Владимир Беляков: «Я прошел все ступени — от санитара до главврача»
Откровения хирурга-ортопеда: о сути профессии, о пациентах и об обществе
Владимир Беляков, главврач ГАУЗ «Городская клиническая больница №16» — профессионал уникальный. Ортопед, травматолог, он виртуозно выполняет операции по восстановлению костей и суставов. А еще он на сегодняшний день — единственный оперирующий главврач в городе. Время и возможности оперировать находит всегда, что бы ни происходило в административной плоскости его работы. За что хирург-травматолог любит свой труд, почему большой спорт — это не про здоровье, как меняется отношение общества к врачам — в его портрете в «Реальном времени».
«С тех пор я и осознал, что значит спасать жизни»
Решение стать врачом пришло к Владимиру Белякову еще в школе (семья жила тогда в Нижнекамске). На вечере встречи выпускников перед учениками выступали бывшие «птенцы» школы, и среди них был студент медицинского института. Володя послушал его рассказ и внезапно решил: «Всё, я хочу быть доктором». Но в 1987 году с кондачка поступить в медицинский институт было титанически сложно — требовалась колоссальная подготовка. Поэтому юноша ожидаемо провалился на экзаменах.
Но мечту он не оставил. Для начала пошел работать санитаром. 9 месяцев провел в медсанчасти Нижнекамска — убирал, мыл и постоянно «торчал в операционных», по его собственным рассказам. Мальчик-санитар был для городской больницы диковинкой — но доктора быстро привыкли и стали звать его с собой на операции, чтоб он был на подхвате.
— На всю жизнь запомнил случай с тех времен. Как-то к нам привезли «тяжелую» пациентку с большой кровопотерей. Была глубокая ночь, человека надо было спасать — и оказалось, что у меня та же группа крови, что и у нее. Тогда еще было возможно делать прямое переливание крови от одного человека к другому — меня к ней и подключили. И я увидел, как с моей помощью человеку буквально спасли жизнь. Да еще и три отгула мне после этого дали — согласитесь, это было лучше, чем ходить со шваброй и метелкой… С тех пор я и осознал, что значит спасать жизни.
Через 9 месяцев Владимира забрали в армию, он отслужил положенные 2 года, а вернувшись, начал заниматься с репетиторами — отец помог. И вот через три года после окончания школы, в 1990 году, Беляков получил студенческий билет. Причем поступал в институт, а оканчивал в 1996-м уже университет — время его учебы пришлось на бум переименования республиканских вузов.
— Учиться было сложно, особенно в первом семестре. Я же был после армии, а там, к сожалению, накрепко отучают думать. Ты там делаешь все по звонку и по приказу: спишь, встаешь, ешь, идешь куда-то. От тебя не требуется принимать решений, ты только подчиняешься. Поэтому студенческая жизнь на первых порах казалась мне страшно сложной. Я ночами зубрил анатомию… А потом мозг включился, и дальше учиться мне было просто, — рассказывает доктор. — Но мне странно слышать сейчас, когда кто-то говорит: «Ну конечно, тебе так повезло». Я прошел весь путь — от непрестижной и тяжелой работы санитара до главврача, до главного травматолога республики. Кто вам мешает? У нас ведь сейчас принято как: вот ты только вылупился — и уже доктор. А тогда система была такая, что нужно было своими ногами пройти все ступени медицинской работы, и только тогда ты начнешь понимать, как все устроено!
У нас ведь сейчас принято как: вот ты только вылупился — и уже доктор. А тогда система была такая, что нужно было своими ногами пройти все ступени медицинской работы, и только тогда ты начнешь понимать, как все устроено!
3 работы, 20 дежурств в месяц… и колоссальная «прокачка»
Сразу же после окончания вуза молодому доктору пришлось непросто. Он еще в институте с самого начала знал: хочет быть хирургом. Специализироваться хотел на гинекологии. Но приехав в родной Нижнекамск проходить интернатуру, услышал: «С гинекологами у нас проблем нет, а вот травматологи очень нужны. Поэтому возьмем тебя в интернатуру по травматологии».
