая на эпидемии менингита, ребята утвердились в том, что сделали правильный выбор, придя в педиатрию.
— Конечно, детишек было жалко. До сих пор невозможно привыкнуть к тому, как они страдают. Но думать об этом обычно некогда. Некогда было и тогда. Мы просто делали то, что должны были делать. И как радостно было, когда они выписывались выздоровевшие!
«Сделал операцию — веди больного, пока не выпишешь!»
В 1972 году, на четвертом курсе, Григорий женился на своей однокурснице Наташе, Наталье Валериановне Криницкой. Она тоже доктор, детский эндокринолог, и тоже всю свою профессиональную жизнь провела в ДРКБ. Наталья Валериановна до недавних пор заведовала эндокринологическим отделением, создала в республике первую школу диабета, спасла тысячи пациентов и сохранила им качество жизни. А тогда, 50 лет назад, молодой девчонкой она выходила замуж за того, с кем рука об руку пройдет всю жизнь — и в семье, и в работе. В прошлом году супруги отпраздновали золотую свадьбу.
— В прошлом году 4 октября было 50 лет со дня нашей свадьбы. И это только со свадьбы! А так, вообще, мы с 1968 года вместе. Так по жизни и шагали вместе, и до сих пор шагаем, — улыбается Григорий Федосеевич.
В прошлом году 4 октября было 50 лет со дня нашей свадьбы. И это только со свадьбы! А так, вообще, мы с 1968 года вместе. Так по жизни и шагали вместе, и до сих пор шагаем
Обе их дочки тоже стали детскими докторами — Оксана Григорьевна и Олеся Григорьевна работают здесь же, в ДРКБ. Такой вот семейный подряд получился, да и как могло быть по-другому? Девочки росли в медицинской семье, еще школьницами на каникулах работали санитарками, все детство вместе с родителями провели в клинике. Других вариантов они для себя даже не рассматривали. И теперь они хорошие врачи, отец с гордостью о них говорит.
На шестом курсе состоялось распределение в субординатуру — нужно было решать, кто пойдет в педиатрию, а кто — на кафедру к Рокицкому, в детскую хирургию. Базовым для этой кафедры было детское отделение городской больницы №15 — «неотложка». Там начинающие детские хирурги дежурили, работали, сначала ассистировали на операциях опытных врачей, ближе к окончанию учебы оперировали и сами. К концу субординатуры у нашего героя было около 60 самостоятельных операций в детской хирургии. Сформировавшись как хирург еще в те, советские времена, он сформировал свой профессиональный подход, которому следовал потом еще много лет:
— Прежде чем идти оперировать, ты думаешь прежде всего не о том, как зайти и сделать операцию, а о том, как будешь с нее уходить. Просчитываешь все скрытые варианты развития событий, все, что теоретически может произойти. Потому что планировать ты можешь одно, а увидеть — совершенно другое. Поэтому ты должен быть готов ко всему и просчитать все варианты. И заранее придумать, как завершить операцию с пользой для пациента. Накануне операции ты думаешь, думаешь, думаешь — и только после этого выходишь в работу.
Порой приходилось помогать и во взрослых отделениях, когда там не хватало рук. На всю жизнь запомнил Григорий Федосеевич один из таких случаев: как-то раз заведующий взрослым хирургическим отделением Владимир Георгиевич Чуприн позвал его помочь на операции во взрослом отделении. В ту ночь в «неотложке» случился огромный поток пациентов, и среди них был молодой мужчина с травмой живота. Налицо были симптомы перитонита, требовалась срочная операция.
— Меня позвали, я и пришел. Думал, как обычно, ассистировать буду, крючки держать. Зашли, стали оперировать, а Чуприн спрашивает: «А ты чего стоишь? Чего ждешь? Работай давай». Я провел ревизию и обнаружил разрыв кишечника. Думаю: «Я свое дело сделал, сейчас Владимир Георгиевич дальше сам вступит, наложит швы». А он качает головой и говорит: «Давай, работай дальше». У меня душа в пятки ушла: в первый раз такое делал. Но все прошло хорошо. Прооперировали, закрыли, ушли из операционной уже под утро. Утром стоим на площадке, разговариваем, а навстречу Владимир Георгиевич идет. Спрашивает у меня: «Как твой больной?» Я отвечаю: «А я еще к нему не заходил». Как же он меня выругал! «Это же твой пациент! Ты же его сам оперировал! Как можно не знать, как у него дела!!!» Я, как зайчик, побежал в отделение. Там все хорошо, вопросов нет. Но в итоге я три раза в день к нему бегал, до самой его выписки. И на всю жизнь запомнил этот урок: сделал операцию — веди больного до конца, пока не выпишешь!
