«Среди множества наших сынов — единственный Идегей! Да будет он вечно здоров — воинственный Идегей!»

Идегей как тюркский герой

Уже в 2018 году в интервью «Интертату» Имамутдинов говорил, что хочет поставить «Идегея», называя его «оперой» и рассуждая, что для работы ему нужен бассейн для образа Волги-Идели. Интересно, конечно, как режиссер, заявивший о себе в Татарстане через экспериментальные постановки, вроде пластичной синкретики «Алифа» и «Из глубины...», инсталляций «Рохинджы» и перформативного «Дэрдмэнда», все это время лелеял логоцентричный спектакль. Впрочем, у Туфана Рифовича спектаклей много, они разные — от комедий до поэтических поисков. А эпический жанр явно закрепит его положение в театральной иерархии Татарстана. Невероятно еще и то, что и Всемирный конгресс татар внезапно объявил 2023-й годом дастанов (хорошо бы их для начала выложить в интернет), а книгу о Наки Исанбете, выпущенную фондом «Җыен» в 2021-м, с помпой презентовала в театре его составитель, активный критик Имамутдинова, доцент Института филологии и межкультурной коммуникации КФУ Милеуша Хабутдинова.

Идегей — персонаж исторический. Сначала он был сторонником золотордынского хана Токтамыша, потом перешел к основателю империи Тимурдов Тамерлану и стал воевать против Токтамыша, а после того, в 1399 году, были разбиты войска великого князя литовского Витовта и Токтамыша, Идегей стал правителем Золотой Орды (управляяя ханами Шадибеком и Булат-Султаном), после основал Мангытский юрт (Ногайскую орду) и погиб на войне.

Ногайцы считают «Идегея» в первую очередь своим эпосом (дастаном), но, справедливости ради, мы говорим об устном народном творчестве. А в нем нельзя подходить со стандартными понятиями копирайта. У татар он таким образом и возник — передаваясь от источника к источнику. По сути, это объединяющее тюрский мир произведение, которое есть в своих версиях также у башкир, крымских татар, казахов, каракалпаков, киргизов и алтайцев.

Наки Исанбет, писатель, драматург, поэт, фольклорист, филолог в 1940 году в двух номерах журнала «Совет әдәбияты» (будущий «Казан утлары») опубликовал сводный текст татарского эпоса с комментариями. Лилия Мухаметзянова в статье «Татарский эпос «Идегей»: эхо сквозь столетия» («Золотоордынское обозрение», 2018, 6 (3) цитирует воспоминания о работе над текстм: «1940 год. Октябрь. Мы — Шайхи Маннур, Наки Исанбет, Хамит Ярми и я — занимаемся составлением сборно-критического варианта «Идегея». Время от времени Наки-абзы выходит из себя, шумит, не соглашается с нашим мнением, выражает недовольство тому, что мы «удаляем» некоторые добавленные им места. Мы стараемся придерживаться принципов фольклора, сохраняем первоначальный вид собранных у нас вариантов, а он отстаивает введенные им самим поэтические строки… Как бы не так, договариваемся, продолжаем работать...»

В 1944-м дастан перевел на русский Семен Липкин, а после вышло постановление ЦК ВКП (б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации», за ним последовало постановление «Об ошибках и недостатках в работе Татарского научно-исследовательского института языка, литературы и истории». Идегей, как герой, и Золотая Орда, как передовое государство, из советской истории вычеркнули. К слову, Исанбет занимался эпосом, когда жил в доме на Муштари, 13, в бывшей конторе купца Черноярова. Здесь же он написал тексты песен «Бормалы су» и «Син сазыңны уйнадың», книгу «Мыраубай батыр», сборники «Татарские народные пословицы», «Татарские народные загадки», «Детский фольклор», а также пьесы «Ходжа Насретдин» и «Портфель». Последнюю собирается ставить Ильнур Гарифуллин. Актер ТЮЗа впервые играет на татарском, причем сразу роль Идегея.

Сюжет как стрела

«Идегея» ставили в Камаловском, но то была пьеса 1994 года Юнуса Сафиуллина, где, к примеру, хан Токтамыш предстает как правитель в сложную эпоху, а его дочь Канеке влюблена в Идегея (Ринат Тазетдинов).