И в первое же дежурство шеф устроил зеленому врачу боевое крещение — оставил одного в приемном отделении и наказал вызывать его только в самом крайнем случае.
— Пришлось нелегко — пациенты шли в те сутки постоянно. К счастью, тяжелых случаев не было — зашивал раны, вправлял вывихи, гипс накладывал… Не пришлось делать сложных операций. А потом втянулся, — вспоминает Владимир Геннадьевич.
В Нижнекамске он окончил интернатуру, здесь и остался работать. Работал в нескольких местах одновременно — дежурил в травмпункте, работал доктором в отделении травматологии Нижнекамской городской больницы №2, был врачом местной профессиональной баскетбольной команды. Как рассказывает сам, первые несколько лет домой приходил раз в трое суток — переночевать. А жил на работе. С одного дежурства на другое, из третьей операционной в четвертую… В месяц набегало по 20—25 дежурств. При этом у них с женой уже был сын — он родился, когда Беляков учился на пятом курсе. Поэтому в авральной работе был и еще один резон — на дворе стояли девяностые, а семью надо было как-то кормить.
Бешеный ритм давал и бешеную практику. Довольно быстро Владимир Геннадьевич стал заведующим травматологическим отделением своей больницы, его профессиональный рост проходил очень быстро и интенсивно. Несколько лет подряд Беляков ездил в Германию — стажироваться у одного из знаменитых немецких ортопедов. Тот звал его переехать к себе, но доктор отказался — говорит, в тот момент решил, что Россию любит больше. О напряженности работы он вспоминает:
— В один из тех годов я сделал больше 1200 операций — от четырех до восьми операций в день. В то время в Нижнекамске был дефицит врачебных кадров, мы буквально не выходили из операционных. Была и нехватка металлоконструкций, мы постоянно что-то придумывали. Самым страшным для меня было дежурить в травмпункте летом, в воскресенье вечером — когда все едут с дач. Это что-то! Представьте: в пятницу все разъехались по дачам, а там — кто на стекло встал, кто руку сломал, кто бензопилой неудачно поработал. И все в воскресенье вечером едут в травмпункт. Кто с синяком, кто с ранами, кто с переломом. Помню, были сутки, за которые я принял порядка 120 человек. В Нижнекамске в травмпункте тогда дежурил один доктор — и в те сутки это был я. А с утра сдал смену и поехал на основное место работы, в отделение травматологии. Но как-то мы все успели с медсестрами!
Самым страшным для меня было дежурить в травмпункте летом, в воскресенье вечером — когда все едут с дач. Это что-то! Представьте: в пятницу все разъехались по дачам, а там — кто на стекло встал, кто руку сломал, кто бензопилой неудачно поработал. И все в воскресенье вечером едут в травмпункт
Трудно быть главным
В 2009 году семья Беляковых переехала в Казань — талантливый хирург нужен был и здесь. И довольно скоро Владимир Геннадьевич возглавил горбольницу №15. А в 2013 году стал главным врачом ГКБ №16. Сейчас здесь сконцентрирована в основном плановая помощь — и в том числе любимая доктором ортопедия. Как мы уже сказали, он не перестает оперировать, несмотря на высокую административную загруженность.
С раннего утра он принимает больных на консультации (не больше двух-трех человек в день), в 8.15 уже стоит в операционной. В день успевает сделать несколько операций, если работа идет в спокойном режиме. Доктор показывает график: на сегодня в больнице 16 операций, из них семь ортопедических, три сделал сам Беляков.
А дальше по ситуации — хозяйство в 16-й больнице большое: и поликлиника, и стационар, и роддом, и женская консультация. И в любой точке может «рвануть»: где-то крыша прохудится, где-то коммунальная авария, где-то еще какой-нибудь аврал. Задача главврача — содержать все в идеальном порядке и вовремя реагировать на все ситуации. И это не считая совещаний в Минздраве и Горздраве, выездных консультаций, семинаров, конференций и других обязанностей главврача…
Как администратор, доктор делится с нами своей болью: в последние годы обострился дефицит медицинских кадров — особенно не хватает медсестер и врачей первичного звена в поликлинике.