На всю жизнь запомнил этот урок: сделал операцию — веди больного до конца, пока не выпишешь!
«Я вас сюда не звал, вы кто такие?»
Как раз в то время готовилась к открытию Детская республиканская клиническая больница — ее первые корпуса наконец были достроены. Еще в субординатуре, в 1973 году, наш герой (как и все студенты-медики тех лет) работал на ее стройке, а в 1 августа 1975-го Григория Федосеевича и Наталью Валериановну распределили в ДРКБ — они стали двумя из троих первых врачей, принятых в штат главной детской клиники республики.
— Мы пришли вдвоем в офис. Там были секретарь и главный врач, Карпухин. А он сообщает нам: «Я вас сюда не звал, вы кто такие?» Мы отвечаем: «Мы и не просились, нас сюда направили». Он говорит: «Мне ничего не надо, мы еще не открылись, я вам ничего не обещаю и дать ничего не могу. Дальше посмотрим».
Об этой прохладной встрече нашему изданию в своем портрете рассказывала и Наталья Валериановна:
— Он на нас посмотрел и сказал: «У меня еще никого в штате нет. А кто вы такие? Я блатных никаких брать не буду, кто вас сюда прислал?» А мы были не блатные — оба деревенские, он с Украины приехал, я тоже издалека… И он сказал: «Ладно. Я вас возьму, посмотрю, как будете работать. Но если что — я вас выгоню. Нянчиться с вами не буду. Санавиация — полетите, когда надо. Командировки — поедете, когда надо, и никакими детьми не отболтаетесь. Квартиры не ждите». Вот таким было его приветственное слово. И мы стали первыми врачами, оформленными на работу в эту больницу.
Дальше пошла работа. Больницы как таковой еще не было. Молодые врачи занимались организационными работами: создавали отделения, расписывали заявки на оборудование, формировали разнарядки и, конечно, работали. Рабочее место Григория Федосеевича до момента открытия отделения в ДРКБ определили в той же 15-й горбольнице, где он проходил субординатуру и интернатуру по детской хирургии. Там молодой хирург и определился с более узкой специализацией — урологией. Он присматривался к этим больным, его привлекал к работе профессор Алмаз Асхатович Ахунзянов. Наталью Валериановну отправили в клинику Меньшикова. Так, между разными зданиями, наши герои и работали до 1977 года.
Нас постоянно отзывали в новые корпуса ДРКБ — мы завозили туда оборудование, мебель, обставляли отделения и палаты… Мне запомнилось, как мы перевозили рентгеновскую установку весом в 1 200 килограммов. Вручную же, сами!
— Это была карусель, конечно. Мы работали там, нас постоянно отзывали в новые корпуса ДРКБ — мы завозили туда оборудование, мебель, обставляли отделения и палаты… Это все было разбросано по всему городу, где-то по подвалам и складам. Там грузили, сюда привозили. Холодильники на плечах на шестой этаж таскали. Мне запомнилось, как мы перевозили рентгеновскую установку весом в 1 200 килограммов. Вручную же, сами! Методом рычага ее кантовали и грузили в кузов автомобиля…
«Было много работы, некогда было задумываться»
В 1977-м открыли первую санаторную группу в свежевыстроенной ДРКБ. Врачей в клинике тогда было «раз-два — и обчелся», как говорит Григорий Федосеевич. Потом работа пошла своим чередом. Открылись хирургические отделения: №1, где была абдоминальная хирургия; №2 — торакальные койки и гнойная хирургия. Урологию сразу выделили в свое собственное отделение. Это уже потом, в 1994-м, когда открыт был новый корпус ДРКБ, хирургия в клинике начала дифференцироваться и развиваться: появились отделения травматологии, офтальмологии, челюстно-лицевой хирургии, нейрохирургии, кардиохирургии, отпочковалось отделение хирургии новорожденных… А вначале все было не так.
В отделении урологии и обследовали пациентов, и делали им операции — на этом и сконцентрировался Григорий Федосеевич. В 1983 году он стал заведующим отделением и проработал на этом посту до 1994 года. Когда открылся новый корпус ДРКБ, главный врач уговорил его стать начмедом по хирургической части.
