Шамиль Тахаутдинов: «Я не могу так — прооперировать и гудбай»
Детский хирург-уролог — о медицине, детях и охоте
В казанской ДРКБ вот уже 43 года работает уникальный специалист — детский уролог, хирург Шамиль Тахаутдинов. 26 лет он возглавлял отделение урологии ДРКБ, а сейчас перешел работать в отделение хирургии детей раннего возраста — исправляет сложнейшие патологии почек и других органов мочеполовой системы новорожденных. Тахаутдинов творит чудеса, к нему на операции едут со всей России. Он вместе со своими учителями стоял у истоков детской урологии в республике, среди его учеников — и хирурги из татарстанских ЦРБ, и московские профессора. В «Реальном времени» — портрет доктора.
Руки, которые сотворили чудо
— Дочка, одевайся, отец уже в машине.
— Да, мам.
Ясмина (имя изменено, — прим. ред.) долго возилась, собираясь в дорогу. Сначала положила в свой рюкзачок одну куклу. Потом решила, что лучше возьмет с собой другую. Потом выбирала кофту. Потом немного поиграла с котом, который решил проинспектировать сборы маленькой хозяйки. Пора было бежать в машину. Выйдя из своей комнаты, девочка мимоходом прислушалась к себе: нужно ли зайти в туалет? Было бы не лишним, но ничего критического она не испытывала, да и ехать им недолго. Ей уже 11, потерпит — вон, мама уже ждет в коридоре.
Они вышли из квартиры, и пока мама закрывала дверь, девочка весело сбежала по лестнице.
…Через два часа Ясмина лежала на операционном столе в ДРКБ, и никто не мог поручиться за то, выживет ли она — нужно было чудо. Их машина попала в тяжелую аварию. Все остались живы, но от сильного удара при столкновении у девочки практически надвое разорвался наполненный мочевой пузырь и его содержимое излилось в брюшную полость. Случай был тяжелым, и Шамиль Касымович Тахаутдинов помнит его и теперь, хотя миновали уже годы с того дня. А ведь через его руки за 43 года хирургической практики прошли многие тысячи маленьких пациентов.
Собирать воедино пришлось не только мочевой пузырь — частично пострадали и мочевыводящие пути. Нужно было позаботиться и о том, чтобы полностью очистить брюшную полость и спасти девочку от сепсиса. Сделать нужно было и так, чтобы в будущем у этого ребенка не возникло никаких осложнений — например, недержания мочи. В тот день Тахаутдинов сотворил требующееся чудо — девочка выжила и все последствия тяжелой аварии были устранены.
Шамиль Касымович в ответ на стандартную журналистскую просьбу рассказать случаи из своей хирургической практики вспоминает не только о Ясмине, но и о других маленьких своих пациентах. О 14-летней девочке, которой пришлось удалять с почки злокачественную опухоль размером с трехлитровую банку. О малышах, которым диагностируют тяжелое поражение почек еще в материнской утробе и забирают на хирургический стол, едва только они появляются на свет. Кажется, он помнит все жизни, которые он сумел спасти. Всех маленьких пациентов, жизнь которых удается сделать нормальной. Всех родителей, с которыми приходится разговаривать.
«Что я буду детским хирургом — знал курса со второго»
Слова коллег-докторов о Шамиле Касымовиче Тахаутдинове начинаются со слов «столп» и «глыба». Его называют светилом детской урологии. О нем знают далеко за пределами республики — на сложные операции к Тахаутдинову приезжают из Сибири, Москвы, Санкт-Петербурга, не говоря уже о сопредельных областях и республиках России.
Он работает в детской урологии 43 года, и все эти годы — в казанской ДРКБ. Оперировать начал в 1977 году. Тахаутдинов учился в Казанском университете, учителями его были знаменитые профессора Михаил Рокицкий и Алмаз Ахунзянов. Именно Ахунзянов, основатель школы детской урологии в Татарстане, в середине семидесятых заметил и взял под свое крыло молодого талантливого студента, именно он, по словам самого Шамиля Касымовича, дал ему путевку в жизнь.
