Писательница Ася Володина о Фолкнере, жанровой литературе, прозе 90-х и самоубийствах студентов

— Роман представляет собой девять историй совершенно разных людей от первого лица. При этом каждая история кардинально отличается от другой стилистикой. Насколько сложно было переключаться между этими героями и стилистикой в процессе написания романа?

— Как только я решила, что буду писать от первого лица, то поняла, что это нужно выразить языковыми средствами. Дело в том, что мой первый роман «Часть картины» написан от третьего лица. Но там есть вставки в виде видеозаписей, протоколов, диктофонных записей, пьесы. Я пыталась играть с формой, оставив основное повествование в нейтральном тоне. В «Протагонисте» я хотела сделать кардинально другое. Третье лицо мне уже не нравится, получается какой-то ничейный язык. Хочется показать человека через его речь. Тем более каждому персонажу отведено не так много времени. Кому-то всего 10—20 страниц. В этот объем нужно уложить не только историю героя, но и показать по стилю, кто он такой.

Это своеобразная форма актерства. Когда ты понимаешь персонажа, то представляешь, как он будет говорить. К примеру, Ирина (преподавательница немецкого языка, — прим. ред.) живет по расписанию, у нее жесткие дедлайны. Она работает от звонка до звонка. Значит, у нее должны быть жесткие, рубленые и приказные фразы. К тому же она преподает немецкий язык, который влияет на ее речь и характер. Если мы берем Нику (сестра покончившего с собой студента Никиты, — прим. ред.), то ее нужно писать в истерике. Тем более в тот момент она приходит в морг опознавать погибшего брата. Здесь должен быть поток мыслей, который ее уносит.

Декан Василий Евгеньевич в чем-то навеян моими преподавателями, которые зачастую говорили очень красиво, но очень непонятно. А вот Анжела (ассистентка декана Василия Евгеньевича, — прим. ред.) больше всего вызывает вопросов у читателей. Она обычно либо нравится, либо отталкивает. Мне кажется, именно с ней я не до конца донесла свою мысль. Ведь она же писала фейковые комментарии в соцсетях от лица совершенно разных людей. Анжела идеально подстраивается под любую ситуацию. Она как губка, которая впитала в себя все, с чем соприкасалась.

Легко писалась история Кристины (соседка Никиты по общежитию, — прим. ред.), потому что она основана на моих личных воспоминаниях о жизни в общежитии. Что касается Агнии (мать Никиты, — прим. ред.), то я специально читала книги Татьяны Поляковой и выписывала из них определенные литературные формулы, чтобы потом превратить их в специфический язык жанровой прозы 90-х.

— У книги необычная структура, она написана от лица девяти героев. Как пришла идея рассказать историю таким способом?

— Последовательный рассказ от лица разных героев — это не новая штука. Я писала диссертацию по Уильяму Фолкнеру. У него есть два замечательных построенных по этому принципу романа. Самый известный — «Шум и ярость», в котором рассказ ведется от лица трех братьев, а затем повествование идет от рассказчика, от третьего лица. Но в этом плане более интересен его следующий роман под названием «Когда я умирала». Сюжет крутится вокруг похорон матери семейства Адди. А повествование ведется от лица четырнадцати героев, в том числе и самой Адди. Через мозаику этих персонажей складывается общая картина. Кстати, в свое время в Фолкнере меня увлекло именно это — возможность взглянуть на одну и ту же историю разными глазами.

— Получается как с матрешкой, когда сюжет постепенно раскрывается и углубляется…

— Да. При этом для меня главный его роман — это «Авессалом, Авессалом!». В нем есть детективная завязка, когда молодой человек убил жениха своей невесты в последние дни Гражданской войны. Каждый герой романа начинает рассказывать, почему это произошло, а сюжет раскрывается от простого к сложному. И так усложняется до тех пор, пока мы не получаем трагическую историю американского Юга. Я обожаю этот роман. На мой взгляд, это лучшее, что написал Фолкнер. И в глубине души я думала, что вот как можно сделать. Можно создать псевдодетектив, поиграть с нарративом, рассказать сложную историю. При этом написать это увлекательно и интересно с точки зрения языка.

— Весь сюжет романа крутится вокруг Никиты, но его как такового нет. Кого из девяти персонажей можно назвать главным героем?

— Для себя на роль протагониста я назначила Нику, потому что она проявляется в романе дважды. К тому же она самый близкий Никите человек. У них даже имена созвучны, они всегда продолжали и поддерживали друг друга. Ника лучше всех понимала брата. Она тоже была частью и Академии, и семьи. И именно за Никой главное волевое решение. Из всех персонажей самый большой рост происходит именно у нее. Буквально за пару дней она принимает решение выйти из той роли, в которой находилась все эти годы. Если Никита вышел в окно, то Ника вышла во взрослую жизнь.