— Мы открывали этот корпус, организовывали работу этих отделений: хирургии новорожденных, кардиохирургии и всех прочих, — вспоминает наш герой. — Руководить было, наверное, сложно. Но тогда об этом не думалось. Потому что было много работы, некогда было задумываться. Нужно было делать свое дело. Мы ведь росли в советской системе воспитания, тогда и закалка была совсем другая. Серьезная.
Мы открывали этот корпус, организовывали работу этих отделений: хирургии новорожденных, кардиохирургии и всех прочих. Руководить было, наверное, сложно. Но тогда об этом не думалось
За 50 лет Григорий Федосеевич поступательно наблюдал, как расцветают хирургия и диагностика. Как они меняются и идут вперед. В начале 70-х, по его словам, хирургия была ремеслом, предметом тонкой ручной работы. Сейчас труд врача все сильнее автоматизирован. И в плане диагностики, и в плане чисто хирургической манипуляции. Появилась эндоскопическая хирургия, различные инструменты, помогающие выполнять малоинвазивные операции с минимальной травматизацией. А это способствует сокращению сроков выписки и реабилитации маленьких пациентов. Появилось множество вариантов диагностики — к услугам врачей сегодня УЗИ, рентген, КТ, МРТ… 50 лет назад доктор должен был ориентироваться преимущественно на свой опыт, внимательность и логику.
— Тогда работали интуитивно, головой и руками. Был рентген, конечно, но сейчас-то к нему добавилось еще много всего. Например, ангиография почек. Сначала ее, кстати, делали руками, а теперь целое отделение. Им нужно только катетеризировать пациента и подключить аппаратуру — и все, дальше они сидят и смотрят на экран! Небо и земля просто. Представьте себе, как все изменилось со времен нашей молодости?
Кстати, ангиографические методы исследования и лечения в ДРКБ на крыло ставил Айдар Хамидуллин, и он подробно рассказывал об этом в своем портрете для «Реального времени».
С 1996 года Григорий Федосеевич заведовал операционным блоком больницы. В ДРКБ к тому моменту было 10 операционных, их работу нужно было организовывать, контролировать планы операций, поддерживать все в рабочем состоянии и вести подробную документацию.
Тогда работали интуитивно, головой и руками. Был рентген, конечно, но сейчас-то к нему добавилось еще много всего
«Мы никого не обслуживаем. Мы оказываем медицинскую помощь»
Особенность труда педиатра состоит в том, что работать нужно не только с пациентом, но и с его родителями. Особенно если перед доктором совсем маленький ребенок, младенец. Он не скажет ничего, не пожалуется — поэтому врач должен собрать анамнез по внешним признакам и по подробной беседе с родителями.
Работа с родителями состоит и в том, чтобы донести до них особенности состояния ребенка, и уговорить их на операцию, если это необходимо. А ведь случаи бывают всякие, и некоторые мамы категорически отвергают хирургическое вмешательство. Причины бывают разные — от принципиальных убеждений до конфессиональных запретов (к примеру, есть религиозные течения, в которых запрещено переливание крови). Что делать докторам в этом случае? Как спасти ребенка? Григорий Федосеевич рассказывает:
— По-разному бывает. Доходило до временного лишения родительских прав на время лечения — было несколько таких случаев в нашей практике. Связано это было и с религиозными убеждениями. Была у нас длительная эпопея с запретом на переливание крови одному пациенту — нам в итоге удалось все же переубедить его родителей. Приходится долго беседовать, всеми силами уговаривать. Стараешься найти подход, убедить. Но разные бывают родители. Однажды у нас одна мама даже с ребенком убежала. Девочку привезли по скорой с острым аппендицитом, нужно было срочно оперировать. Ее уже в приемном покое начали готовить к операции, а мама все твердила: «Нет, не дам». И в какой-то момент, когда медперсонал отвлекся, она схватила дочь и увела ее домой. Мы тут же оформили активный вызов на скорой помощи, а она ребенка спрятала где-то. В итоге привезли эту девочку на следующий день к обеду, потому что ей стало хуже — уже развился гангренозный аппендицит. Следующая бригада после нас ее оперировала, обошлось без осложнений.
