«Гонение на религию сделало булгаро-татар недоверчивыми к русской власти»

1. Литература и источники вопроса. 2. Волнения в Спасском, Чистопольском и Казанском уездах. 3. Поводы и причины волнений. 4. Расправа губернатора; следствие, суд и приговор. 5. Итоги и последствия.

I. Изучение этого волнения надо отнести к последним двум годам. Впервые на него обращено внимание опубликованием копии «прошения» казанских татар, поданного в Министерство Внутренних дел; копия эта извлечена Г.С. Губайдуллиным из бумаг Г.Казакова, а последний изъял ее из архива Юнусовых. Оставаясь незаверенной копией, без подписей и без всякого указания на автора, эта копия могла приобрести значение достоверного исторического источника через подтверждение фактов, сообщаемых в прошении, другими источниками. Ждать этого пришлось недолго.

Проф. Н.Н. Фирсов в кратком научно-популярном историческом очерке «Прошлое Татарии» (1926 г.) дает характеристику этого движения на основании «приложений к журналам Комитета Министров», хранящихся в Ленинграде в архиве Государственного Совета, и «всеподданнейшего годового отчета» казанского губернатора, где, по-видимому, довольно подробно описывается это движение. Проф. Н.Н. Фирсов касается причин этого движения, развития и подавления его. Пантюркизм татарской буржуазии в связи с турецкой войной, негодование татар из-за религиозных опасений, ненависть к административному и кулацкому гнету — вот основные причины. «Многовековое гонение на религию, в связи со всякими вымогательствами и насилиями, сделало свое дело. Оно сделало булгаро-татар бывшего Казанского ханства, о былой самостоятельности коего они помнили, подозрительными и недоверчивыми к русской власти, к распоряжениям царского правительства. На этой почве и произошло рассказанное возмущение». Поводом восстания были «бестактные действия» казанского губернатора. Формы движения — смещение должностных лиц в селах и волостях и замена их вновь избранными, ослушание и избиение представителей администрации. Движение происходило в трех деревнях Спасского и в трех волостях Казанского уезда. Меры подавления этого волнения описаны на основании «прошения» татар и циркулирующих до сего времени воспоминаний, изложенных автором «Прошлого Татарии».

Для второй половины XIX века это движение среди татарских масс является самым выдающимся и чрезвычайно характерным для эпохи. Все это сильно побуждало к разысканию материалов, способных осветить волнение более подробно, чем это мы находим в «Прошлом Татарии». В настоящей статье мы решаемся поделиться некоторыми архивными «находками» и изложить татарское движение 1878 г. возможно подробнее, насколько допускают это вновь найденные материалы.

В архиве канцелярии Казанского губернатора в «Собрании бумаг с объяснениями бывшего губернатора Скарятина» за 1879 г. (№ 69, стол правителя канцелярии) находится «рапорт» Скарятина в Прав. Сенат, в котором он рассказывает довольно подробно о волнениях татар в Казанском, Спасском и Чистопольском уездах быв. Казанской губ. В этом рапорте, может быть, с большими подробностями, чем в «годовом отчете», губернатор повествует о событиях и их значении, весьма облагораживая свою роль в подавлении волнений и местами сгущая краски татарской «виновности» и «ослушания». Но в общем этот материал того же самого происхождения, что и бывший в руках проф. Н.Н. Фирсова, только лишь направленный в другой адрес.

Но наиболее важен материал из архива Казанской Судебной Палаты — следственное и судебное «дело по обвинению крестьян Мамсинской волости в восстании против властей». Несмотря на то, что объектом судебного разбирательства было установление виновности крестьян в избиении волостного писаря, оно дает много характеристик отдельных деталей всего движения. Особенную ценность представляют предварительное следствие, показания обвиняемых и свидетелей, обвинительный акт и приговор суда.

Для характеристики отношения административных сфер к татарскому населению, помимо общеизвестных, мы присоединяем материалы архива III отделения канцелярии его величества о казанском купце Ш.Сагадееве, правда, относящиеся уже к 1880 году, но говорящие ясно и определенно, что события 1878 г. не произвели на представителей местной власти должного впечатления, тогда как центральная власть в отдельных случаях проявляла себя довольно объективно, хотя эта объективность вполне объясняется тем, что «деятельность» губернатора Скарятина вызвала сенатскую ревизию, которая и проявляла примитивную объективность к татарскому населению в лице его купечества.

