«Татарстан — один из регионов, где может быть неплохой результат у правоориентированной оппозиции»

«Люди увереннее шарахаются от навязанной им коммуникации»

— На ваш взгляд, сильно ли пандемия изменила политический ландшафт, риторику, обещания кандидатов?

— Собственно, коронавирус ничего принципиально не поменял для российских выборов. Народ как традиционно уезжал возделывать картошку на весь избирательный агитационный период, так уехал и на этот раз. И вернется только в первых числах сентября, особенно голосующий электорат — пожилые люди, которые традиционно активно ходят на выборы. И только после этого начнется агитация в полную силу. А сейчас достаточно тихо на улицах, нет больших денежных вливаний в проведение избирательных кампаний, массовых баннеров, рассылки и тому подобного.

Единственное, что изменилось в политтехнологиях с приходом COVID-19 — значительно снизилось количество работы «от двери к двери». Если раньше к вам в дверь стучался агитатор и просил 5 минут внимания, чтобы рассказать о своем кандидате, то сейчас таких стало меньше. Если они и приходят, их палкой отгоняют от двери под предлогом разносчика коронавируса в его лице. Но в реальности всех уже просто достали различные проходимцы. Люди стали увереннее шарахаться от навязанной им коммуникации.

— А разве на риторике кандидатов коронавирус не сказался? Взять те же предложения ЛДПР ввести продовольственные сертификаты для малоимущих…

— Это уже вопрос из немного другой плоскости. Есть коронавирус как некая история, изменившая поведенческие особенности людей. Есть коронавирус как некая медицинская проблема, а есть политический аспект, связанный с принудительной вакцинацией, различными ограничениями прав и свобод на этом фоне. Это же решения властей, что раз у нас пандемия, мы можем менять правила игры чрезвычайным образом. И вот тут возникает коронавирусная повестка. Я имею в виду не реальную пандемию, а ее политические последствия.

И вот в этой плоскости влияние пандемии, действительно есть. Партия власти у нас серьезно потеряла в рейтинге за счет принудительной вакцинации, увольнения отказавшихся от прививки людей, ограничения их возможности работать, в Москве вводили QR-коды. Зачем-то в эту игру решила влезть ЛДПР, поддержав идею ужесточения контроля государства за прививками. И как мы видим, главной темой оппозиции как раз становится выступление против принудительной вакцинации. В частности, КПРФ, «Справедливая Россия», «Новые люди» выступили против этой ситуации и теперь набирают очки.

Но в основу легла не столько проблематика вакцинации, сколько в целом недовольство населения тем, что государство ринулось ограничивать их права столь радикальными методами.

«Единую Россию» возглавила солянка-попурри из известных личностей»

— Как пандемия отразилась на подборе кандидатов? Взять то же выдвижение главврача Коммунарки Дениса Проценко от «Единой России» (в пятерку общефедерального списка ЕР, кроме Проценко, вошли министр обороны РФ Сергей Шойгу, глава МИД Сергей Лавров, детский омбудсмен Анна Кузнецова и сопредседатель Центрального штаба ОНФ Елена Шмелева)…

— Да, отразилась, но не факт, что это позитивное позиционирование. Получилось, что вместо низкорейтингового Дмитрия Медведева, который, кстати, остается лидером партии, ЕР возглавила солянка-попурри из известных личностей. Отовсюду взяли по чуть-чуть: мы гордимся нашей армией — вот вам Шойгу, мы гордимся тем, что мы агрессивны на внешней арене — вот вам Лавров. И мы вроде как боремся с коронавирусом — вот вам Проценко. Но я не уверен, что сейчас это позитивная повестка, потому что многие уже поняли, что есть издержки такой борьбы с коронавирусом. Конечно, коронавирус коронавирусом, но в больницах толком перестали лечить другие заболевания — люди от них умирают, и все время что-то пытаются продавить силой, а правила меняются.

У нас то пандемия, то через два дня мы ее победили. И люди чувствуют, что это политика. Так что в пятерку ЕР образ врача, конечно, вклинился, но не факт, что это добавит очки партии власти. А кроме «Единой России», по этому пути больше никто и не пошел.

