«Молящимся будут видны все безобразия, неизбежно сопутствующие винной лавке»
Борьба за трезвость в Лаишевском уезде в середине XIX — начале XX века
Лаишевский район, благодаря своей близости к Казани и живописным речным просторам, славится большой притягательностью — недаром его облюбовала для жизни татарстанская элита. Сегодня муниципалитет активно застраивается, жизнь в нем бурлит и мало отличается от столичной, в то время как 100 лет назад это был тихий провинциальный уголок в Казанской губернии. Его историю в своей монографии «Лаишевский уезд в середине XIX — начале XX века» рассказывает старший научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани, кандидат исторических наук Елена Миронова. Для знакомства с прошлым «казанской Рублевки» автор представила не только архивные документы органов губернского управления, но и мемуары представителей высшего сословия, письма, путевые заметки врачей и ученых. «Реальное время» публикует фрагмент исследования о борьбе за трезвость в уезде.
§ 4. Борьба за трезвость
Характерной чертой повседневной жизни провинциального человека было увлечение спиртными напитками. Без них не обходились ни народные гулянья, ни свадьбы, ни похороны, ни празднование хорошего урожая. А если пивная лавка находилась поблизости к дому, то ничего не затрудняло злоупотребление алкоголем в будние дни. В 1868 г. сельские общества получили право самостоятельно выдавать разрешения на питейные дома, благодаря чему приобрели существенный источник дохода. Так, жители с. Урай сообщали корреспонденту «Волжского вестника»: «В былое время кабак наш приносил миру до 800 рублей арендной платы ежегодно». Однако заведение имело ярых противников в числе крестьянских семей, «старшие члены которых частенько посещали кабачок и, возвращаясь домой под хмельком, не прочь были «побуянить-подебоширить». И в начале 1880-х гг. на основе общинного приговора лавочка была закрыта. А всех односельчан, занимавшихся подпольной продажей водки, решили, кроме предания суду, штрафовать на сумму 50 рублей в пользу общества.
Закрытие питейных заведений давало результат достаточно быстро. Преподаватель Шармашинской воскресной школы связывал «возвышение уровня нравственно-религиозного состояния слушателей» с закрытием питейных домов тремя ближайшими сельскими обществами.
После принятия Правил о раздробительной (розничной) продаже напитков в 1885 г. только мамадышский купец Щербаков подал 800 прошений об открытии питейных лавочек в Лаишевском уезде, местный купец Макашин — 120 аналогичных заявлений, а лаишевский купец Я.Ф. Максимов обратился в уездное земство с прошением продать ему здание бывшего винного подвала. Кроме них, существовало множество мелких коммерсантов, также желавших торговать алкоголем. Так, в вышеупомянутом с. Урай с января 1886 г. с разрешения акцизного управления новые заведения распахнули свои двери для всех «желающих повеселиться». Две питейные лавки достались местным крестьянам — Чиркову и Козенкову, а третья лавка и ведерная — оптовому виноторговцу Щербакову.
Это спровоцировало запретительные приговоры «о нежелании иметь у себя питейные заведения». По правилам 1885 г. сельские общества сохранили возможность закрывать все существовавшие лавки, хотя и утратили право выдачи разрешений на открытие новых. Кроме того, крестьяне отказались предоставлять Щербакову в аренду здание, невзирая на все его угрозы.
Особенно хорошо продажа алкоголя шла в селениях, в которых находились пристани или устраивались базары. В период навигации почти каждый крестьянский дом с. Мурзиха старался «зашибить копейку», угощая у себя приезжую публику не только чаем, но и крепкими напитками. В с. Тюлячи с огромным базаром и ярмарками, проводимыми два раза в год, торговцев всегда радушно принимали в многочисленных питейных заведениях. Только в базарные дни выручка одной лишь винной лавки превышала тысячу рублей. Неслучайно, в начале ХХ в. на это село приходились три пивные и одна казенная винная лавка, трактир и ренсковый погреб.
