Музыка в жизни Хасан-Гата Габаши

Многочисленные и ставшие сегодня привычными музыкальные фестивали еще столетие назад вызвали бы острую полемику среди представителей разных религиозных конфессий. Среди мусульман тема дозволенности и «разрешенности» музыки (пения, игры на музыкальных инструментах) — всегда была предметом богословских дискуссий, отраженных в значительном количестве источников на разных языках — как сообщает исследователь взглядов татарских богословов по вопросам музыки и музыкальной культуры Гузель Сайфуллина (Ислам и музыка. Взгляды татарских богословов: учебное пособие/Г.Р. Сайфуллина. — Казань, 2013). Многообразие точек зрения в исламе по этому вопросу раскинулось от полного запрета музыки до весьма лояльного отношения и даже присутствие музыки в религиозных обрядах. До настоящего времени этот вопрос остается открытым не только в арабском мире, но и для представителей российских мусульман, в большинстве своем более чем лояльно относящихся к музыке.

В традиционном татарском исламе тема дозволенности музыки обсуждалась богословами и правоведами на рубеже XIX—XX вв., на фоне роста интереса к национальной культуре и искусствам. Вопрос о дозволенности музыки впервые затронул Шигабуддин Марджани, не оставивший ни одного сочинение по данной теме, но неоднократно высказывающийся об этом, о чем сообщают в своих воспоминаниях его последователи и сторонники. Теоретическое богословское обоснование по этому вопросу подготовили представители следующего поколения, хорошо известные мусульманские деятели и ученые — Ризаэддин Фахреддин, Хасан-Гата Габаши и Хади Кильдебаки (подробнее см. работы Г. Сайфуллиной). Хотя их сочинения имели определенную практическую задачу, общим для них было — стремление показать отсутствие твердого запрета в Коране и сунне на музыку; а также определение этических составляющих музыки, степень «греховности» и «дозволенности» музыки.

Музыка и искусство играют ключевую роль в духовном бытии народа

Более всех в этом вопросе продвинулся, пожалуй, Хасан-Гата Габаши, который не просто дал теоретическое обоснование на дозволенность музыки, но и примером собственной жизни на практике показал полезность и важность музыки в повседневной жизни. Будучи кадием (шариатским судьей), по просьбе Уральского генерал-губернатора, он подготовил служебную записку о легитимности концертов в связи с неоднозначной реакцией мусульман на концерты, завоевавшего впоследствии известность Камиля Мутыги-Тухватуллина.

Габаши показал ключевую роль музыки и искусства в духовном бытии народа. В своих сочинениях «Шигырь вә гыйна хакында голяма вә фикъһе исламының фикерләре» («Взгляды исламских ученых и законоведов на стихи и музыку») и «Омид» пароходы турында» («О пароходе «Надежда») он подчеркивает важное значении музыки для человека, ее влияние на воспитание. Не случайно сын Габаши — Султан Габаши стал первым профессиональным татарским композитором. Известно, что, обнаружив музыкальные способности у сына Султана и дочери Рокьи, Габаши нашел для них в Уфе педагога для занятий на пианино. Как сообщал в своих воспоминаниях Султан Габаши, сам Хасан-Гата Габаши играл на нескольких музыкальных инструментах — в детстве на татарском курае, позднее освоил немецкую гармонику, исполнял татарские мотивы на пианино.

В лице Габаши и его семьи музыка нашла не только своих почитателей и последователей, но также тех, кто продвигал музыкальную культуру в массы. Его заслуги в распространении музыкальной культуры подтверждаются следующим событием. Перед возвращением в родную деревню из Уфы в 1914 году городская интеллигенция, отдавая дань уважения Габаши, вручает ему список с указанием его самых важных достижений, среди которых строки:

«Вы были защитником нападок на нашу литературу и музыку, которые очень важны для нашей национальной жизни, своими действиями показав, что это хорошее дело».

Усилиями Габаши создается религиозно-правовая основа для проведения музыкально-литературных вечеров с участием студентов таких медресе, как «Галия» и «Усмания».

Как проверяется настоящая любовь и дружба испытаниями, так и отношение Габаши к музыке принесло ему в том числе много испытаний и трудностей. Активная деятельность Габаши по продвижению реформаторских идей, в том числе об отношении к искусствам и музыке, вызвало, несмотря на поддержку муфтия и части религиозной элиты, критику и серьезное противостояние со стороны консервативно настроенных религиозных кругов. Габаши часто оказывался в самой гуще событий, нередко становясь главным героем, разгорающихся дискуссий. В частности, в 1890-х гг. в связи с «передовыми» взглядами Габаши на искусство (он поддерживал музыку и искусства, указывая на их ключевую роль в духовном бытии народа) развернулась полемика между газетой «Вакыт» («Время»), поддерживавшей Габаши, и газетой «Дин вә мәгыйшәт» («Религия и жизнь»), критиковавшей его.

По мнению самого Габаши, именно постоянные дискуссии вокруг его фигуры привели к развитию некоей «душевной болезни», из-за которой в 1899 г. он был вынужден вернуться в родную деревню Малый Сулабаш. Лекарством для него, как это ни парадоксально, стала музыка, которую ему «прописали» врачи для лечения «сильной нервной болезни».

Сложившиеся к началу XX века стереотипы по отношению к музыке не отвечали реалиям существовавшей музыкальной практики. Постепенно музыка все больше проникала в общественное пространство и религиозную среду, становясь неотъемлемой частью повседневности татар-мусульман. Одним из пионеров в деле распространения музыкальной культуры стал Хасан-Гата Габаши, чей 160-летний юбилей мы в этом году празднуем.