— Хирургов сейчас много, но хирург хирургу рознь. Я замечаю большую разницу между молодыми докторами сейчас и, предположим, 20 лет назад. Она есть! Сейчас молодежь хочет прийти и сразу получать много денег, сразу делать только престижные операции. Но они еще ничего для этого не прошли, не знают и не могут. Участковым терапевтом в первичной амбулаторной сети работать никто не хочет — а ведь там колоссальные нагрузки. И мы остро ощущаем нехватку персонала.
Среди тех событий, которые происходят в управлении здравоохранением, доктор как благо воспринимает подпрограмму «Кадры» нацпроекта «Здравоохранение». Он надеется, что это поможет нарастить нужную прослойку молодых врачей.
— И еще спасибо президенту нашей республики за поддержку грантами молодых специалистов — они могут купить себе квартиры и нормально жить. Но все равно проблема пока велика. И представьте себе — это мы в Казани не можем найти кадры, а ведь у нас большой европейский город! И то мы не знаем, как привлечь молодежь в профессию врача, не говоря уже о медсестрах и санитарках. А как тогда быть в райцентрах? В других городах республики?
Представьте себе — это мы в Казани не можем найти кадры, а ведь у нас большой европейский город! И то мы не знаем, как привлечь молодежь в профессию врача, не говоря уже о медсестрах и санитарках. А как тогда быть в райцентрах? В других городах республики?
Из-за чего возникают конфликты?
За креслом главврача притулился макет человеческого скелета в хоккейном шлеме («Я просто хоккеем увлекаюсь», — улыбается доктор), а на столе стоит рабочий макет коленного сустава со всеми положенными связками, менисками и другими малоаппетитными деталями. На этих наглядных пособиях Беляков показывает пациентам, что будет происходить во время операции. И это доктор считает очень важным: пациент в первую очередь должен четко понимать, что с ним собираются делать и как это отразится на его дальнейшей жизни.
Как минимум такое понимание позволяет предотвратить львиную долю конфликтов с пациентами, убежден Беляков. Ведь, по его мнению, многие конфликты возникают из-за несоответствия ожиданиям.
— Вы ждете один результат, а так не получается, потому что вам неправильно объяснили, что будет происходить. И ваши ожидания не сбываются. Так что 90% конфликтов между пациентом и врачом происходят от недопонимания. Врач неправильно или не до конца объяснил человеку, в чем заключается операция, какие возможны сценарии развития событий. Я, к примеру, честно предупреждаю перед каждой операцией: по мировой практике, есть 3% нагноений после такого вмешательства. Но 3% — это же мало, правда? И все думают, что с ним этого точно не случится. Но если вдруг случается — к кому претензии? Правильно, к доктору. И клиника плохая, и все плохое. Так что я считаю, завышенные ожидания — первопричина конфликтов. Люди просто не поняли друг друга. Так что задача врача — нарисовать максимально реалистичную картинку и предупредить обо всем. Сделать это максимально доходчиво.
А сам Владимир Геннадьевич говорит, что всегда начинает разговор с предупреждения: 100%-ной гарантии дать он не может. Может дать определенное количество процентов на успех (и в случае рук именно этого доктора — процент очень велик):
— Но если где-то дадут больше — то, конечно же, вам нужно идти туда. Ведь на нашей клинике свет клином не сошелся — ортопедов в республике много, и все мы работаем на благо пациента. Каждый сам решает, где и у кого оперироваться. И уж если решил — значит, готов принять допустимые риски. Хирург не бог. Я не могу сделать вас заново так же, как сделали это ваши папа и мама. А вот максимально приблизить ваш организм к первозданному состоянию — пожалуй, могу попытаться.
