«Неожиданно прервали и сообщили о смерти Ленина»
Из воспоминаний педагога советской школы Габсаляма Иштирякова
Родился в деревне Анаково в семье муллы, учился в медресе и готовился к жизни мусульманского священнослужителя. Но судьба распорядилась иначе, выпали тяжелые испытания: эпидемия тифа, революция, Гражданская война, голод в Поволжье. Эти факты из биографии советского учителя Габсаляма Иштирякова (1906—1992) и воспоминания педагога начала публиковать этим летом доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института истории им. Ш. Марджани Академии наук РТ Лилия Габдрафикова. В очередном фрагменте речь идет о 1923 годе, когда герой — уже полный сирота — после приюта попадает в школу-коммуну.
Тлянче-Тамак в 1923 году
«Меня определили в пятый класс. Наша школа называлась школа второй ступени, в которой обучались, начиная с пятого по девятый класс. Такие школы только-только начинали организовываться и в округе наша была первая.
Наша школа-коммуна располагалась в селении Тлянче-Тамак в здании, которое раньше принадлежало знаменитым помещикам Халфиным. Оно представляло собой большой двухэтажный кирпичный дом. Другого такого хорошего дома в ближайшей округе было не отыскать. Его хозяева, Халфины после Октябрьской революции 1917 года сбежали в Сибирь, а потом перебрались в Японию.
Неподалеку от селения, на берегу реки Иганя на пологом склоне у Халфиных был заложен большой яблоневый сад. Этот сад тоже отдали в распоряжение нашей школы-коммуны. В сад нас, старших учеников, ставили для охраны. Мы ночевали в беседке, расположенной посреди сада, возвращались оттуда хорошо отдохнувшими и сытыми, наевшись вкусными яблоками. Но уже в сентябре, сразу после уборки картофеля, нашу школу перевели в город Набережные Челны.
Набережные Челны в 1923—1927 гг.
Челны в это время стали центром Челнинского кантона. Тогда уездная административная система была упразднена, а вместо нее ввели кантонное управление. Такое преобразование было сделано в конце 1922 года. По территории кантоны сильно уступали размерами старым уездам. В год, когда нашу школу перевели в Набережные Челны, мы проживали в доме одного богача. Этот дом располагался в самом начале улицы Центральной, ближе к реке Каме, рядом с Никольской церковью. В этом доме мы жили и учились. На втором этаже в небольшой комнатке проживал наш учитель биологии Мухлис Тукаев. У него были жена и маленький ребенок. Мухлис абый учил нас при насморке обязательно мыть лицо холодной водой.
Сразу за церковью протекала небольшая речка, которая называлась Суксы (примерно как Янаулка), впадала она в большую реку Каму. На просторном лугу у речки Суксы была ровная площадка, на которой можно было играть в футбол. На игру собирались команды из взрослых людей, которые с азартом гоняли мяч. Мы занимали поле уже после них, собравшись с ровесниками и поделившись на равные команды. В нашей школе учителем физкультуры был невысокий, плотный мужчина по фамилии Разумов, который нам всем очень нравился.
Из наших любимых занятий было купание в Каме жаркими летними днями. В конце мая 1924 года, это было в 23—29 числах, в Челнах проходила весенняя Никольская ярмарка. На этой ярмарке я впервые увидел настоящего клоуна, карусель и многие другие забавы. Со своими друзьями Галимжаном Искандеровым и Закижаном Гарифуллиным сфотографировались на «пятиминутное фото».
Осенью 1924 года нас переселили во вновь построенное, специальное здание школы. Это было большое двухэтажное, деревянное здание, сложенное из сосновых и еловых бревен. На каждом этаже размещалось по шесть комнат. Наверху было четыре учебных класса, большой зал, в котором стоял настоящий рояль, и одна небольшая комната, в которой жил руководитель школы — Киям Хисаметдинов. Раньше Киям абый жил в Казахстане, он хорошо играл на домбре, и пел под ее аккомпанемент протяжные казахские песни. Обращался с воспитанниками Киям абый просто, одевался тоже по-простому.
В большом зале на втором этаже обычно проходили наши общие собрания, организовывались музыкальные вечера и танцы.
Наша кухня располагалась в отдельном помещении, в которое можно было пройти из здания школы по соединительному коридору. На кухне мы дежурили по очереди. Дежурство заключалось в поездках за водой с бочкой, заготовке дров, очистке картофеля и прочих мелких работах. Раз в 10—15 дней нас водили в баню.
Одевали нас в казенную одежду, которая хотя и была не лучшего качества, но в то время иметь такую одежду считалось за счастье. Зимой 1925 года для всех воспитанников пошили пальто из толстого сукна, правда без ватной подкладки. Этой одежды нам хватило до окончания школы.
Летом этого года нас привлекали для работы на полях.
А каждой зимой еженедельно устраивали вечера с играми и танцами в большом зале на втором этаже. Потихонечку я научился играть на рояле некоторые мелодии, к примеру, нашу татарскую «Шыртлата» или русскую барыню. Научился и плясать под эти мелодии. С удовольствием принимал участие в кружке художественной самодеятельности. Однажды пришлось играть в спектакле роль «фашиста» и за ее исполнение получил оценку от Кияма абый: «Хорошо у тебя получается это». Это была постановка по пьесе «Цветы Октября» написанной участниками нашего кружка.