Как и большинство коллег-врачей, Григорий Федосеевич констатирует, что отношение общества к медицине за последние годы сильно изменилось:
— Уважения нет. Раньше было больше и уважения, и доверия врачам. А сейчас — потребительский интерес. А почему? Потому что медицина теперь — сфера услуг. А ведь мы никого не обслуживаем. Мы оказываем медицинскую помощь. Вы обратились за помощью — пожалуйста, я готов вам оказать ту помощь, в которой вы нуждаетесь. Но разве это услуга? Нет! А в народе теперь сложилось так — укоренилась официальная терминология про сферу услуг, и теперь люди к нам приходят с таким посылом: мы их должны обслужить. А мы — медики, мы помощь оказываем! И такой расклад часто встречается: «Вот я пришла, а ты встань передо мной на задние лапки»…
Если ты не заполнил бумажку — значит, ты ничего не сделал. Потому что если ты сделал операцию, но бумаги не заполнил — стало быть, и операции-то как будто бы и не было
Вспоминая всю свою большую карьеру, доктор задумывается: а было ли что-то в работе, чего он не любил? Приходит к выводу: пожалуй, было. Это рутинная работа, заполнение отчетов и бесконечных бумаг. Все это отвлекает доктора от работы, который половину рабочего дня тратит не на прием больных и не на операции, а на заполнение бумаг.
— Если ты не заполнил бумажку — значит, ты ничего не сделал. Потому что если ты сделал операцию, но бумаги не заполнил — стало быть, и операции-то как будто бы и не было. Были короткие периоды, когда внедрялись рациональные решения — когда нас в конце восьмидесятых переводили на контрактную систему оплаты труда. Мы тогда вздохнули посвободнее и занялись чисто практической работой. Но с тех пор, конечно, объем документации с каждым годом все нарастал и нарастал, — размышляет Григорий Федосеевич.
«Переживания прячутся внутри, но это не значит, что черствеет душа»
Полвека прожив в белом халате, доктор признается: детей ему по-прежнему жалко. С того первого момента, когда он начал санитарить в психиатрической больнице, и по сей день. Григорий Федосеевич вспоминает, как сильно они, молодые ребята, прониклись тогда трагизмом этой ситуации. Когда их пациенты были еще маленькие, они не настолько сильно отличались от здоровых детей, заболевание их еще не настолько развивалось — и их часто забирали домой. А ближе к подростковому возрасту болезнь прогрессировала, и домой таких детей брали все реже и реже. В итоге они уходили во взрослую сеть, просто переводясь из детского во взрослое отделение. Наблюдать это все было страшно, признается сегодня доктор. А потом было 50 лет хирургии и урологии. И за это время он видел практически все — в том числе, конечно, и детскую смерть.
— Переживания прячутся внутри. Но это не значит, что черствеет душа. Нет, конечно. Она не черствеет. Приходится мириться с тем, что видишь, и принять как должное те моменты, когда помочь ты ничем не можешь. Но это никогда не забывается. С этим расстаться практически невозможно. Был у нас один случай: мальчик 14 лет с опухолью головного мозга умирал у нас на глазах. Реанимация была невозможна, все было понятно, родители уже знали и понимали все. Сделано было все, что можно. Уже и родители смирились. Я был рядом с его отцом, мы вдвоем сидели у него кровати, и парень ушел у нас на глазах. Как это забыть? — задает риторический вопрос Григорий Федосеевич.
Я сделал правильный выбор, всю жизнь нахожусь на своем месте, а значит, буду делать то, что должен
Сегодня Григорий Федосеевич применяет свой огромный опыт в консультативно-диагностическом отделении ДРКБ. Ведет прием — это уже не такая нагрузка, как раньше, но объем работы все равно немалый.
— Сейчас у нас в основном малыши, с ними повеселее. Это благодарный пациент. Поиграл с ними, зубы заговорил — он уже смеется. И ты радуешься вместе с ним. Сейчас, перед тем, как к вам идти, смотрел двоих малышей. Один серьезный, насупленный. А второй — хохотунчик. Поиграли, похихикали, а между делом я его посмотрел. Это все успокаивает, дает хороший настрой, — говорит доктор.
Он показывает нам свое расписание: только на первую половину дня записаны подряд семь пациентов, и еще во время нашей беседы он несколько раз прерывается, чтобы ответить на звонок из регистратуры.
— Пока без этого мне будет скучно, — рассуждает наш герой. — Вопрос о том, для чего я здесь, я для себя закрыл еще после третьего курса, в той самой инфекционной больнице, когда мы лечили детей от менингита. Никаких сомнений у меня не было в том, что это нужно. Я сделал правильный выбор, всю жизнь нахожусь на своем месте, а значит, буду делать то, что должен.