— Маски в романе — это связь античности и современности? У меня появилась стойкая ассоциация с античным театром. При этом действие происходит во время пандемии коронавируса, когда мы все носили маски.

— Когда я начала копать древнегреческую тему, мне показалось, что метафора с масками будет интересной. В масках присутствует очевидный символизм — это коронавирусные маски, которые делали нас одинаковыми и не давали дышать; психологические маски, которые давят и которые носят все герои. Вопрос в том, кто из них готов снять маску и показать себя настоящим, а кто — нет.

— После прочтения романа мне показалось, что это история о коллективной вине. Как будто каждый из героев спрашивает себя: «Что я мог сделать, чтобы предотвратить трагедию?» Как вы сами относитесь к понятию коллективной вины и какие чувства у вас в связи с тем, что роман неожиданно попал в болевые точки определенной группы людей?

— Мне кажется, есть пересечения с реальностью. Правда, в романе все менее глобально, это мирок каждого из героев. Но он раскололся. Думаю, что «Протагонист» как раз прорабатывает состояние глубочайшего экзистенциального кризиса, когда стоишь на пороге и не можешь понять, куда и как двигаться, а также кто ты в этой истории. В каком-то смысле роман можно экстраполировать на ситуацию, которая сейчас происходит в стране. Все наносное уходит, и ты остаешься таким, какой есть, со своими потребностями, отсекая лишнее и оставляя нужное. У героев в романе тоже происходит очищение. Приходит понимание, что человек не просто смертен, но смертен внезапно, а значит, нужно жить как-то иначе.

В романе есть вина, которая растекается по всем персонажам. Каждый из них в свое время что-то не сказал или что-то не сделал, потому что был слишком зафиксирован на себе. Но одновременно с этим есть элемент рока и предначертанности, которую можно было избежать с помощью других людей. Я хотела сказать не столько о коллективной вине, сколько сделать отсылку к коллективной эмпатии. Это понимание, что Другой равен тебе. Твоя точка зрения равна другой точке зрения, нравится тебе это или нет. И только в процессе диалога, пусть он будет не двусторонний, а как в романе с девяти ракурсов, можно увидеть общую картину. Но когда человек приходит со своей, единственно правильной точкой зрения, тогда и начинаются разрушения.

— Мне безумно понравилось, как написана история Агнии и Кости (отец Никиты, — прим. ред.). Любовь девушки к бандиту в 90-х передана невероятно живо и правдиво. Любопытно, что в нашем обществе отношения с бандитом в большинстве случаев — это предел мечтаний. Их воспринимают как страстную и опасную историю любви. Но вы в романе «Протагонист» заявляете кардинально противоположное. Вы деромантизируете этот образ и эти фактически нездоровые отношения. Можно сказать, что так прорабатывается травматичный опыт 90-х?

— Да, это деромантизация. Когда я приступала к этой главе, то хотела заняться тем, что у филологов называется «ревизия канона». У нас есть канон 90-х, и он мужской. Я специально смотрела фильмы этого времени и об этом времени. И обнаружила, что там все очень плохо с женскими персонажами. История 90-х — это всегда история мужчины. Если история про женщину, то это тяжелый путь девушки, которая попадает на панель. Редкое исключение — фильм «Страна глухих», где два сильных женских персонажа. Но в целом женщины плохо представлены в литературе 90-х. Женская репрезентация остается на уровне любовно-криминальных романов. Мне было интересно рассказать мужскую историю про бандитов, захваты, криминальные 90-е, но глазами женщины. А также я хотела показать женщину, которая не рвется за границу и к легким деньгам, а просто живет как живет. У нее простые проблемы — ей нужно заработать, не умереть с голоду, присмотреть за матерью и бабушкой и себя сохранить. И тут она против своей воли попадает в криминальные хитросплетения, которые не несут ей ничего хорошего. Я уверена, что Агния смогла бы построить себе более счастливую жизнь без особняков, автомобилей и шальных денег.

— Я пыталась определить жанр романа «Протагонист» и не смогла. Тут и семейная драма, и детектив, и моментами триллер, это и университетский роман. Как вы для себя определяете жанр этой книги?

— Я придумала для нее жанр — академическая трагедия. По структуре роман повторяет трагедию, а академическая… потому что не университетская. Академия здесь — это метафора большой, неподъемной конструкции, которая сама себя в чем-то дискредитирует. Семья в романе тоже становится своеобразной Академией.