Этим исчерпываются все материалы, положенные нами в основу исследования татарского движения в 1878 году.

II. Рапорт Казанского губернатора Скарятина, адресованный в Сенат, довольно подробно повествует о волнениях татар. Прежде всего движение началось в Спасском уезде, охватив две волости: Марасинскую и Полянскую. В первой волнение отмечается в деревнях: Старой и Новой Алпаровой, в Старых и Новых Ургагарах, Старой и Новой Камкиной, в Изамбаевой Кармале и Татарской Муллиной; в Полянской же волости рапорт отмечает только три селения: Большие, Нижние и Средние Тиганы.

Началось с того, что крестьяне отказались дать приговоры о составленных волостными правлениями страховых ведомостях. Сельское начальство стало требовать составления приговоров, но — безрезультатно. С той же целью явилось после этого волостное начальство и ушло ни с чем. Вслед за ним явилась полиция, и чем настойчивее она «требовала» и «убеждала», тем сильнее было сопротивление татар. Поведение татар расценивалось как непослушание и сопротивление требованиям сельского начальства и правительства. В тех случаях, когда поведение сельских старост внушало населению подозрение в правительственной ориентации их, у старост отбирались крестьянами должностные печати и «запрещено было принимать какие бы то ни было бумаги от начальства как волостного, так и полицейского». Старосты, нарушившие это запрещение, подвергались в некоторых деревнях избиению, принуждались возвращать принятые от полиции или волостного начальства бумаги. Но репрессии сельского общества к сельским старостам и этим не ограничивались: «Некоторые сельские старосты, — читаем в рапорте губернатора, — совершенно были отставлены обществами от должностей и на их место произвольно были поставлены лица, угодные обществам, которым переданы знаки и печати старост».

Сменив выборные власти, сельские общества стали отменять все стеснявшие их существующие порядки.

«Вскоре к этому первоначальному обстоятельству, выставленному татарами, как поводу их неповиновения властям, присоединились отказ их не только от дачи каких бы то ни было приговоров, но и совершенный отказ от страхования имуществ, от наряжаемых в деревнях караулов, от содержания пожарных сараев, лошадей и караулов при них, от выбора пожарных старост, полицейских десятников, от отвода квартир полицейским урядникам и стражникам и т.п. При этом они фальшиво перетолковывали некоторые параграфы инструкции, выданной Губернским по Крестьянским Делам Присутствием волостным правлениям, или только прикрывались будто бы непониманием этих параграфов. Затем, татары не только не допускали в свои деревни волостное начальство, но даже в случае прибытия лиц сего последнего по делам службы, препятствуя исполнению таковых, с угрозами выпроваживали их вон из деревень. Убеждения местных становых и исправника не производили никакого влияния: татары при въезде полицейских чиновников в их деревни запирались в мечети, высылая на сходы только молодых, которые на обращаемые к ним убеждения ничего не слушали, пахали палками и кричали «аллах акьер», что значит «боже, помилуй». Эти события имели место в октябре месяце 1878 года.

Возбужденное состояние татарского населения Марасинской и Полянской волости перешло, как видим, за рамки глухого недовольства и выразилось: а) в полном игнорировании волостных и полицейских властей и неподчинении их распоряжениям, б) в смене, а местами даже избиении сельских властей, в) в отказе от исполнения возложенных правительством повинностей.

К ликвидации беспорядков приступили немедленно, но безуспешно, т.к. никаких убеждений начальства татары и слушать не хотели. Надежда на мулл тоже не оправдалась:

«Действовать через мулл не было возможности, т.к. татары запрещали им входить в сношения с властями и держали их при себе; вообще муллы недостаточно энергично оказывали содействие к разъяснению своим прихожанам ложности и неосновательности всех распускаемых между ними слухов».

Тогда решено было арестовать зачинщиков. Но и тут правительству пришлось испытать неудачу.

«Арест зачинщиков-руководителей сходов был невозможен потому, что общества весьма сильно охраняли их и не выдавали. Хотя и составлялись акты и передавались судебным следователям, но как не было возможности разыскать подстрекателей и как общества каждой ослушающейся деревни действовали сообща, целым сходом, то от актов этих нельзя было ожидать результатов».