У Имамутдинова стихотворная постановка уместилась в 100 минут без антракта. Она однозначна, как путь стрелы. Это история, как сначала был казнен сокольничий Кутлукуя (Ренат Шамсутдинов), отец Идегея, а он сам, ценой жизни другого ребенка, сына Джантимера Кубугыла, смог спастись.

Повзрослев под присмотром Джантимера (Ильгизар Хасанов), Идегей заручается поддержкой Шах-Тимира (Зуфар Харисов), выступает против Токтамыша, убивает и его, и сына Кадырберды (Артем Пискунов). Но от полученных ран он и сам уходит на тот свет, в результате, завершив историю и своей страны. Насколько эта трагедия одного человека донесена до зрителя — вопрос. Театр трактует оперу как возвращения героя, но этот герой — не Супермен, он совершенно неоднозначен. В дастане значительную часть занимают события, связанные с отказом от него детей, противостоянием своих же ханов. К сожалению, этого в постановке нет.

Эпос невероятно мощен по тексту, его герои — исполины, люди долга, чести, мести, коварства. Титаны. Каждая их фраза — как огромный энергетический шар. Каждый шаг — подвиг. Даже в переводе.

— Владыка мой хан, великий мой хан!
Что останется, если земля уйдет?
Народ без земли останется!
Что останется, если уйдет народ?
Страна без людей останется!
Что останется, если страна уйдет?
Матери молоко останется!
А если и молоко пропадет?
Язык, сосавший белую грудь,
Язык сладкогласный останется!
Язык пропадет, уйдут слова —
Письмо мудреца останется!
Погибнет мудрая голова,
Но кровь в потомстве останется!
А если потомство погубить,
Все поколение перебить,
Чужеземец в стране останется!
Судьбою сраженный навсегда,
Потомства лишенный и гнезда,
Блеющий, как дурной баран,
Хан одинокий останется!

Словарь, субтитры и домбра

Главная задача режиссера — не заслонить этот текст своими новшествами. Да, актеры одеты в костюмы (Алия Гайнуллина), они изображают суровые битвы (Марсель Нуриев), стреляют из лука и выдают геройские песни (Фархад Бахтияри) под домбру (Иван Веретельный) и горловое пение (Сугдэр Лудуп). Но, как и полагается эпосу, слово довлеет, настолько, что сидящие позади тетушки начинают подозревать режиссера в конъюнктуре — мол, как актуально звучит!

Из декораций на сцене — блестящие балки, порой разделяющие актеров. Зрителям выдают буклет-словарь, но как смотреть в темноте, узнавая, что декабрь — это «каңтар», а улица — не «урам», а «күчә». Впрочем, все и так понятно, просто просмотр требует сосредоточенности. Работает перевод в наушниках, но словно напоминая об «оперности», над сценой показывается русский перевод, но слов так много, что они зачастую не поспевают за героями, и, вообще, отбирают внимание. Вероятно, это нужно лишь для того, чтобы в конце читались строчки вроде: «Если не понял меня мой народ, То не пришел моей смерти черед, Буду стоять я там, где стою!» и «Край разоренный стал пустым. Отошли друг от друга тогда Аждаркан, Казань и Крым. Золотая распалась Орда». На второй день субтитры из действия убрали, оставив лишь фразу на поклоне «Без баш имибез», «Мы головы не склоним».

Там, где режиссер чрезмерно аккуратен, перегибают палку актеры, с чем надо дорабатывать. Гарифуллин, освоив текст и говоря без акцента, порой произносит очень разные по настроению фрагменты с одинаковым упорством Айболита, летящего в Африку. Он отчаянно молод в этой роли, и это не молодость Золотой Орды, когда 40-летний считался стариком. Некоторые его враги начинают говорить хриплыми голосами, совершенно им не свойственными, а потом щелкают впустую плетью, там где требуется доблесть. Безусловно, актеры не могут стать титанами, но они должны к этому стремиться, иначе зачем играть на сцене дастаны?