- Шамиль Тахаутдинов с акушерками роддома РКБ, 1970-е годы
- Операция в ДРКБ, 1980-е годы. Шамиль Тахаутдинов — слева
- В парке после работы, 1980-е годы
— Видимо, он чувствовал, что из меня что-то получится — и так я стал детским урологом, — разводит руками Тахаутдинов. — А что я буду детским хирургом — решил курсе на втором, если не раньше.
Начиналась его карьера, как и у всех остальных докторов, — с оклада в 110 рублей, с бесконечных совмещений (например, помимо основной работы, были дежурства в 15-й горбольнице), с вхождения в профессию. Первой самостоятельной операцией в ординатуре была паховая грыжа, но и сейчас, больше чем через 40 лет, Шамиль Касымович помнит другой случай — совсем простой, но сдвинувший мировоззрение:
— Не только дети были. Из субординатуры на всю жизнь запомнил мужчину из соседнего отделения. У него нога не двигалась, и меня попросили сделать ему обычную блокаду. Я ее провел, и на следующий день он пришел на своих ногах. Я был совсем молодой, еще и не врач даже, мне доверили сделать вот эту манипуляцию — и она человеку помогла! Я его на всю жизнь запомнил. Ну а дальше уже пошла-пошла работа. Это все происходило под чутким руководством профессора Ахунзянова. Это учитель, который очень много мне дал. Это был очень мощный трамплин для меня.
В 1994 году Тахаутдинов возглавил урологическое отделение в ДРКБ — к бесконечным операциям добавилась административная работа. 26 лет он был заведующим отделением, усилил казанскую хирургическую школу, и за это время дал тот самый «трамплин» целой плеяде детских хирургов, своих учеников. Ведь через отделение урологии в ДРКБ проходили все интерны казанского медицинского института (а теперь — университета).
Сейчас Шамиль Касымович — один из двух специалистов-урологов в республике, которые могут ювелирно работать с новорожденными младенцами, исправляя тяжелые патологии органов мочевыделительной системы, в том числе врожденные. С недавних пор он работает в отделении хирургии детей раннего возраста, но продолжает и принимать, и консультировать по своему профилю маленьких пациентов из других отделений.
- Профессор Ахунзянов и команда врачей ДРКБ на обходе. Тахаутдинов — третий слева в первом ряду
- С профессором Ахунзяновым
- Бригада хирургов после первой аутотрансплантации почки у ребенка в РТ. ДРКБ, 2002 год
«Не было у меня напряга, чтобы родители чего-то не понимали...»
Работа хирурга с новорожденными — очень сложная, и не только в плане высококлассной хирургической техники. Психологические моменты здесь важны как никогда: мать, только что родившая ребенка и понимающая, что он нуждается в сложной операции, — не самый простой случай для общения с доктором. Заведующий отделением хирургии детей раннего возраста Андрей Подшивалин говорит:
— Шамиль Касымович — один из столпов детской хирургии города и республики. И думаю, что один из столпов детской урологии в нашей стране. В нашем отделении он занимается очень сложными проблемами новорожденных. Родители пациентов всегда к нему тянутся, просят, чтобы именно он объяснил патологию. Это человек с большим именем, о нем знают. И этого — не купить, это можно только заработать. Он быстро как хороший психолог находит такую ноту, на которой удается понятно объяснить все, что происходит. Иногда наши молодые доктора что-то скажут родителям, а потом они к тебе подходят и просят еще раз повторить. С Шамилем Касымовичем такого не происходит — он умеет рассказать так, чтобы родители поняли патологию, с которой столкнулись. А ведь у нас бывают тяжелые родители. Многие мамы — с послеродовыми депрессиями, с нарушениями психоэмоционального состояния. Иногда бывает трудно родителям доказать, что необходимо лечение ребенку и что без операции он погибнет. Так вот он умеет этот блок сломать. У него это всегда получается. Поэтому он сейчас и с нами, нам он очень нужен. Достаточно сказать несколько нужных слов в нужный момент, чтобы развернуть ситуацию, сделать родителей объективными, суметь с ними начать разговор…
Андрей Подшивалин: «Шамиль Касымович — один из столпов детской хирургии города и республики. И думаю, что один из столпов детской урологии в нашей стране. В нашем отделении он занимается очень сложными проблемами новорожденных. Родители пациентов всегда к нему тянутся, просят, чтобы именно он объяснил патологию»
Сам Тахаутдинов на вопрос о том, как приходится общаться с родителями, пожимает плечами:
— Часть патологий мы выявляем уже в период беременности, и мама уже знает, что ее ребенку предстоят те или иные манипуляции. Оперировать приходится не всех, но часть все-таки приходится класть на стол. Независимо от того, сколько ребенку — два дня, три, месяц — если ему требуется операция, мы ее делаем. И родителям об этом я говорю. Специально нас не учили с ними разговаривать. Но с годами это приходит, ты знаешь, как общаться с родителями. Пока все вроде бы нормально.