В январе 1924 года у нас проходил один из таких вечеров, это было 21 января, в день, когда умер В.И. Ленин. Тогда вечер был в самом разгаре, когда его неожиданно прервали и сообщили о смерти Ленина. Нас тут же вывели из школы, построившись в колонну мы проследовали на главную площадь города, где приняли участие в траурном митинге по поводу смерти нашего вождя. На митинг тогда собралось очень много людей. А в мае того же года я вступил в члены комсомола.
В моей памяти сохранились воспоминания о наших учителях. Обществоведение вел Киям Хисаметдинов, математику преподавал М. Абдукаев (из селения Старое Альметьево). Физику и биологию — И. Хайдаров (М. Баш). Родной язык и педагогику — Г. Таймасов. Были у нас преподаватели по психологии и другим предметам. Рисунок и черчение преподавал Гришин, русский язык — Бучеловская, П.П. Кирилова и другие учителя.
Моя успеваемость в школе была средняя, только по родному языку получалась оценка «хорошо». Все это отражено в свидетельстве об окончании школы. По причине того, что по стране прокатилась страшная гражданская война и интервенция иностранных государств, в последующие голодные годы Советское государство было очень слабым, оно с трудом вставало на ноги, соответственно и наша школа-интернат тоже была очень бедная.
Нас старались кормить три раза в день, но чувство голода сопровождало нас постоянно. Постели наши были жесткими, они представляли собой простой настил из досок, занимающий почти всю площадь спальной комнаты, на полу постелена тонкая кошма, играющая роль коврика, укрывались своей верхней одеждой — пальто, подушки были из жесткой конопляной ткани набитой обыкновенными стружками.
Однако в учебных комнатах у нас стояли настоящие парты. Книг, тетрадей и других школьных принадлежностей остро не хватало. Поначалу трудовое школьное обучение было направлено главным образом на овладение различными ремеслами. Нас обучали переплетному делу, учили делать кружки и ведра из жести, учили делать деревянные грабли и лопаты, другой инвентарь. В старших классах появились новые предметы педагогического уклона. В 1925—1927 годах нас стали готовить для работы учителями начальных классов. По окончании школы мы получили уже такие специальности.
В летнее время нас привлекали к различным работам. У школы был свои земельные участки с огородом, полем и лугами, которые обрабатывались силами учеников. Мне до сих пор памятны дни, проведенные в полях: уборка хлеба серпами, его обмолот цепами, ночевка прямо в поле.
А в последнее учебное лето мне приходилось больше заниматься бумажной работой. В КОНО (Кантонный отдел народного образования) я переписывал набело деловые бумаги, занимался стеклографией, собирал в подшивки различные справки и распоряжения. Этой работой руководил человек по фамилии Бикчурин, а сама работа оплачивалась. Тогда я получил за месяц целых 10—15 рублей, которые потратил на пошив новых брюк и куртки.
Летом 1925—1926 года нас привлекали к работе на лесопильном заводе, где мы грузили дрова на баржи, это были коротко напиленные дровяные заготовки. Средства полученные от той работы мы использовали для приобретения дополнительных продуктов питания и разную необходимую мелочь.
Тогда же, во время обучения в школе, а это было летом 1925 года, недалеко от пристани я увидел впервые настоящий грузовой автомобиль.
Много позже, уже в Сарманово в 1930 году, мне довелось увидеть трактор. Это был трактор «Фордзон», который тащил за собой большую телегу до верха груженую мешками с зерном. Тогда все люди высыпали на улицу, а детвора бежала за ним до самого конца деревни. Такие трактора поступали к нам из Америки, а тот, который увидел я, увозил первое зерно с полей деревни Минзелябаш на Челнинский элеватор.
Во время моей учебы в Набережных Челнах город был еще совсем небольшой. В нем был один элеватор, построенный на высоком берегу реки Камы, один лесопильный завод, пристань, десятка два каменных двухэтажных домов, две школы. Одна из школ была наша школа-интернат, а другая размещалась в той части города, которая называлась Мусабай-Завод, она была русской школой второй ступени. Общее число учеников школ не превышало 50—150 человек, ведь в то время еще не было введено обязательное начальное образование.
Начальный всеобуч ввели только в сентябре 1927 года. Именно для ускорения введения начального всеобуча и было направлено наше обучение в школе-интернате, тогда у нас появились такие предметы как педагогика и психология, а программу обучения сократили на целый год, выпустив нас уже после восьмого класса, вместо девятого. При выпуске нам выдали удостоверения. Оригинал его до сих пор хранится в архиве Бирского учительского института, а копия в моем личном архиве.
В нашей школе-коммуне второй ступени учеников седьмого и восьмого классов привлекали к общественной работе. Еженедельно мы сами выпускали стенную газету, ежедневно убирались в спальных комнатах и учебных классах, мыли полы, подметали двор и разгребали снег зимой. Я больше участвовал в оформлении стенной газеты. По причине того, что у меня был хороший почерк арабскими буквами, меня привлекали для составления различных списков в школьной канцелярии или многочисленных объявлений и распоряжений. Таких учеников было совсем немного, двое или трое. Помню Мирзу Хаернасова, который учился на один класс старше меня и девочку по имени Суфия Хамидуллина, которая была моей землячкой, она была из деревни Яхшыбаево.
В нашу школу второй ступени в 1926 году пришла учиться и моя младшая сестра Хадия. После нашего выпуска школу перевели в город Елабугу. Это город, расположенный в 20—30 километрах от Набережных Челнов на правом берегу реки Кама. Тогда Елабуга была намного больше по сравнению с Челнами, в ней было религиозное епархиальное училище и другие учебные заведения. В 1925 году в Елабуге открыли педагогический техникум, в котором стали готовить учителей для семилетних школ».