— То есть коронавирусная повестка принципиально не поменяла предвыборной кампании?

— Вот выборы прошлого года были принципиально другими. Этому предшествовало «пеньковое» голосование, дистант, принципиальным образом поменялись правила игры — наблюдатели не могли подойти близко к столу и нормально наблюдать, пытались повсеместно внедрить дистанционное голосование. В этом году тенденции сохраняются, но примерно на том же уровне. Дистанционное голосование вводят, но не везде.

И опять три дня голосования оставили, но уже вроде как адаптировались, как при такой схеме бороться с возможными фальсификациями. То есть коронавирусная повестка, безусловно, влияет, но на уровне прошлого года. Нет же такого, что коронавирус изменил выборы на 100 процентов и теперь все мы голосуем дистанционно, и только те, кто привит. Нет и такого, что все партии занимаются только коронавирусной повесткой — одни требуют раздать «вертолетные» деньги, а другие поддержать малый бизнес. Нет, такого не происходит.

Все равно базовые вещи стоят впереди — позиция по той же отмене пенсионного возраста сейчас играет гораздо большую роль, чем любые коронавирусные истории.

«Главное, чего боятся — что за 3 дня заберут урну и принесут другую»

— Способствует ли многодневное голосование ухудшению контроля за выборным процессом и результатами голосования?

— Главное, чего боятся — что за 3 дня заберут урну и принесут другую, наполненную уже как надо. Вроде бы с этой опасностью как-то бороться можно. Все равно камеры, хотя и не для публичного просмотра, висят. Кто хочет, может попробовать контролировать процесс. Чтобы уж явно менять урны, надо ухищряться — отключать камеры, свет, не так все просто. Да и власть побаивается, что если на местах начнут проявлять такого рода инициативу, может обрушиться легитимность всей системы. Конечно, хочется обойтись без фальсификаций. Плюс оппозиция выработала тактику: избиратель приходит в последний день, чтобы голоса не выкинули.

Существует еще давняя опасность, связанная с признанием результатов выборов: когда в комиссии пишут какие-то цифры, они могут не совпадать с теми, которые поступают с участков. Грубо говоря, вместо 5 тысяч голосов пишут 10 тысяч и говорят: «Ой, у вас там какая-то бумажка, подписанная черт знает кем, а у нас тут — заверенная электронной подписью ЦИК». Поэтому 3 дня отягощают контроль, требуют больше затрат и ресурсов, а у оппозиции этих ресурсов нет.

Мы видим, что закрывают видеонаблюдение, подзакручивают гайки в том плане, что так просто отконтролировать, как в предыдущие разы, не получится. С другой стороны: ну и что? Раньше контролировали, фиксировали вбросы — и все равно не могли повлиять на результаты. Так что ситуация наблюдения за выборами остается стабильно тяжелой. Она не ухудшилась, но и не улучшилась.

«Явка не будет рекордно низкой»

— Некоторые эксперты прогнозируют на этих выборах рекордно низкую явку. С чем это можно связать?

— Я не думаю, что явка будет очень низкой. Явка на думские выборы в среднем составляет 50—60 процентов. В 2011 году она составила почти 60 процентов, в 2016 — почти 50 процентов. Обычно эти 10 процентов различия зависят от наличия или отсутствия реальной оппозиции. В 2011 году был подъем, даже казалось, что удастся свалить ЕР. Тогда Навальный мобилизовал своих сторонников и говорил о том, что надо голосовать за любую партию, кроме «Единой России». И тогда партии за счет этих 10 процентов увеличили свое присутствие. В 2016 году, наоборот, был Крымский консенсус и оппозиция не прошла.

Сейчас двоякое ощущение: с одной стороны люди не видят, за кого они могут проголосовать, с другой — накипает раздражение из-за ухудшения социально-экономического положения (цены растут, зарплаты падают, работы нет, вакцинироваться заставляют). Чтобы как-то показать кузькину мать власти, человек может решить сходить на выборы и проголосовать явно против власти, но за кого конкретно — тоже непонятно.

