«Крестьяне заявили: готовы жизнью защищать взятые у помещиков и уже обработанные земли»

V. Теперь остановимся на захватах одной пахотной земли, имевших место в тех же уездах и в тот же период.

Вот случай, близкий к предыдущему, когда Волостной Земельный Комитет, решая положительно вопрос о взаимоотношениях между крестьянами и помещиками, останавливался на мелко-буржуазной политике в области крестьянских взаимоотношений, т. е., покончив дело с крупным классовым врагом — с помещиком, он склонялся до интересов мелкобуржуазной и даже кyлацко-ростовщической части деревни. Кабык-Куперский Вол. Комитет Мамадышского уезда, разрывая договор между крестьянином д. Нагашевой и помещицей Воробьевой на аренду 224 дес. земли по 5 руб. 63 коп. за десятину, постановил сбавить арендную цену до 3 рублей с десятины и впредь взносы направлять через Комитет в Казначейство, но оставил арендатором того же крестьянина Клушина несмотря на то, что последний, как это значится и в протоколе, «сдавал за арендную сумму для пользования нуждающимся гражданам дер. Нагашевой. Конечно, впоследствии это не осталось нерушимым, но в данный момент, нельзя не отметить, что деревня не имела еще возможности воздействовать со всей решительностью на состав Волостного Комитета и направить его деятельность в интересах бедняцкого и среднего крестьянства.

Если в этом случае Комитет выступал против помещика, сдававшего землю в аренду, то следующий пример определяет отношение к помещику, пользовавшемуся наемным трудом и ведшему хозяйство самостоятельно.

Имение Карима Сытдыкова, расположенное в Старо-Челнинской волости Чистопольского у., заключало в себе 126 дес. 29 саж. в трех полях. Вол. Земельный Комитет еще 13 июня решил оставить помещику на семью и скот 20 дес. паровой земли, а остальную распределить по безземельным и малоземельным крестьянам. Сытдыков в июне даже и сам дал согласие на передачу земли крестьянам на один посев в аренду за 5 рублей десятину. Но потом в своих обращениях и жалобах по начальству стал домогаться возвращения 22 дес. земли в свое распоряжение, указывая, что землю будет обрабатывать сам. Крестьяне резонно отвечали, что возвратить распределенную между крестьянами землю невозможно, так как эта прибавка (пока временная) земли «едва удовлетворяет всех нуждающихся, а малоземелье с недородом и грядущим голодом и сильно тревожат население», к тому же Сытдыков не сам обрабатывает и то, что ему оставлено, а «наемным трудом». Так что домогательства помещика не имеют под собой никаких реальных оснований и только раздражают местное население. Эта отповедь послана Комитетом 26 августа в Губ. Земельную Управу.

Но более напряженные отношения крестьян и помещиков были в других местах Чистопольского уезда. Это очевидно на основании нижеследующих данных.

20 июня Губернский Комиссар получил телеграмму за подписью Урусова из Министерства внутренних Дел такого содержания: «[По] сообщению земледельца Чистопольского уезда Новосильцева, [в] имении его Аксубаевской вол. крестьяне отобрали паровое и озимое поле, производят потравы, препятствуют продаже Продовольственной Управе хлеба на корню. Прошу принять меры [к] прекращению самоуправства [и] охране интересов Новосильцева». Эта телеграмма много надежд подала Чистопольским помещикам, хотя они сидели и в Чистополе. 21 июня ими была послана губернскому же комиссару телефонограмма, в которой они писали: «Мы, нижеподписавшиеся землевладельцы, ходатайствуем защитить наши имения от насильственных захватов волостными и сельскими комитетами. Просили назначить произвести следствие, обращались [к] Чистопольскому уездному Комиссару, который не оказывает содействия». Следуют подписи помещиков В.А. Логутова, Е. Логутова, Шашина, Забражицкой, Нахтигаль, Аблесимова (управляющий имения Нововосильцева), Горталова, П. Рожнова, Булыгиных, Е. Ильинского, Мясникова, Уразгильдеева и З.И. Розентретер.