Законодательно жители не могли противодействовать виноторговле, так как право сельских обществ о составлении запретительных приговоров не распространялось на населенные пункты с базарами или находившиеся у пристаней, перевозов, железнодорожных станций. Тем не менее тюлячинцы неоднократно составляли запретительные приговоры. Корреспондент «КамскоВолжской речи» в 1912 г. сообщил, что крестьянам удалось добиться определенных успехов в борьбе за трезвость: «В виду прекращения торговли крепкими напитками, в селе воцарилась образцовая тишина и порядок, чего здесь никогда не наблюдалось. Село пьянствовало до последней степени, в каждый праздник вина и пива выпивалось на сотни рублей ежедневно, в особенности в базарные дни. Немало доставалось от такого пьянства дела и местному волостному суду. В каждый базар составлялось в среднем от 30—40 протоколов за бесчинства и безобразия». По всей видимости, в заметке говорилось о закрытии только одной лавки, а не о полном запрете продажи алкоголя. Подобными сообщениями о закрытии питейных лавок на основе общинных решений пестрили местные газеты начала ХХ в.
Некоторые виноторговцы старались обойти запреты, например, сохранением лавки в этом же селении, но на территории другого общества. Так, жители Бетьков, обеспокоенные намерением акцизного ведомства перенести винную лавку с окраины села на церковную площадь, составили приговор. Они мотивировали свое решение тем, «что молящимся будут видны все безобразия, неизбежно сопутствующие винной лавке». Кроме того, местным церковноприходским советом возбуждено такое же ходатайство. Приказчики винной и пивной лавок подали жалобы на крестьян — земскому начальнику, а на местного священника — архиерею. И хотя приговор был признан земским начальником вполне законным, энергично шла подготовка помещения под винную лавку. Видимо, с расчетом получить согласие от второго общества из шести домохозяев.
Борьба сторонников трезвости с защитниками «казенки» не была редкостью в уезде. Весной 1914 г. крестьяне нармонского 1-го сельского общества Астраханской волости составили приговор о закрытии в деревне казенной винной лавки, о чем с соответствующим ходатайством обратились к губернскому начальству. Вслед за ними прямо противоположный приговор составило нармонское второе общество, которым «единогласно постановило оставить в деревне казенную винную лавку». Мотив сторонников был довольно простой — оставить лавку, чтобы не пришлось ходить в соседние селения. За это ратовали в основном молодые «домохозяева».
Например, взамен ликвидированной в Мансурове казенной винной лавки рассматривалось открытие питейного заведения в соседних Мысах Сараловской волости. И только противодействием местной «партии трезвых крестьян» открытие было поставлено под вопрос.
Городские власти, в отличие от сельских, обладали большим простором в регулировании численности питейных заведений. И хотя лавки приносили ощутимый доход в муниципальную казну, думские гласные немало были обеспокоены и поддержанием правопорядка. Поэтому после утверждения правил о розничной торговле 1885 г. были приняты постановления, суть которых сводилась к тому, чтобы сделать реализацию спиртных напитков более прозрачной и облегчить надзор за ними со стороны полиции.
Трактиры, в которых продавался алкоголь, должны были состоять из двух комнат — одна предназначалась для посетителей, другая — для приготовления блюд согласно меню. Никакой мебели, кроме столов и стульев, быть не должно, чтобы исключить проживание и оказание дополнительных услуг. По последней причине в гостиницах, трактирных заведениях, ведерных, винных и пивных лавках женская прислуга не допускалась.
Вводились ограничения на мебель в винных и ведерных лавках, в которых устраивались только стойки и полки. В свободное от розлива время отделения должны быть заперты. Пивные лавки состояли из одной комнаты для посетителей, рядом с буфетом, из мебели — только столы, стулья, вешалки.
Предписывалось употребление крепких напитков исключительно в помещении (либо дома), выходить на крыльцо или на улицу запрещалось. А чтобы облегчить полицейский контроль, вход освещался фонарем. Лавки должны были иметь характерные для них вывески двух цветов — красного и белого, с обязательным указанием наименования учреждения — «ведерная лавка» или «винная лавка», а также фамилии владельца.
