Поволжье и Поморье в Казани

«Вопросы, на которые еще не знаю ответы»

Беседу вела Мария Сарычева, куратор-спутник уфимского музея современного искусства ZAMAN. Из пяти авторов в Казани оказалось трое. Первым делом она попросила рассказать о проекте Илькаеву.

— Он про то, что мы ищем ответы, и художники, и зрители, на вопросы — что такое свое и что такое чужое, — начала рассуждать художница. — И нужно ли использовать слово «чужое»? Иногда, когда говорят про свое и чужое, это сразу ставит границы. Я постаралась сделать проект, чтобы обсуждать вопросы, на которые еще не знаю ответы.

Сарычеву интересовало, определяет ли себя Илькаева как татарскую художницу.

— Я определяю себя татаркой, но не определяю себя как татарку по территории, — ответила Зульфия. — Потому что я родилась в Пермском крае, там все мои родственники. Я не могу себя определить через язык, потому что я использую и русский. Меня определяет философия, — продолжила она свою мысль. И потом добавила: — Если я считаю, что тема связана с тем, что я себя определяю татаркой — я называю себя татарской художницей. Мне комфортнее работать с трудным наследием и культурным прошлым.

При этом Илькаева вспомнила, что, живя три месяца в Перми в творческой резиденции, она в какой-то момент перестала акцентировать на национальном внимание: «Пока мы обсуждали мою тему, мне, кураторам и остальным как будто надоела татарская тема. Я подумала, что нахожусь на чужой территории, а я все про свое да про свое...»

«Для них это сакрально, а ты не имеешь право вносить в это новые смыслы»

Уроженец башкирского Бураево, живущий в Москве, Радик Мусин показал «Наскальники». Раньше он их рисовал в заброшенных пространствах, а здесь в буквальном смысле принес куски бетона на площадку. На них Шурале («у него появились груди, которых раньше все стеснялись») общается со змеей.

— Ты что-то сделал на башкирском или татарской — и люди, которые относят себя к этой культуре, очень ревностно относятся, когда ты берешь и перерабатываешь то, что, как они считают, им принадлежит. Для них это сакрально, а ты не имеешь право вносить в это новые смыслы, — так Мусин обозначил проблемы взаимодействия с культурным наследием.

Полина Серафимова, родившаяся в Чебоксарах, привезла в Казань цикл «Альбом», вышивая на тюле стихи — на русском и чувашском. Она объяснила появление этой инсталляции через образ родного города, где стоит памятник поэту Константину Иванову. Сейчас Серафимова также работает вне Чувашии — к примеру, в мастерских музея современного искусства «Гараж».

Кроме того, на выставке можно было увидеть фильм «Táмотка» москвички Ульяны Подкорытовой. Само слово — поморское. Оно значит «где-то там». Для выставки Ульяна сделала костюм героя, который отправляется в путешествие, сделав из лемеха (такими пластинками покрывали кровлю храмов) подобие кольчуги.

Также ижевчане из «Эмноюмно» представили видео «Колокольный звон деревня Уддяди», представив прохождение через Врата в «неизведанное пространство Внутренней Удмуртии». Обе видеоработы шли без остановки во время дискуссии.

Сама она представила на выставку инсталляцию «Моң» с множеством колокольчиков. Сама она перевела название как «Звенящая тишина», объяснив, что для нее «моң» — это не состояние, не чувства, а скрытое послание. Илькаева, так же как и Серафимова, говорила о проблемах перевода, ведь у каждого есть свои смыслы, который не передашь, просто подобрав аналог. При этом все художники явственно обозначили интерес к прошлому, к собственным корням.

— Сейчас велик интерес к прошлому, — резюмировал сидящий в зале историк Данис Гараев. — Людям не хватает чего-то русского или татарского в их окружении. Они не видят достижений здесь и сейчас.

Вход на выставку свободный, она работает до 30 августа.