В имениях Чистопольского уезда, судя по этому коллективному ходатайству, события развернулись таким образом, что взятие на учет имений, произведенное Волостными Земельными Комитетами, распределение лугов и паровой пашни между крестьянскими обществами произвело на помещиков ошеломляющее впечатление, а запрещение крестьян продать Управе хлеб на корню прямо указывало на дальнейшее «распределение» и урожая. Рисовалась совершенно отчетливая картина ближайшего будущего: полная ликвидация помещичьего хозяйства в уезде. Власти решили помочь потерпевшим и послали запросы в волости, прилагая имеющиеся материалы. Но время шло; миновал уже июль месяц, наступил август, в особенности характерный помощью со стороны Управы помещикам и соответствующими этому событиями в деревне. Последствия расследования «самоуправства» крестьян нам известны не по всем имениям, а только по некоторым. Так А.В. Аблесимов писал 17 августа в Губ. Земельную Управу: «Мною было подано в Губернск. Земельную Управу заявление о разных самочинных захватах владельческой земли и имущества у моего доверителя мужиками дер. Ст. Рус. Киремети. Заявление это каким-то образом попало в Аксубаевскую Продовольственную Управу. 13 августа, будучи избит мужиками названной деревни до потери сознания, должен был согласиться на их требование, что они никаких захватов не делали и написать на упомянутом выше заявлении под их диктовку под угрозой смерти». Просит считать его подпись недействительной. На основании этого, а также и других данных, мы можем полагать, что крестьянство даже в лице таких своих учреждений, как волостной продов. комитет, выступило на защиту своих позиций и с большей решительностью расправлялось с помещиками.

То же самое наблюдаем мы и в имении Рожнова, расположенном в том же Чистопольском уезде: 13 июня в Старо-Челнинском Вол. Земельном Комитете произошло распределение «отчужденной» земли помещика Рожнова в количестве 109 дес. 15 саж. «Постановлено наделять сначала безземельных крестьян, а потом малоземельных, тех, у которых душевой надел не более 20 сажен, а семейство от 6 человек и более». Соответственно этим признакам дер. Бурметево получила 60 дес., д. Курманаева — 40 дес. и д. Горская на Бурсе — 9 десятин 15 саж.

Очень интересный и сильный факт констатирует отношения Абдинского Земельного Комитета Мамадыш. уезда от 29 июня в Совет Раб. Крест. и Солдатских Депутатов. 26 июня Абдинский Комитет приступил к распределению помещичьей земли, лежащей под паром, руководствуясь постановлением Казанского и Всероссийского Съезда Крестьянских Депутатов от 13 и 25 мая. В Абдинской волости имели земли 15 помещиков; они 26 июня не протестовали на заседании Земельного Комитета против распределения их земель по различным обществам. Но лишь крестьяне вспарили землю, стал заметен совершеннейший переворот в отношениях помещиков. В бумаге Комитета читаем:

«Помещики в это время [26 июня] ни один ничего не писал, а как только граждане вспарили землю, тотчас же начали поступать прошения за прошениями от всех помещиков якобы о захвате. В настоящее время всех членов Земельного Комитета привлекают к уголовной ответственности. Судебный следователь 2 уч. Мамадышского уезда (будучи сам помещик) запросил для следствия Земельный Комитет имена и фамилии [членов Комитета] для приложения к дознаниям через начальника милиции 2 уч. Мамад. уезда Н.П. Маразина. Начальник милиции Маразин, согласно своих отношений от 29 июня за № 708, 795 и 820 тотчас же сделал запрос представить ему постановление за подписью и имена и фамилии членов Земельного Комитета. Покорнейше Абдинский Земельный Комитет просит Организации Совета Сол., Крест. и Раб. Депутатов для сего дела по получении оного выслать в Комитет своих делегатов, просили бы на этих днях, и оправдать нас перед этим судом».

Из бумаги с очевидностью следует, что все подготовлено было заранее: и раздел помещичьих земель между обществами и привлечение к судебной ответственности членов земельного Комитета. Распределение земель в Комитете прошли без возражений со стороны помещиков, т. к. оно было уже фактически реализовано, иначе вспышка не окончилась бы к 29 июня; Земельный Комитет должен был лишь юридически, формально закрепить землю помещиков за обществами. А с другой стороны помещики тоже составили план действий против Комитета, привлекши на свою сторону судебные власти и милицию, которые должны были восстановить попранные права помещиков хотя бы и по попранным революцией законам Российской Империи, т. к. соответствующих законов Временное Правительство не обнародовало. По документам нельзя установить, состоялся этот процесс или нет, но и самое начинание для нас говорит о том, что помещики на местах старались использовать все возможные меры к тому, чтобы защищать свое положение, тем самым начиная эпоху правительственного давления на крестьянскую земельную политику, выросшую впоследствии в систему карательных экспедиций.