Вот как раз сейчас у нас два ребенка проходят рентген-урологическое обследование, мы им снимки делаем. Патология у обоих серьезная, сейчас закончится обследование — и придется беседовать с родителями. Но вроде мамы понимают. Не было у меня напряга, чтоб родители что-то не понимали…
— Вы берете в руки малыша и понимаете, что у вас в руках жизнь и только от вас зависит, будет ли она большая.
— Естественно. Ты понимаешь, что это живой маленький ребенок, долгожданный для родителей. Сегодня вот делаем обследование одного малыша, у его мамы до него было шесть выкидышей. Это выпрошенный ребенок. Но, к сожалению, с патологией...
«Если руки не вставлены — нечего тебе делать в хирургии»
Урология — область очень обширная. Есть в ней и довольно банальные операции — например, грыжи, водянки, обрезание (кстати, по слухам, на обрезание к Тахаутдинову стремится привести детей весь республиканский истеблишмент). А остальное — так называемая большая урология, связанная с очень серьезными патологиями. Это и гидронефрозы, и уретерогидронефрозы и опухоли почек и мочевого пузыря (включая злокачественные), и десятки других грозных диагнозов.
— Урология — это очень большая область. Сверху донизу, заканчивая половыми органами. Да даже водянки и грыжи, несмотря на свою простоту, могут попасться заковыристыми. В общем, большая урология — вещь непростая. Основная патология здесь требует не простых подходов, а обдуманных решений. Надо хорошо все продумать и на многое решиться, прежде чем взяться за скальпель и положить ребенка на стол, — говорит Шамиль Касымович.
В отделении урологии его учениками могут назвать себя практически все врачи. Тахаутдинов с гордостью говорит:
— Там у меня ребята остались, ученики мои. Они все, как мы говорим, со вставленными руками. Если они не вставленные, то делать тебе нечего в хирургии. Я, будучи руководителем, видел врачей-интернов, которые проходили через нас во время обучения — там сразу видно, что из человека получится. Будет ли из него толк в операционной, или лучше посадить его в поликлинику амбулаторным хирургом, или вообще подумать о том, чтобы выбрать другую медицинскую профессию. Так вот у меня в отделении не было врачей, которые не могут оперировать. Все были при делах и работали. Так что я считаю, что оставил хороший след за собой.
Через школу Тахаутдинова прошла львиная доля татарстанских хирургов, которые работают в области детской урологии. «У меня вся Татария, и все они хорошо отзываются о нашем отделении, все через него в интернатуре проходили. И если уж они берутся за хирургическую патологию — значит, они обучены», — говорит он.
Но доктор с горечью замечает, что за последние 30 лет стремления и чаяния студентов-медиков сильно изменились:
— По сравнению с 80-ми изменилось все довольно сильно. Есть, конечно, те, из которых ты видишь, что будет толк — и тогда ты таскаешь его с собой на операции, даешь ему сверх того, что положено. Но лет 10 назад на третьем курсе медицинского нашего института проводили анкетирование, которое показало: треть студентов уже тогда знали, что в практическую медицину не пойдут. Их влекла профессия медпредставителя — тебе дают машину, деньги, а ты ездишь и рекламируешь. Наверное, и сейчас так же. В 80-е было можно набрать больше талантливых учеников. Сейчас отношение ко многому меняется. Вот есть студент, вот он вроде бы и хочет в урологию — но я-то вижу, как он работает, как он часто сидит на больничном. Я за все время своей работы два раза был на больничном. Болею на ногах. Грипп я за болезнь не считаю — ну, температура день-два, и все…
У меня вся Татария, и все они хорошо отзываются о нашем отделении, все через него в интернатуре проходили. И если уж они берутся за хирургическую патологию — значит, они обучены
Андрей Подшивалин подтверждает, что Шамиль Касымович феноменально выносливый человек:
— Он человек старой закалки. Знает свою работу и выполняет ее на 1000 процентов, вне зависимости от того, хорошо или плохо он себя чувствует. Для него на первом месте работа и ответственность за свою работу. Он для нас всех образец. Кажется, он родился врачом, нашел свою миссию....