90% конфликтов между пациентом и врачом происходят от недопонимания. Врач неправильно или не до конца объяснил человеку, в чем заключается операция, какие возможны сценарии развития событий
«Не надо про хирургов думать, что нам лишь бы только отрезать»
Начав врачебную практику с мощного опыта в травматологии, Владимир Геннадьевич повидал, пожалуй, все виды человеческого страдания. Говорит, что сейчас научился удерживать на подходе попытку пропустить внутрь чужую боль. Иначе работать невозможно. А уже потом, после окончания работы с пациентом, может и нахлынуть. Доктор рассказывает:
— Никогда не забуду: как-то раз мне пришлось отнять ногу пациенту. Все было банально просто: он купил машину, выпил, въехал на ней в стену, и ему придавило ногу. И у него развилось осложнение, которое называется синдромом длительного сдавливания. Произошел некроз, мы не смогли спасти ногу. Я, наверное, всегда буду этот случай помнить: мне не восстанавливать пришлось, а отрезать… Мы-то привыкли все собирать. Не надо про хирургов думать, что нам лишь бы только отрезать. Мы работаем не так!
Но если пациента жалко или если случай особенно эмоциональный, то доктор абстрагируется: он должен работать четко, даже четче, чем часы, ведь речь идет о здоровье человека (а в бытность дежурным травматологом — часто и о жизни). Беляков вспоминает случай из своей ранней врачебной практики:
— Я работал тогда года два. Под Нижнекамском случилась большая авария: автобус влетел в трактор. И мне в «травму» одномоментно привезли восемь или десять человек. Я дежурил, был единственным врачом в тот вечер. И вот я встал посреди приемного отделения и растерялся: что делать — не понимал. Все кричат, все на носилках, тут кровь, там перелом… И самым важным для меня в тот момент было снять страх и панику, включить холодное мышление, быстро определить, кому надо оказывать помощь первостепенно, а кто может подождать… Я тогда через силу отключил эмоции и разобрался с этим всем. Вызвал дополнительно докторов, нейрохирургов (там был мужчина с проломленным черепом), срочно велел готовить операционные по нужным профилям… И выжили у нас тогда все. Работали до утра, и некогда было рефлексировать, сил не было. Уже потом все это осмысливать пришлось…
Задача республиканского Минздрава — сделать очередь на ортопедические операции минимальной в Татарстане. Она ведь у нас была огромная, а сейчас значительно уменьшилась
«Задача республиканского Минздрава — сделать очередь на ортопедические операции минимальной»
16-я горбольница сегодня — один из самых авторитетных центров, где делают плановые ортопедические операции. Как известно, на такие вмешательства нужно получать квоты, из-за чего еще несколько лет назад к хирургам формировались многолетние очереди из сотен пациентов.
— Задача республиканского Минздрава — сделать очередь на ортопедические операции минимальной в Татарстане. Она ведь у нас была огромная, а сейчас значительно уменьшилась. Ортопедические плановые операции делают в нескольких клиниках Казани. А ведь раньше многие наши граждане оперировались в Кирове, в Чебоксарах. Но сейчас нам дали дополнительные квоты, и мы близки к победе над проблемой.
В клинике, которой руководит Беляков, делают по ортопедическому профилю очень сложные операции — благо здесь стоит современное оборудование, позволяющее проводить уникальные вмешательства с минимальной инвазивностью. Едут сюда пациенты и из других регионов, и даже стран, причем многие из них — на имя доктора. Сарафанное радио быстро разносит, что Беляков ставит на ноги даже, казалось бы, безнадежных пациентов. Впрочем, сам он скромно утверждает, что благодарить за это надо технологии, которые развиваются семимильными шагами:
— Технологии медицины шагнули за последние десять лет очень мощно. Сейчас мы делаем большую ставку на эндоскопические операции, малоинвазивные. Понятно, что сустав эндоскопически не поменяешь, но вот отсрочить эндопротезирование, причем надолго, в наших силах. Мы сейчас пересаживаем хрящ, сшиваем мениски, делаем все, чтобы необходимости в операции не наступало еще 5—10 лет. Раньше мениск удаляли открыто — разрезали, доставали, гипсовали на месяц, потом еще два месяца разрабатывали… А сейчас я с утра оперирую, вечером человек уходит на своих ногах, часто даже без дополнительной опоры. Есть сейчас и специальные ортезы, которые удобны для пациента. Очень много металлоконструкций, которые позволяют человеку после операции на бедро вставать уже на следующий день — пусть без опоры на конечность, но и без дополнительной фиксации. И через три недели он уже спокойно ходит с палочкой, а ведь раньше обречен был на три месяца на костылях. Буквально с каждой конференцией мы видим, как улучшаются импланты, качество инструментов и протезов.