Очень мягкая политика Комитета рисуется в Казанском уезде.

В конце июня или начале июля месяца крестьяне распахали паровую землю помещика Ишмуратова, расположенную в Кармышской вол. Казанского уезда. Владелец пожаловался в Казань и Губ. Земельная Управа 18 июля предписала «прийти к положительному соглашению с землевладельцем Ишмуратовым». Волостной Комитет 23 июля уже отвечал в Управу:

«Ишмуратов сдать землю в аренду не согласился, а всю землю оставляет за собой. За распашку земли, произведенную крестьянами, согласился уплатить по 5 руб. за десятину, каковая плата совершенно не достаточна». Комитет просит Управу предложить Ишмуратову уплатить по 10 или 12 руб. за десятину, в противном случае волостному Комитету «угрожает большая опасность», так как, действуя «по указаниям Губ. Крестьянского Совета и Уездной Земельной Управы, оказался в заблуждении и ввел в неисчислимые убытки действительно бедных крестьян».

Но, не дожидаясь содействия Управы, Комитет еще раз пригласил помещика для разговоров 1 августа и, вследствие его неявки, постановил признать, что «Ишмуратов дело мирным путем покончить не желает», а землю, распаханную в количестве 38 десятин крестьянами, засеять и уплатить Ишмуратову по 7 руб. за десятину, тем более, что 40 десятин паровой земли осталось еще в пользовании помещика.

Надо признать, что Комитет действовал чрезвычайно слабо, уговаривая, уступая, не смея лишить его арендных сумм, оставляя ему много земли, что резко отличает его от других комитетов, не столь проникнутых тенденциями и угодить крестьянам и не обидеть помещиков.

«Соглашательская» политика Земельных Комитетов наблюдается в июле месяце и в Тетюшском уезде; действия, например, Колунецкого Комитета никак не вяжутся с положением дел в помещичьих имениях, если мы не примем во внимание, что состав Комитета в это время хватался за всякие средства чтобы сохранить «добрососедские отношения с помещиком, выявляя тем самым мелкобуржуазную классовую физиономию, которая не смущала представителей Комитета жертвовать интересами среднего, а в особенности безземельного крестьянства.

Паровая земля в количестве 152 дес. в имении Сверчкова в Тетюшском уезде Колунецким Вол. Земельным Комитетом захвачена была на основании того, что помещик не обработал ее и тем нанес ущерб государству. На основании акта осмотра от 21 июля «землю решили передать в распоряжение Вол. Земельного Комитета ввиду нерадивой обработки». 68 дес. было представлено в аренду Федоровскому обществу и 80 дес. — Колунецкому. Если нерадивость администрации имения или самого помещика можно было использовать для захвата земли, то странно бы было, если бы Комитет не сделал этого. У Сверчкова, однако, осталось еще по 160 десятин ярового и озимого поля и заготовлено было сено для 44 лошадей, 30 коров, 40 овец и 4 свиней. Сверх этого из паровой земли у него осталась 21 десятина.

В других местах, где довольно долго руководили Комитетами подобные представители крестьянства, наблюдались и «самоуправные» действия крестьян по отношению к помещичьей земле, ее владельцам и арендаторам. Так было в Свияжском уезде.

М.И. и М.Ф. Мамонтовы имели 53 десятины пахотной земли в Свияжском уезде: в селе Ст. Кирмели Косяковской вол. 21 десятина и в дер. Утяшки Азелеевской вол. 32 десятины. 31 июля в прошении в Губ. Земельную Управу владелицы пишут, что бугаевские «татары из Азелеевской волости самоуправно отбирают 7 десятин и даже вспарили пар», захват земли будет для них полным разорением. Их прошение пошло на расследование в волость, и 10 августа Азелеевской вол. Земельный Комитет ответил, что земля Мамонтовых вся не запахана до сих пор, исключая той, которую взяли бугаевские татары (5,5 дес.). Этот ответ оправдывает действия Волостного Комитета, осуждая тактику Управы и частновладельцев, и дополняет, что Мамонтовых имеется ввиду даже оштрафовать за незасев полей, им предоставленных. Остальная же земля находилась в арендном пользовании, почему о ней и нет никаких сведений.