Работа врача не заканчивается с уходом из отделения. Хирург должен быть постоянно готов вскочить и нестись на операцию. Если речь идет о хирурге такого уровня востребованности и опыта, как Тахаутдинов, — ответственность возрастает кратно. Шамиль Касымович рассказывает, что не имеет права выключить телефон даже ночью — мало ли что экстренного может случиться. Единственные исключения — когда планируется какое-либо семейное торжество или выезд на охоту. На эти случаи доктор предупреждает коллег, чтобы подстраховали: «И тогда звонок поступает мне, а я перезваниваю коллеге, чтобы он выехал на операцию». И даже когда Тахаутдинов занят своим любимым хобби — охотится — приходится порой давать телефонные консультации прямо из леса.
«Приходишь домой — а мыслями в отделении, с этим ребенком…»
Как говорит нынешний шеф Тахаутдинова Андрей Подшивалин, есть два понятия — «врач» и «современный врач». Современный врач, по словам заведующего отделением, перед тем, как подойти к пациенту, последует протоколу и сделает массу анализов — все, что написано. А Шамиль Касымович — врач по рождению — сначала сфокусируется на пациенте и будет основываться на своих знаниях и на клинике. И порой такой подход гораздо более эффективный. И эта фокусировка на пациенте дорого дается каждому врачу.
— Вы пропускаете через себя проблему каждого пациента?
— Разумеется. «Механики» никакой тут нет. Понимаете, не бывает так, что мы прооперировали ребенка — и все, забыли о нем. Иногда бывает так, что приходишь домой, ложишься — а мыслями в отделении с этим ребенком. Как он, что там? Ждешь звонка. Нет, это не просто. Все проходит через меня. Через это, наверное, и гипертонию заработал. Работа такая…
— Многие врачи говорят, что стараются строить эмоциональную стенку между собой и проблемой пациента.
— Получается ли у этих докторов стенка? У меня — не получается. Какая может быть стена, если ты ребенка прооперировал и хочешь получить соответствующий результат? И родителей обнадеживаешь… Нет, стены не бывает. У меня — нет. Я не могу так — прооперировать и гудбай. А пациенты после операций и потом наблюдаются у нас, и ты их еще консультируешь в это время. В общем, такого, чтоб прооперировал — и забыл, у нас нет. Разве только в отношении детей с грыжами и водянками такое можно сказать. Ну и про обрезания — это рядовая процедура.
Кстати, обрезания, в частности домашние, — самая частая проблема, за комментариями по которой обращаются к Шамилю Касымовичу журналисты. Он подтверждает: тема действительно животрепещущая, и в ДРКБ регулярно поступают маленькие пациенты после таких процедур. Тахаутдинов говорит, что даже после обрезаний, сделанных в районных больницах, случаются проблемы — например, если не проверят перед манипуляцией свертываемость крови. А уж после домашних обрезаний осложнения бывают разные — от кровотечения до инфекций. При этом родители, по словам врача, как правило, вину за неудачное обрезание сваливают… на бабушек и дедушек — дескать, это они принудили, заставили и уговорили.
В советское время, как рассказывает Тахаутдинов, обрезаний было примерно на две трети меньше, чем сейчас, но поток был достаточно уверенный — причем не только по показаниям, но и в ритуальных целях. «Обрезание детям делали все — и амбулаторные работники, и просто рабочие и служащие. Мы у себя в отделении проводили его по пятницам, и человек пять — шесть было в день точно», — говорит доктор.