Это будет протестное голосование за узнаваемую партию из оппозиции, как КПРФ или ЛДПР? Или это будет «умное» голосование по образцу 2011 года с голосованием за отмеченных крестиками оппозиционных кандидатов? Или голосование за что-то новое — например, партию «Новые люди», «Зеленые» или «Партию пенсионеров»? Возможно, мы получим в Госдуме новую партию или даже две.

Но в любом случае, как мне кажется, явка сильно ниже 50 процентов вряд ли будет. С 1 сентября начнется реальная предвыборная кампания. В этом году выборы рекордно удалены во времени и назначены на 19 сентября. До этого они проходили примерно 10 числа. 19 — это хороший задел, полторы лишних недели на агитацию. Так что агитационный период может сильно изменить ситуацию и нарастить число людей, желающих прийти на выборы.

«Партия пенсионеров» и «Новые люди» имеют шансы войти в Госдуму»

— Вы сказали, что в перспективе в Госдуму могут войти одна-две новые партии. На какие вы ставите?

— Мне кажется, «Партия пенсионеров» имеет неплохие шансы войти в Госдуму. Они сейчас сильно конкурируют со «Справедливой Россией — За правду», которая теряет за счет сильного повышения градуса патриотической риторики в лице Захара Прилепина и команды. От «Справедливой России» утекает умеренно-социалистический электорат — учителя, врачи, такая городская интеллигенция, которая раньше выбирала «Справедливую Россию» как партию второго выбора. Для них коммунисты были слишком радикальными и за Сталина, а партия власти — недостаточно социально ориентированной. Сегодня они куда-то утекают — в основном их прибежищем становится «Партия пенсионеров», которая дает хорошую программу. Кто-то уходит к партии «Новые люди», потому что проект ассоциируется с системной провластной историей, но при этом с обновленческой позицией. Какую-то часть получает «Яблоко». Но если «Пенсионеры» и «Новые люди» имеют шансы пройти за счет своей достаточно системной позиции, то «Яблоко» в меньшей степени может рассчитывать на прохождение в Госдуму. Есть нишевые проекты типа «Зеленых». Но, если честно, я думаю, что это партия будущего — 2026 год скорее реализует эту зеленую повестку, чем 2021-й. До России еще не дошли эти тенденции.

— По последним опросам складывается ощущение, что КПРФ заметно подросла в рейтингах…

— Это естественный процесс. КПРФ — главная оппозиционная партия. Она аккумулирует не столько коммунистов, сколько рассерженный электорат, который не знает, за кого проголосовать. Считается, что это партия первого выбора против власти. Тем более КПРФ сейчас в позиции гонимых, как и «Яблоко». У них тоже снимают кандидатов, не дают проходить муниципальный фильтр. Все это работает на КПРФ — они находятся в позиции мучеников, главных оппозиционеров.

— А фактор снятия Грудинина сильно сказывается?

— Он как раз входит в число гонимых. Но, честно говоря, я бы не говорил, что у Грудинина есть какой-то серьезный отдельный электорат. Скорее, в конкуренции между Зюгановым и другими возможными лидерами Грудинин наиболее раскручен как участник президентской гонки, и он более понятный коммунист. Он не из серии «возродим СССР», а представляет понятную картину социального бизнеса. Его снятие — удар по желанию людей отдать свой голос, а когда его убрали — это вызывает раздражение.

«Принудительная вакцинация — тот самый «черный лебедь»

— Есть ли такой момент, как сильная флуктуация: например, ухудшилась обстановка в регионе — «Единая Россия» получает меньше поддержки, улучшилась — больше? Насколько велика будет случайная компонента в определении результатов?