Другие Мамонтовы: Петр, Семен и Илья, были тоже мелкопоместными владельцами, сдававшими землю в испольную аренду, но при обсуждении заявления их арендаторов от 30 августа о замене испольной аренды денежной в Азелеевском Вол. Комитете, землевладельцы заявили, что часть земли они обработали уже сами (пар) и засеяли его, оставляют себе паровой клин и луга, что вместе составит 23 десятины (из них 10 дес. лугов), а остальные 25 дес. отдают в аренду за 10 руб. с паровой и за 7 руб. 60 коп. с яровой десятины. Это и утвердил Комитет 30 августа, не нарушив прав мелких землевладельцев.

Этим же, по-видимому, поясняются и стихийные захваты земель и имений, сопровождавшиеся даже сожжением помещичьей усадьбы, как случилось в Цивильском уезде в первой половине июля месяца.

В заседании Цивильской Земельной Управы от 20 июля представитель Ст.-Арабосинского Вол. Земельного Комитета доложил, что «в Батеевском обществе есть помещичья земля, которую общинники решили сами обработать несмотря на то, что Волостной Комитет разъяснил, что до Учредительного собрания захватов делать нельзя». Эта протокольная, коротенькая запись не могла бы приоткрыть классовых противоречий в деревне, если бы мы не имели аналогичный, но более подробно выясняющий соотношение сторон в общей массе крестьянства, который мы изложили выше. Та же картина и в Кошелеевской волости: «представитель Кошелеевского Комитета Немов заявил, что у них были захваты помещичьих земель; с помещиками были эксцессы, напр., в д. Крестниковой сожжена барская усадьба».

Но совсем иная тактика наблюдается, правда, несколько позже, в начале августа, в богатом частновладельческими землями Лаишевском уезде.

8 августа Ключищинский Вол. Земельный Комитет обсуждал вопрос «о возращении паровой земли в распоряжение землевладельцев Бобровникова, Авксентьева и Шишова». Земля эта перешла в ведение Вол. Комитета по постановлению от 12 июня, когда она лежала еще необработанной. Затруднительно предполагать, чтобы правительство согласилось передать ее тогда в Комитет только для обработки ко времени посева: скорее правительство задавалось целью передачей земель в Комитеты приостановить начавшийся разгром помещичьих имений и черный передел.

Но к августу картина изменилась, так что, видимо, под защитой диктатуры, возглавляемой Керенским, правительство решило испытать крестьянское «подданство» предписанием возврата паровых земель помещикам. В августе они-то и были нужны для озимого посева. Но чтобы не слишком противоречить себе, в циркуляре паровая земля квалифицировалась как самовольно захваченная. Что же ответило крестьянство?

«При обсуждении Комитет имеет в виду, что земля у помещиков не захвачена самочинно, а взята для хозяйственного использования, чтобы облегчить крестьянскую нужду, до Учредительного Собрания, и земля взята не самовольно, а через Земельный Комитет, организованно и справедливо. Постановлено: постановление от 12 июня с/г. оставить в силе и землю обратно не возвращать, чтобы не вызвать анархии и убийства. Кроме того, помещики имеют мельницы, от которых получают большой доход и вполне могут быть обеспечены». Крестьяне заявили этим постановлением, что они готовы жизнью защищать взятые у помещиков и уже обработанные земли. Дело оставалось за правительством, и оно не замедлило вооруженной рукой водворять «нарушенный порядок». Сначала единичные выступления офицеров, затем сборы хлеба, фуража и скота «на нужды армии», а потом и карательные отряды стали посещать деревню. В августе и сентябре взаимоотношения крестьян и помещиков стали чрезвычайно обостряться.

Овладев лугами и паровой землей, крестьяне не всегда по обоюдному согласию устанавливали пользование помещичьими землями. Трения наблюдались между различными обществами одной и той же волости, а не только между соседними деревнями различных волостей. Правда, дальше разговоров и трений дело не шло, столкновений не наблюдалось, по крайней мере летом: но, несомненно, что создавшееся недовольство на почве эксплуатации помещичьей земли, когда одна деревня пользовалась большими выгодами сравнительно с другой, а представлялось возможным, особенно с точки зрения обездоленного общества, уравновесить эти выгоды от эксплуатации, вызывало впоследствии целый ряд условий, содействовавших развитию погромного движения.