Понимаете, не бывает так, что мы прооперировали ребенка — и все, забыли о нем. Иногда бывает так, что приходишь домой, ложишься — а мыслями в отделении с этим ребенком. Как он, что там? Ждешь звонка. Нет, это не просто. Все проходит через меня. Через это, наверное, и гипертонию заработал. Работа такая…
Хирургия — не женская специальность
В том самом 1994-м Тахаутдинову предложили возглавить отделение ангиографии. Он отказался — продолжил заниматься своим любимым делом, урологией. Руководство подумало-подумало, да и поставило его на заведование урологическим отделением. Руководить нелегко, признается Шамиль Касымович. Бывало всякое — и голос приходилось повышать, и тяжелые решения принимать. Но он благодарен коллективу своего отделения: здесь он вырос как доктор, состоялся как учитель и как руководитель. Было, по его словам, взаимопонимание, была плотная совместная работа.
— Говорят, я был строгим руководителем. Но я всегда боялся обидеть человека. Старался находить обходные пути, строить разговор так, чтобы и добиться необходимого, и чтобы человек это понял адекватно.
— Про вас идет молва, что вы вообще человек суровый.
— Ну да. Строгость — она нужна, куда от нее денешься? Родители от меня не шарахаются, конечно, но, кажется, иногда побаиваются. А вот дети — нет. Некоторые сами подбегают: «Шамиль-абый, Шамиль-абый…» Они вообще, кажется, более адекватно воспринимают действительность. В общем, да, я строгий (улыбается).
У Тахаутдинова две дочки. Одна из них — медик-рентгенолог. Когда она сообщила отцу, что решила поступать в мединститут, тот предупредил ее, что труд — не сахар, но в целом не противился выбору. Единственное, по поводу чего Шамиль Касымович встал стеной — против выбора хирургии как врачебной специальности. Он уверен, что работа это не женская. И в первую очередь из-за физической сложности:
— У нас на памяти как-то была операция 11 часов. Я после операции сел в «уазик» и почувствовал: что-то ногам холодно. Посмотрел — а я сижу в тапочках… И ей такая работа? Женщине? Она ведь потом станет матерью, женой чьей-то. Не пустил я ее в хирургию. Потому что знаю, что это такое.
Средняя операция по водянке занимает 10—15 минут. Реконструктивно-пластическая операция может длиться от 2,5 до 5 часов. В среднем большая операция идет минимум 3 часа — требуется физическая выносливость. Сюда стоит прибавить еще и эмоциональную устойчивость, которая тоже нужна. И в ординаторской после операции хирурга с пирогами тоже никто не ждет.
— Ходишь голодный, злой, и ладно, если тебе кто-нибудь догадается больничный обед оставить. Так и работаем, — философски разводит руками Шамиль Касымович.
Но есть в работе хирурга и более неприятная, по мнению Тахаутдинова, часть — бумажная работа или «бумажный ворох», как он в сердцах говорит сам. «Он ужасен», — признается доктор. В советское время, по его воспоминаниям, такого не было — объем необходимых к заполнению бумаг был в разы меньше, а сейчас приходится до половины рабочего времени тратить на бюрократию. Шамиль Касимович с тоской говорит о том, что на Западе на трех-четырех докторов приходится один секретарь, на плечи которого возложен весь этот ворох, и мечтает о том, чтобы и в Россию это нововведение пришло.
— Я всегда спрашиваю: «А как мы в советское время лечили-то? Как мы работали?» А ведь работали. И вылечивали, как ни странно, — горько иронизирует доктор.
Говорят, я был строгим руководителем. Но я всегда боялся обидеть человека. Старался находить обходные пути, строить разговор так, чтобы и добиться необходимого, и чтобы человек это понял адекватно
Охота, кулинария и семейная жизнь
И коллеги, и родители пациентов — кажется, все знают, о всепоглощающем хобби Шамиля Касымовича. Он заядлый охотник. Андрей Подшивалин говорит:
— Его охота — это такое хобби, которому посвящена вся жизнь. Когда он начинает рассказывать истории о том, как ходил на боровую дичь или на зверя — это нечто. Слушать это можно бесконечно, потому что рассказчик он великолепный. Сразу вспоминается картина про трех охотников.