Разрабатывает инструменты и сам Беляков: у него уже есть несколько патентов, и в его клинике оперируют инструментами, которые придумал их главврач.
Технологии медицины шагнули за последние десять лет очень мощно. Сейчас мы делаем большую ставку на эндоскопические операции, малоинвазивные. Понятно, что сустав эндоскопически не поменяешь, но вот отсрочить эндопротезирование, причем надолго, в наших силах
«Организм не рассчитан на запредельные нагрузки, которые дают профессиональному спортсмену»
Конечно же, блестящий ортопед, живущий в Татарстане, не мог не сталкиваться с профессиональными спортсменами — все же в республике развиты и хоккей, и футбол, и баскетбол, и другие виды спорта. После работы в баскетбольной команде в Нижнекамске Беляков переехал в Казань. И здесь ему случалось в стенах своей клиники оперировать больших спортсменов, кумиров болельщиков. Но, как рассказывает сам, в один момент оперировать «великих» перестал. И вот с чем это связано:
— Был неприятный опыт. Травмировался один из известных спортсменов. Я его прооперировал, все прошло хорошо, но он после этого определенное время не должен был двигать прооперированной конечностью. А команда его в то время «летела», проигрывая один матч за другим. И тренер ему сказал: «Ты у меня на контракте, а не у врача. Иди и играй». Тот пошел играть — и эту конструкцию сломал, естественно. Потом он восстановился, но пришлось его повторно оперировать. И еще был случай — я одним из первых в стране сделал успешную операцию на «передний крест» одному хоккеисту. Но через месяц после операции его уже выгнали на большие нагрузки. О каком восстановлении тут может идти речь? С тех пор я стараюсь не входить в большой спорт.
Доктор уверенно заявляет: профессиональный спорт и здоровье — вещи несовместимые. Организм, по его словам, не рассчитан на запредельные нагрузки, которые дают профессиональному спортсмену. Большинство великих чемпионов после окончания карьеры становятся едва ли не инвалидами: у них артрозы, артриты, разрывы мышц, сухожилий, другие повреждения скелета и мускулатуры. После травмы можно восстановиться, и если делать это аккуратно и медленно — этого потом спокойно хватает на дворовый футбол и спокойную жизнь обычного человека. Но спортсмены не имеют столько времени, и они стараются работать, пока могут: профессиональные соревнования — это их хлеб. Поэтому спорт высоких достижений Беляков однозначно относит к одной из самых деструктивных по своей линии профессий.
Если давать запредельные нагрузки, особенно в детском возрасте, то можно очень быстро угробить карьеру спортсмена и его судьбу
И тренеры, и родители — в ответе все!