Вследствие этого представляется чрезвычайно интересным проследить накопление этих условий и проанализировать их в процессе их созидания. Материалом для этого служит один из случаев спора за помещичью землю в Спасском уезде, в Трехозерской волости, имевший место в начале июля месяца 1917 года.

На собрании Арчиловского сельского Земельного Комитета 9 июля выяснилось, что д. 1-я Арчиловка находится в очень стесненном положении между селами Трех Озер, Полянкой и Балымер, в распоряжении которых находились все помещичьи земли, а к Арчиловке — ничего. Овладев лесами и землями помещика Баратаева, крестьяне сдавали в аренду лес, заводы, сады и мельницы купцам, а не арчиловцам. Мало того, последних не допускают в лес набрать сухих дров, тогда как сами навозили полные дворы. Арчиловцы уже до июля месяца обращались в Продовольственный Комитет за помощью, но это обращение не имело никаких результатов. Им совершенно ясно было, что справедливость нарушается оттого, что господами положения стали балымерские или трехозерские крестьяне, а не государство, которое может эту справедливость реализовать. «И если, говорят арчиловцы в своем обращении в Совет Сол. Раб. и Крест. Депутатов, — «не будет обращено на это внимание, то приведет крестьянство к разрухе и столкновениям».

В настоящее время «по поводу этого на волостных сходах и собраниях только один шум и споры, кто больше завладел помещичьими засевами, (а кто меньше); берут, кто половину в свою пользу, кто три части, из них — две в Комитет, а кто, как трехозерские крестьяне, в Комитет только 10 пудов с десятины (дают), остальное себе, и все считают себя вправе, чего не могло бы и быть; нужно все делать по одному закону, установленному Временным Правительством. А то на самом деле одни будут счастливы, а другие — ни при чем, даже самые бедняки и солдатские семейства».

Нельзя отрицать в этих заявлениях некоторой доли истины, как о необходимости огосударствления земли, законодательного регулирования земельных отношений в деревне, об опасениях относительно возможного обострения в будущем взаимоотношений между различными обществами на почве эксплуатации взятых у помещика богатств. Но, с другой стороны, наблюдаются совершенно иные мысли у «счастливых», по выражению арчиловцев. Балымерские или Трехозерские крестьяне, удержав в своих руках луга, пашню или различные помещичьи угодья в первое время, считали их уже «своими» и начинали распоряжаться ими как своей общественной собственностью, забывая о том, что государственная земля распределяется несколько иначе, чем это наблюдалось в их собственной практике. Но надо быть совершенно уверенным в том, что и «счастливые» были убеждены в том, что луга, земли и угодья помещиков стали уже государственными, поскольку они перешли в распоряжение от частного владельца к сельскому или волостному обществу в лице его Комитетов. В их сознании переход земли к государству выражал ничто иное, как прекращение личной (частной) земельной собственности. А если сельский или волостной Комитет проявлял суверенные права над землей, это признавалось законным правом для «счастливых» и беззаконием для «несчастных». На основании этого довольно ясно проявляется мелкобуржуазная идеология крестьянства, и с этим мы должны считаться, когда говорим о тенденциях крестьян к огосударствлению земли. Социалистического содержания в этом определении нет, а приписывать его, значит — не понимать крестьянство.

Следовательно, обездоленные общества старались из анализа современных им взаимоотношений вывести целый ряд необходимых и срочных мероприятий. Но и это не все. Для оправдания необходимости и срочности они делали намек и на то, что лишь временно находятся в состоянии покоя, пока только заявляют о несправедливости, ожидая, что правительственные и общественные учреждения сами позаботятся об удалении несправедливости, жертвой которой они являются. Если же этого не произойдет, то, уверенные в справедливости своих надежд на справедливое распределение завоеванных революцией материальных благ, они сами приложат руки для достижении этого, т. к. имеют такие же «шансы» на владения князя Баратаева, как и балымерцы. Действительно, доказывая «шансы», арчиловцы вспоминают всю историю землевладения в своей местности, свою связь с землей Баратаева, хотя бы в далеком прошлом, и право на наделение ею теперь.