К охоте Тахаутдинов пристрастился четверть века назад — кто-то из друзей раз свозил на охоту, и закрутилось. Он говорит: зверя он не убивает, а берет, и это совсем разные понятия. Иногда трофеи бывают богатые, иногда из леса приезжаешь ни с чем, но каждый охотничий сезон доктор выходит в лес. Некоторые считают его хобби, мягко говоря, неожиданным для врача, но досужие сплетни для Шамиля Касымовича никакого значения не имеют. Он сам говорит:
— Это надо что-то особенное в голове иметь. Мне в охоте нравится все — и азарт, конечно, и общение с природой. Вот сейчас зимой, недели две назад я ездил — стоишь один на номере, тишина вокруг, никто тебя не трогает. Ты только по сторонам смотришь — и все. Вон птичка прочирикала, пролетела. Вон ворона прокаркала. И больше ничего не происходит, и хорошо…
К добытой дичи доктор никого не допускает: сам разделывает, сам заготавливает, делает фарш из кабанятины и лосятины, приправляет его, потом уже готовое выдает жене.
— А уж в суп-то я, конечно, не лезу. Но все, что относится к дичи, — это на мне. Сегодня вот приеду к себе в деревню — там меня ждет работа. Рыбу надо почистить, приготовить котлеты. Потом займусь лосем. Потом уже жена закладывает все в холодильник — там ее епархия.
Андрей Подшивалин: «Его охота — это такое хобби, которому посвящена вся жизнь. Когда он начинает рассказывать истории о том, как ходил на боровую дичь или на зверя — это нечто. Слушать это можно бесконечно, потому что рассказчик он великолепный. Сразу вспоминается картина про трех охотников»
— Жена, наверное, счастлива, когда мужчина занимается кухней?
— Может быть, и счастлива. Но такого от нее я не слышал, — хитро улыбается в сторону Шамиль Касимович.
Он женился в 24 года, во время учебы в интернатуре — «бес попутал», как сам говорит. Супруги прожили вместе долгую жизнь, вырастили двух дочерей. Жена знала, что выходит за хирурга, и поэтому его бесконечные отлучки на работу и дикий, напряженный график с ночными дежурствами, экстренными операциями никогда не вызывали проблем в семье.
У супругов подрастает внук — сейчас он учится в первом классе, и поэтому бабушка плотно занята в процессе его воспитания.
— Внук ходит в школу, бабушка при нем. А куда деваться? Дети-то работают. Это наша планида такая в России — бабка с внуком сидит, дед в деревне снег чистит.
Но дед лукавит: обязанности по воспитанию внука лежат и на нем. Вместе они ходят ловить бабочек, кузнечиков и лягушек, изучать все, что найдут рядом с домом в траве и в воде. Гулять выходят не с ведром и совочком, а с сачком и банкой. Сам Шамиль Касымович вспомнил давнее детское увлечение аквариумными рыбками — и с удовольствием приобщает к нему внука.
«Тебе дали по правой щеке — ты подставляешь левую»
Самое неприятное в работе для Шамиля Касымовича — когда приходится сталкиваться с непониманием родителей. Несмотря на то, что Тахаутдинов — врач знаменитый и с кристально чистой репутацией, некоторые родители маленьких пациентов сразу же занимают по отношению к нему предвзятую позицию.
— Были элементы грубости, — признается сам доктор. — Они, конечно, потом разрешались полюбовно, но есть и такое в нашей работе, и от этого никуда не уйти. Но у меня никогда не было порыва нагрубить в ответ. Потому что иначе ты перестанешь быть врачом. Тебе дали по правой щеке — ты подставляешь левую. Отвечать на грубость грубостью ты не имеешь права. Это нельзя! Но на этом мы, конечно, не замыкаемся. Более позитивно надо смотреть на все.
В душе у детского хирурга должна быть любовь к детям. Ко всем. К разным. Если этого нет — в педиатрии делать нечего
Шамиль Касымович собирается оперировать «лет до 70», по его собственному признанию. Это дело всей его жизни, смысл его существования. Этот доктор — ярчайший образец служения своему призванию.
— Когда получаешь после операции то, что хотел, — ты получаешь удовлетворение. Ради этого я всю жизнь работаю. И ради положительных эмоций, которые получаешь потом от пациентов и их родителей. Это помогает и заставляет продолжать работать. А в душе у детского хирурга должна быть любовь к детям. Ко всем. К разным. Если этого нет — в педиатрии делать нечего, — уверенно говорит он.