Посылка местного исправника была тоже безрезультатна, т.к. он, несмотря на неоднократные поездки по деревням, «не мог успешно повлиять» на татар; та же неудача постигла лаишевского исправника Назонова, несмотря на то, что он был, по отзыву губернатора, «опытный полицейский чиновник и ловкий в обращении с крестьянами». Успокоения не было среди татарских крестьян, хотя им и указывалось на «строжайшую ответственность» за их деяния.

«Назонов объехал их несколько раз, равно как и чиновники особых поручений, но все осталось безуспешно», — заключает в своем рапорте Скарятин. Даже больше: «Не только вышепоказанные общества, но другие, близлежащие волости Спасского уезда начали волноваться и неповиноваться властям». В таком положении дело оставалось в течение октября, ноября и в декабре 1878 г. Губернатор находил, что ему необходимо ехать самому, и не одному.

Но далеко неспокойно было и в других уездах. Тот же рапорт Скарятина повествует о событиях в Чистопольском уезде в волостях с татарским населением:

«В ноябре месяце 1878 г. началась усиленная подача самого неосновательного содержания просьб как ко мне, к Оренбургскому муфтию и в Губ. Земскую Управу, так и к г-ну министру Внутренних Дел». Каково содержание этих просьб, Скарятин не указывает, но эти просьбы были непрерывны. Составлялись эти просьбы в Чистополе крестьянином Любимцевым при участии нотариуса Кабитовича, польского мещанина Азаматова, мещанина Мясникова и запасного Мельникова.

«В квартире Азаматова составлялись приговоры, к которым заранее были приложены печати сельских старост, так что при обыске у него найдены были бланки с такими печатями».

Если в Чистопольском уезде не было такого рода эксцессов, как в Спасском уезде, с избиением и заменой старой администрации, то указание губернатора на содействие, а может быть, и руководство со стороны этой группы «составителей разных просьб и жалоб», как называет их Скарятин, было весьма важно, особенно со стороны польского мещанина Азаматова. Обращаем внимание еще и на то, что в этой группе «составителей», а мы их назовем организаторами, кроме Азаматова были все русские, разделявшие с татарами их участь и сочувствовавшие их начинаниям. Возможно, что через эту группу, в частности через Азаматова, шла связь с революционными организациями западной России, особенно с польскими, которые давно выжидали массовых движений на востоке. Арест группы закончил ее деятельность, дознание произведенное после обыска, было передано судебному следователю. Каковы были последствия, нам неизвестно, и Скарятин ничего об этом в рапорте не прибавляет.

Глухое негодование татарских масс Чистопольского уезда не перешло в открытое восстание, однако очень сильно повлияло на политическое настроение татар во всей губернии. Скарятин констатировал сильное возбуждение татар «по всем уездам губернии», не доходящее, правда, до размеров, имевших место в Спасском уезде, но вызвавшее сильный поток делегаций от сельских обществ к губернатору за разъяснениями и заверениями: «Со второй половины ноября, — пишет губернатор в Сенат, — до конца декабря 1878 г. у меня перебывала масса народа..., в некоторые дни приходило ко мне до 200 человек; я лично по несколько часов сряду разъяснял им всю неосновательность тревоживших их слухов, убеждал не верить им и сохранить полное повиновение полицейским и волостным властям и выдавал им о том же письменные разъяснения. Как эти словесные мои разъяснения, так и письменные, действовали на татар, по-видимому, успокоительно. Не являлись за разъяснениями только из Спасского уезда, исключая нескольких отдельных личностей; из них некоторые оказались участниками в неповиновении и, являясь ко мне как будто за разъяснениями, держали себя крайне дерзко».

Таким образом, сам Скарятин счел необходимым «по несколько часов сряду» убеждать татар оставаться спокойными, давал всевозможные, и письменные, и устные гарантии, что власть не замышляет ничего вредного для татар; не обошлось, как видно, и без инцидентов, крайне неприятных для высшего представителя власти в губернии, но на все это пришлось пойти, т.к. положение было крайне угрожающее. А насколько успокоительно действовали на татар убеждения губернатора, видно из последующих событий.

В конце ноября месяца 1878 г. уже в Казанском уезде начались довольно сильные волнения. Последние охватили три волости: Больше-Менгерскую, Больше-Атнинскую и Мамсинскую, с преобладающим составом татарского населения.