В конце своего заявления в Совет Раб., Солд. и Крест. Депутатов они просят принять это во внимание, т. к. если они не получат часть помещичьей земли то им придется выселяться.

Совет Депутатов запросил у волости подробные сведения, которые пришли к нему лишь в конце августа. Трехозерский Волостной Комитет дал такую справку: «Все владения князя Баратаева приобретены покупкой купцом Кузьмичевым, в пользовании которого ныне и находятся, пахотная же земля, которой 1-е Арчиловское общество пользовалось до выхода из крепостной зависимости, ныне приобретена покупкой при содействии Крест. Позем. Банка крестьянами».

Таким образом, подтвердилось почти все. Из Совета бумага была отправлена в Губ. Земельную Управу. Чем разрешился этот конфликт между сельскими обществами, по архивным материалам неизвестно; наиболее правдоподобное предположение говорит за то, что до передела 1918 года земля оставалась у «захватчиков».

Но в практике Земельных Комитетов был еще один способ захвата земли — путем снятия урожая. Мы приведем пока один случай такового, имевший место в Чистопольском уезде в имениях Сазоновой и Челнокова. Пахотная земля помещицы Сазоновой была с 1913 года в бесплатном пользовании крестьян с. Елаур Старо-Максимкинской вол. Чистопольского уезда, «из росчисти», т.е. за расчистку леса или кустарника под пашню. Крестьяне должны были пользоваться 4 года, но т. к. в 1916 г. это пользование не осуществилось по настоянию экономии, то крестьяне в 1917 г. и решили свое взять; 13 августа состоялось постановление Земельного Комитета о снятии урожая в пользу крестьян с. Елаур и д. Селенгуши, несмотря на то, что крестьяне в 1916 же году подписали условие об испольном пользовании, которое в начале лета 1917 года Сазоновой было уничтожено.

Что же касается земли помещика Челнокова, то она была тоже в издольном пользовании крестьян д. Куклинки за четверть урожая по договору дореволюционных лет. Понятно, что Земельный Комитет должен был утвердить претензии крестьян на урожай. Но Челноков пришел в необыкновенную ярость, т. к. желал получить не четверть, а половину урожая. Таковы были поводы и причины событий в волости. К этому нужно еще прибавить общий напор помещиков на учреждения Временного Правительства по вопросу о возвращении земель, с различного рода жалобами и скороспелыми решениями уездных и губернской Земельных Управ о «самочинных захватах».

Как и все прочие, Сазонова и Челноков подали жалобы: пришло на утверждение в уездную управу и постановление Волостного Земельного Комитета от 13 августа.

25 августа Чистопольская Уездная Земельная Управа послала в Ст.- Максимкинскую волость сообщение об отмене постановления Волостного Комитета и предложение отдать помещикам урожай 1917 г., снятый крестьянами с их земель. В конце августа и начале сентября состав довольно сильно изменился сравнительно с июньским и более решительно выступал на защиту своих постановлений, если считал себя «демократической» организацией, а не только правительственной канцелярией. Ст.-Максимкинский Комитет, как таковой, послал решительную отповедь на постановление уездной Управы не только в Чистополь, но и в Казань, в Губ. Земельную Управу. Эта бумага от 9 сентября так четко вскрывает классовый антагонизм и политическое настроение деревни, что пройти мимо нее совершенно невозможно.

«Уездная Земельная Управа приходит в ужас от постановлений Ст.- Максимкинского Вол. Земельного Комитета, которые преследуют пользу овец, и то в слабой степени, лишь одну справедливость. [Волостной же Комитет] в свою очередь приходит в ужас от того ужаса, который обуял Уездн. Земельную Управу от жалости к Сазоновой и Челнокову. Ужас же и трагизм настоящего состояния нами переживается, но он не дает нам права из трусости к их [помещиков] неслыханной разнузданности, потакать явному грабежу; напротив, заставляют напречь все силы и на деле показать населению, что демократические организации и теперь среди бурь не теряют присутствия духа и держат направление твердо».