Толчком к массовому закрытию питейных заведений послужила Первая мировая война. Подобная практика уже применялась в русско-японскую войну, и в 1914 г. правительство вновь обратилось к этому опыту и на время призыва запретило продажу алкоголя: «Мобилизация оживила наш тихий и сонный городок… Все дома обывателей заняты запасными и их семьями… торговля вином замерла. Казенная винная и все пивные лавки и ренсковые погреба закрыты. Вина доставать негде... На улице не встретишь ни одного пьяного. Всюду царит трезвость, на фоне которой резко выделяется необычная обстановка деревенских жителей».
Увидев положительный эффект от запрета продажи спиртных напитков, правительство распространило «сухой закон» на все время войны. И на местах последовали соответствующие постановления органов самоуправления. Лаишевская городская дума единогласно запретила торговлю спиртными напитками, пивом, виноградным и ягодными винами во всех питейных заведениях города, клубах и даже ресторанах 1-го разряда. Аналогичное решение о прекращении торговли спиртными напитками во всех местах Лаишевского уезда было принято и земством.
С ограничением легального производства и продажи алкоголя население вернулось к старым дедовским способам изготовления крепких напитков. Продавцов такой продукции прозвали в народе «шинкарями», стало их особенно много в первый военный год. Так, уже к концу июля 1914 г. в Сараловской волости не осталось ни одной пивной или казенной винной лавки. Но всюду получило развитие «шинкарство», которое не могли побороть ни местный полицейский урядник, ни волостные и сельские власти. К примеру, в с. Ташкирмень на 300 дворов приходилось около 100 шинкарей. Описывая ситуацию в одном из уездов Казанской губернии, корреспонденты отмечали, что домашнее пивоварение и винокурение буквально «углубилось в землю»: «Вся работа производится в особых тайниках-окопах, трудно уловимых для полицейского надзора». Одновременно винокуры увеличили цену на предмет своего производства, продавая за 90 копеек бутылку изготовленной таким образом водки, известной под названием «ханжи».
Чтобы искоренить пьянство, требовалось не только лишить людей водки, но и дать им более благопристойные развлечения. Борьбу с пьянством развернуло уездное попечительство о народной трезвости. Согласно уставу от 20 декабря 1894 г., комитеты выполняли некоторые надзорные функции, в частности следили за соблюдением правил торговли крепкими напитками, а главное просветительские — для этого устраивали народные чтения о вреде злоупотребления алкоголем.
Сельские власти сочувственно относились к целям попечительства, предоставляя ему одни из лучших зданий. Например, бесплатная народная читальня с. Мурзихи разместилась в одном доме с почтой и телеграфом. Ее заведующим стал местный молодой приходской священник отец Терпиловский. Показы туманных картин всегда набивали в избу толпы людей. Так, накануне временного закрытия мурзихинской читальни, вызванного разливом Камы весной 1912 г., собрались все пожилые, подростки и десяток мужиков, чтобы прослушать рассказы о вреде пьянства и описание святых мест Палестины. А крестьяне с. Мансурова после закрытия всех пивных лавок по праздникам охотно направлялись в библиотеку попечительства.
Таким образом, однозначного отношения к питейной торговле не наблюдалось. Была внутренняя борьба между желанием органов самоуправления заработать и сохранить порядок в обществе. Вместе с тем и само население было расколото, часть была привержена «зеленому змию», другие хотели спокойствия.
Ни один из законов, ограничивающих продажу алкоголя, не был в состоянии ликвидировать пьянство, так как жители занимались домашним пивоварением и винокурением. Хотя продолжали преобладать запретительные способы борьбы с питьем, постепенно общество понимало, что следует искоренить одну из главных причин алкоголизации населения — отсутствие досуга. Предпринимаемые меры вызывали сочувствие у многих жителей уезда, способствуя распространению трезвого образа жизни.