«26 ноября, — пишет губернатор в Сенат, — в Б.-Менгерской волости с населением около 4000 душ муж. пола, вокруг волостного правления собралась огромная масса народа, чрезвычайно рассвирепевшего, которой сменен волостной старшина и вместо него избран самовольно другой; также сменены сельские старосты с избранием новых. На все разъяснения и увещания явившегося в волостное правление исправника Казанского уезда шумевшая толпа ничего не хотела слушать, и когда местный приходский мулла начал помогать исправнику уговаривать народ, то он был жестоко избит. Защищавший его полицейский стражник подвергся такой же участи. Буйствующая толпа кидалась на исправника, угрожая ему так, что он, видя свое бессилие, должен был уехать. Волостной писарь, потерявшись совершенно, уехал еще раньше».

Из этого сообщения вполне определенно явствует, что в Б.-Менгерской волости имело место поголовное восстание татарского населения против установленных правительством представителей власти. Тактика восставшего населения нисколько не отличалась от таковой в Спасском уезде.

«Одновременно в соседственной Б.-Атнинской волости, — читаем дальше повествование Скарятина, — заключающей в себе 13 обществ с населением около 3500 душ муж. пола, татары, собравшись большими толпами к Волостному Правлению, побив волостного старшину и писаря, ворвались в Волостное Правление, требуя помянутые выше приговоры о пособии на продовольствие и обсеменение полей по случаю неурожая 1877 г. Неистовствующая толпа, ища эти приговоры, перервала все дела и бумаги Волостного Правления, сменив волостного старшину. Снятый с него знак и отнятая печать положены были в сундук, который был запечатан впредь до прибытия нового, тут же избранного народом татарина, не находившегося, однако, на сходе и живущего в другой деревне. Так же были избиты, сменены и заменены другими сельские старосты».

И тут главным действующим лицом является татарская «толпа», чинившая «неистовства», но вместе с этим установившая собственную власть и собственных начальников, избранных по своему, а не правительственному усмотрению. Что же происходило в Мамсинской волости?

«Последовательно произошло волнение и еще более серьезные беспорядки в Мамсинской волости, состоящей из 20 сельских обществ с 4000 душ. муж. пола. Толпа, избив волостного старшину и сельских старост, сменила их и заменила новыми: затем татары не только избили волостного писаря Завалишина, служившего в этой волости 11 лет, но подвергли его всевозможным истязаниям и увечьям с переломом ключицы и проломом в двух местах головы. Он был бит до полного бессознательного состояния, и татары несколько дней не дозволяли послать ни за священником, ни за врачом, а на все мольбы жены и семейства писаря отвечали одними угрозами, что всех их перережут. Кроме писаря подвергнуты жестоким побоям 3 полицейских стражника, из коих один, избитый до потери сознания, брошен был под мост, ибо татары, бившие его, сочли уже мертвым. Проживающие в этой волости 12 русских промышленников, как-то: кузнецы, лабазники и т.п., были изгнаны из деревни с угрозою, что если они возвратятся, то будут убиты. На всех перекрестках, мостах, даже за несколько верст от селений татары выставили караул, затрудняя проезд».

Из этого описания мы видим, что более сильный характер движения в Мамсинской волости выразился лишь в том, что избиение татарами писаря и отчасти полицейского сопровождалось тяжелыми увечьями, и в том, что татары далеко от селений выдвигали свои караулы. Для губернатора это имело существенное значение, а для нас эти события чрезвычайно незаметно видоизменяют тактику повстанцев как в Спасском уезде, так и в вышеуказанных волостях Казанского уезда. Но влияние, произведенное событиями в Мамсинской волости на окрестные волости и уезды, было действительно весьма внушительным.

«Подобные беспорядки и изуверство татар навели панику на окружающие волости и деревни с русским населением, татарам же придали дерзкую самоуверенность и надежду на безнаказанность их ослушания и буйства. Собравшиеся в эти три волости татары из пограничных уездов, даже из Вятской губернии, ожидали результата и окончания этого дела, намереваясь произвести то же у себя; готовилось поголовное избиение волостных и сельских начальников и полнейшее самоуправство и анархия».

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Волнение казанских татар в 1878 г. (Очерк по архивным материалам)

Опубликовано в журнале «Вестник научного общества Татароведения»
(Казань, 1927. № 7. С. 173–202)