Резкость выражений, осуждение классовой линии Управы, подчеркивание контрреволюционной деятельности помещиков и классовой тактики последних — ясные признаки сильно проявляемого в деревне классового антагонизма. Все это сказано по поводам, данным помещицей Сазоновой. Далее бумага переходит к характеристике своих действий по отношению к помещику Челнокову.

«Кроме захвата урожая у Сазоновой Уездная Земельная Управа приписывает Вол. Земельному Комитету захват урожая у Челнокова. Не имея никаких данных об отдаче Челноковым земли гражданам д. Куклинки исполу — пополам и зная то, что конфликт между гражданами и Челноковым разгорается и грозит вылиться в стихийный захват. Земельным Комитетом были приняты все меры, чтобы привести стороны к соглашению. Челноков первоначально пошел на уступки и выразил их в журнале заявлений от 12 августа, но, приглашенный на собрание 13 августа, не явился. Граждане же заявили, что он ни на что не соглашается, делегатов их не принимает, топает ногами и матерски ругается. Волостной Комитет и вынес постановление, за отсутствием данных [об] испольности, положить четвертую часть урожая Челнокову, как арендную плату, что на деньги составит около 30 рублей».

И снова подчеркивается антагонизм между крестьянами и помещиком; крестьяне готовы были на «стихийный захват, а помещик ругался, не принимал депутаций и отказывался от своих слов. Но это еще не все. Еще интереснее заключительная часть бумаги от Волостного Комитета, к которой мы и обратимся.

«Старо-Максимкинский вол. земельный комитет уверен, что Губернская Земельная Управа, отменив постановление уездной Управы, утвердит постановление волости от 13 августа. Отмену постановления от 13 августа Волостной Комитет признает ошибкой, потому что Уездная земельная Управа не имела правильного представления линии нашего поведения, руководствуясь там лишь материалом Сазоновых и Ко, которым демократический строй связывает руки, направленные для грабежа».

«Чистопольская уездная земельная Управа, по-видимому, имела в виду, что здесь нельзя служить богу и мамоне, что здесь, на месте, нужны не только письменные посулы в будущем, а немедленное претворение их в жизнь с соблюдением справедливости. Это, и только это, т. е. справедливость, исходящую от закона совести, имеет в виду Старо-Максимкинский вол. земельный комитет, когда делает свои постановления или распоряжения. Там уездная земельная Управа слышит телефонограммы недовольных единиц разжиревших, здесь мы слышим сотни голосов, требующих справедливости не по телефону, а прямо нам в уши, мы видим их измученные лица, на которых ярко написана обида и неудовлетворенность, и ощущаем беспокойство, когда обвиняют демократию в бездействии. Из лагеря же тех, кои подают телефонограммы и ездят лично в города, мы слышим грубое, злобно-радостное: «Корнилов на Петроград, против временного Правительства». Нам здесь тоже до боли жутко становится, когда уездная земельная Управа решается отменить постановление волостного Комитета, ясно показывая свои симпатии помещикам и прочим в ущерб справедливости. Вот такие-то действия высшей инстанции, когда они входят в сознание массы, порождают недоумения и растерянность».

«Нет, товарищи из уездной земельной Управы, именующие себя социалистами-революционерами, не можно делать так, чтобы были «сыты волки и целы овцы», как выразились некоторые из вас!... за председателя Горшков, за секретаря Аксенов».

Кажется, что нет нужды в особом комментарии к этому тексту этого исторического памятника. В официальной бумаге фигурируют уже «волки и овцы», жуть от симпатий земельной Управы к помещикам и прямой политический укор социалистам-революционерам; беспокойство деревни, которое указывается в бумаге, если и вызывает растерянность, то не среди крестьянства в его массе, а скорее среди деятелей волостных Комитетов, которые не в одинаковой степени были проникнуты решимостью одним ударом покончить с пережитками феодального режима.

*Редакционная коллегия: доктор исторических наук И.К. Загидуллин (научный редактор), кандидат исторических наук И.З. Файзрахманов, кандидат исторических наук А.В. Ахтямова.

**Из истории крестьянских движений в Казанском крае в 1917 году. (Очерк третий по архивным материалам). Часть 3-я

Доклад, читанный в общем собрании Общества Археологии, истории и этнографии 6 ноября 1927 года

Опубликовано в издании «Известия Общества археологии, истории и этнографии» (Казань, 1928. Т. 34. Вып. 1/2. С. 4—98)