— Я объясню, как организован избиратель. Сейчас произошла жесткая поляризация. Есть электорат, зависимый от власти — когда человек понимает, что ему надо отчитаться на работе, он старается не чувствовать, что он крепостной, а найти хорошее — например, что 10 тысяч заплатят перед школой. Но в основном это ядерный электорат, и он уже не расширяется. Вторая часть настроена оппозиционно, но ее раздирает масса проблем. Часть не хочет идти на выборы. Часть хочет, но хочет голосовать за тех, кого нет в списке. Часть хочет голосовать за слишком разных кандидатов, и их голоса распыляются между «Яблоком» и другими. Нет единства, перетекание голосов происходит в пределах несколько процентов. Например, упал рейтинг правящей партии с 42 до 39 процентов, — эти проценты могут уйти в графу «Не пойду на выборы» или, например, перетечь в «Новые люди». Это такое колебание в рамках статистической погрешности.

То есть такие улучшения или ухудшения ситуации влияют, но очень ограниченно. Гораздо сильнее влияют ключевые темы, которые могут коренным образом переломить ситуацию. Например, принудительная вакцинация — тот самый «черный лебедь». Пока его как-то удалось затормозить на подступах. Но точно неизвестно. Решат еще что-то такое сделать — и рейтинги власти могут посыпаться. А могут, наоборот, что-то такое придумать, что они подрастут. Но в целом эти колебания незначительны — в пределах 2—4 процентов.

— Вы согласны, что нынешняя избирательная кампания получается вяленькой?

— Она сейчас такая, потому что в ней мало денег. Раньше больше людей вкладывались в политику, потому что политика была способом расширить бизнес, повысить влияние, сделать карьеру, конкуренция была выше. Сейчас денег в стране стало меньше, бизнес закрывается, никто ничего не хочет расширять, а если хочет — их не допускают, потому что считают, что это может быть политическая история, а не бизнес. И мы видим очень ограниченный круг участников, допущенных к процессу. Те, кого допустили, надеются на другие механизмы победы — какие-то договоренности с властью, и на то, что тот же административный ресурс будет использован не только для голосования за «Единую Россию», но и за какие-то другие партии.

Ну и в целом все экономят на последние дни кампании — чтобы за месяц вывесить баннеры, начать агитацию. В целом и так расклад ясен. Сейчас меньше риска, меньше несистемных кандидатов, которые раньше делали основную погоду — появлялись, начинали мутить воду, заставляли других нервничать, вкладывали деньги в кампанию, запускали громкую рекламу. Плюс несистемная оппозиция исключена из этой истории.

Так что кампания не то что вяленькая, но находится в прокрастинации. Те, кто уверен в победе, — сидят и помалкивают, а те, кто надеется на что-то, боятся лишний раз вякнуть, никто не хочет повторить судьбу Навального. Поэтому какие-то темы табуированы, гайки закручены, в целом пока тишина.

«В Казани правые проекты могут получить больше поддержки, чем в целом по России»

— В Татарстане по результатам выборов можно ожидать принципиальных отличий от общих тенденций по стране?

— Считается, что в Татарстане неплохая экономическая ситуация. И Татарстан демонстрирует успешное существование, при этом достойно держась в стороне от Москвы. Это то, на чем погорел Хабаровск, говоря, что не хочет управления Москвы. Татарстан демонстрирует эту отстраненность, но абсолютно системным образом.

Я уверен, что местное население к местной власти относится как к своей, а не как зачастую случается в других регионах, где местную власть воспринимают как некую московскую администрацию. Все-таки рейтинг «Единой России» в Татарстане — это именно рейтинг «Единой России» в Татарстане, а не рейтинг власти в стране.

При этом Татарстан — один из регионов, где может быть неплохой результат у правоориентированной оппозиции. Причем это будет не «Яблоко», а «Партия роста» или «Новые люди». Мне кажется, что в Татарстане довольно много людей, готовых поддержать идеи помощи бизнесу, переориентации налоговой системы на более лояльную деловому человеку, раскручивание гаек, связанных со свободой слова, волеизъявлений. Казань — такой же крупный город как Москва.

Так что мне кажется, в Казани правые проекты могут получить больше поддержки, чем в целом по России. Может быть, и «Зеленые» что-то покажут в Татарстане. Куштау — это не проблема Татарстана, но все же это соседний регион Башкирия. Не исключаю, что у «Зеленых» будет в Татарстане более заметный процент, чем в среднем по России. Любые развитые территории начинают заботиться об экологии больше, чем менее развитые.