Конечно, в том, насколько быстро спортсмен сможет восстанавливаться после травм, огромна роль тренера. От хорошего тренера и грамотного командного врача зависит будущее человека. И особенно это относится к детскому спорту. Владимир Геннадьевич с большим сожалением рассказывает случай с юной спортсменкой-легкоатлеткой, который произошел в Нижнекамске:
— Если давать запредельные нагрузки, особенно в детском возрасте, то можно очень быстро угробить карьеру спортсмена и его судьбу. Была у нас одна девочка, подававшая очень большие надежды. Ей было лет 15. И вот она пришла в зал одна и честно тренировалась там два с половиной часа. А в раздевалке встретила тренера, который заявил ей: «Я не видел — значит, ничего не было, иди и вкалывай еще». Она пошла «вкалывать», потеряла концентрацию из-за усталости, упала с гимнастического бревна и сломала шейку бедра. Ее два раза оперировали в Институте травматологии, но шейка не срослась. Я помню, мы ей в 16 лет поставили искусственный сустав, больше ничего сделать не смогли. Пришлось поставить крест и на карьере, и на многом другом. Чья тут вина? Думаю, тренера.
И еще Беляков призывает родителей юных спортсменов к тому, чтобы они следили за дозированной нагрузкой на своих чад. Ведь зачастую в гонке за призрачными достижениями родители позволяют «загонять» детей так, что они получают травмы и не могут нормально развиваться. Важно, чтобы детям давали адекватную нагрузку, каким видом спорта они бы ни занимались, повторяет свой постулат ортопед.
На один негативный повод можно найти десяток положительных, но это мало кому нужно. И если человек вылечился, он забыл об этом и ушел — да еще и написал отзывы про больницу, что тут ему кашу пересолили, а в туалете стены неровно покрашены. Но ведь он сюда за здоровьем приходит, и оценивать надо работу врача!
«Людей надо поворачивать к нам лицом»
Как и многие другие герои нашего проекта, Владимир Геннадьевич замечает, как изменилось за последнее десятилетие отношение общества к врачам. И изменилось в негативную сторону. И даже самоотверженная работа врачей во время пандемии ситуации в целом не переломила. Беляков рассказывает: те, кого вылечили в клинике от коронавируса, понимают, как тяжело пришлось врачам и какой подвиг они совершили. Но родственники тех пациентов, которых спасти, к сожалению, не удалось, в большей массе не доверяют докторам и считают, что те не справились со своими обязанностями. А ведь прошлым летом, когда нельзя было включать в больнице центральную вентиляцию, а на улице стояла 36-градусная жара, медики работали в «ковидариях» в полной амуниции. У них были тепловые удары, они работали на износ — и спасали, и лечили, и помогали…
— Надо менять общество, — убежден Владимир Геннадьевич. — И здесь важна работа прессы, с помощью которой можно поднять престиж профессии. Но очень многие издания подхватывают только негатив. Вспомните случай, когда в РКБ пациенту прооперировали не ту ногу по ошибке. Сколько грязи вылили тогда газеты на больницу! И никто не вспомнил о том, что там спасают десятки тысяч человек в год. Конечно, это наша ежедневная работа, мы должны это делать. Но и людей надо поворачивать к нам лицом. На один негативный повод можно найти десяток положительных, но это мало кому нужно. И если человек вылечился, он забыл об этом и ушел — да еще и написал отзывы про больницу, что тут ему кашу пересолили, а в туалете стены неровно покрашены. Но ведь он сюда за здоровьем приходит, и оценивать надо работу врача!
Но под конец нашего разговора доктор переходит к истинной сути своей профессии.
Не было ни дня, чтобы я не хотел выходить из дома, и спасибо моей профессии за это!
Он размышляет, за что любит травматологию и ортопедию. И это — помощь людям, которую видно сразу. Владимир Геннадьевич вспоминает, как принимал пациентов после тяжелых аварий с сильными травмами: например, когда в ноге кости сломаны сразу в нескольких местах.
— И вот приподнимаешь эту ногу — а она вся болтается, бесформенная. И мы ее несколько часов собираем. Самая долгая операция была у меня как-то в Новый год, она продолжалась 9 часов. После операции делаем снимок — и видим воочию, что сотворили своими руками, человек теперь снова будет ходить, и его нога стала нормальной конечностью, а не чем-то бесформенным и нефункциональным. И это здорово! Наверное, поэтому я всегда ходил на работу с удовольствием. Не было ни дня, чтобы я не хотел выходить из дома, и спасибо моей профессии за это!