— Ваш роман «Протагонист» был в нашей тематической подборке с триллерами. Вы ее опубликовали в своем telegram-канале и написали: «Вообще во всяких подборках то и дело оказываюсь по соседству с зарубежными авторами — видимо, так срабатывает реакция на жанр триллера, которым у нас как будто не очень занимаются». Что не так с жанром триллера? Почему российские авторы им не занимаются?

— Мне кажется, у нас в принципе сложно с высокой жанровой литературой. Если взять определенный жанр и посмотреть, кто в нем хорош, то обычно это очень узконаправленные авторы. К примеру, Дарья Донцова. Она хороша в женских комедийных криминальных романах в мягкой обложке. Если брать что-то серьезнее, то эту нишу занял Борис Акунин с историческими детективами про Фандорина. Или возьмем Яну Вагнер, которая во многом опирается на жанр, но развивает его в психологическую прозу. Прочитайте в интернете некоторые комментарии к ее книгам. Они звучат примерно так: «Мне обещали постапокалипсис, а тут драма про женщину, которая не может простить мужу, что он взял с собой бывшую». У нее же книга «Кто не спрятался» заявлена как детектив. Кто-то спросит: «А где же детектив?» Дело в том, что там не так интересно понять, кто убийца, как узнать истории этих маленьких людей.

Хорошо написанная жанровая литература часто вызывает противоречивые реакции. Те, кто предпочитают высокую литературу, скажут: «Зачем здесь жанровость?» А те, кто пришел за жанром, скажут: «Зачем здесь эти сложные характеры? Я хочу прочитать что-то легкое и увлекательное». Это накладывает на автора непомерные ожидания со стороны читателя. Тут получается извечная проблема, когда автор не знает, куда приткнуться. Мне к умным или к красивым? А в итоге ни там, ни тут. Плюс ко всему очень сложно конкурировать с зарубежными авторами.

— Получается, это капризная публика, которой сложно угодить?

— Это публика, которая привыкла к зарубежной литературе. Одновременно с этим она подозрительно настроена в отношении русской литературы. Может быть, их претензии небезосновательны. У нас действительно было много литературы, посвященной проработке травм прошлого. «Опять про Советский Союз и репрессии, а где здесь я?! Хочу книгу про героев с проблемами, похожими на мои». Кажется, что значительную часть этой аудитории перехватила зарубежная литература. Сейчас в чем-то мы пытаемся вернуть нашего читателя. Возможно, это не сознательная попытка. Но когда ты пишешь плюс-минус о себе, то приходят читатели «плюс-минус ты». В моем случае это преподавательская аудитория, которая благодарна, что наконец-то про них написали.

— Истории с «выходом» студента в окно, к сожалению, случаются часто, и обычно это студенты топовых вузов. Почему так происходит?

— Чаще всего это идет еще со школы. Представьте лучшего ученика школы, который поступает в топовый вуз страны. А потом выясняется, что там все такие. А кто-то еще и умнее его. Он привык быть самым лучшим и самым умным. Но тут такого нет. Студент из лучшего в школе может резко попасть в число отстающих в вузе. Такие истории часто случаются с ребятами-олимпиадниками. У них происходит жесткое заземление, когда выясняется, что все нужно начинать с нуля.

Люди, которые поступают в определенные вузы, идут туда с определенными ожиданиями, в том числе в отношении себя. А некоторые вузы сильно подогревают эти ожидания. К примеру, в учебном заведении, где я преподавала до недавнего времени, проходной балл составлял 296 из 300. То есть ты сдаешь экзамены на 95 баллов, и их не хватает для поступления. Но на моменте поступления ничего не заканчивается. Вместо того чтобы просто учиться, студенты вступают в какую-то гонку на выживание. Может быть, нет смысла настолько стремиться в лучшие вузы страны? Оценки не так важны для жизни, а человек у себя один. Но, к сожалению, некоторые вузы поощряют жесткую конкуренцию. Я к этому очень настороженно отношусь. Учеба — про то, чтобы учиться, а не бороться.

— А следующую книгу планируете?

— Думаю над ней, уже распланировала. Представляю, как она будет написана и о чем. Хотя в процессе все может измениться. На сегодняшний день (интервью было записано в декабре 2022 года, — прим. ред.) текст называется «Слон». Это будет книга о нашей современности. Но нужно помнить, что идея романа и то, чем эта идея в результате станет, могут сильно расходиться между собой. Сейчас мне очень нравится рабочее название, но к финалу оно может измениться. К примеру, изначальное название романа «Протагонист» было «Время убиваться». В общем, пока у меня нет половины написанного романа, я боюсь комментировать и говорить, о чем он будет.

Автор: Ася Володина
Книга: «Протагонист»
Издательство: «Редакция Елены Шубиной»
Количество страниц: 316
Год: 2022