Китайский язык ислама: три мусульманских Конфуция

Мусульмане в Китае не ограничиваются тюрками. Значительная часть единобожников (около 11 млн человек) в Стране Неба состоит из этнических китайцев-хуэй, на русскоязычном пространстве известных, как дунгане. Этот народ близок китайскому большинству — хань — во всем, кроме религии.

Первая крупная встреча ислама и китайцев произошла в период открытия (фатх) мусульманами Средней Азии, во время грандиозного Таласского сражения. Несмотря на то, что армия Абассидского халифата победила войско Империи Тан, арабы не продолжили наступление в пределы реки Янцзы, и все дальнейшие связи ограничились торговыми контактами.

Торговля способствовала миграции персидских и арабских купцов в китайские провинции, за чем следовало обращение коренных китайцев в ислам. Но прошло еще значительное время, прежде чем традиционная китайская культура начала воспринимать исламское откровение. Этому способствовала открытая к религии политика династии Мин, начатая при императоре Чжу Юаньчжане. Важную роль оказала деятельность великих просветителей китайских мусульман.

Из работ просветителей, о которых пойдет речь в этой статье, был составлен канон хуэйской классической теологии «Хань Китап». Самое поразительное в каноне — то, как хуэйские авторы пытались совместить идеи конфуцианской философии, отбросив противоречащие исламу обряды и классическую мусульманскую теологию. Также разрыв привычных представлений об исламе вызывает полемика авторов с даосскими и буддийскими доктринами.

Конфуцианство сложно полностью отнести к философии или религии. Это консервативная морально-этическая доктрина, стремящаяся установить верховенство принципа, то есть универсального закона. Конфуцианству свойственно идеализировать древность и обрядовость. Несмотря на это, конфуцианские работы содержат ряд космологических (происхождение Вселенной) и религиозных представлений, таких как поклонение Конфуцию и культ духов. Это не могло приниматься мусульманами и нуждалось в переосмыслении.

Все это близко тюрко-мусульманской культуре: в ранний период тюрки соседствовали с Китаем, между двумя цивилизациями шел активный культурный диалог. На самом деле до сих пор в традиционной тюркской ментальности можно найти множество китайских заимствований. Взять хотя бы традиционную татарскую музыку и сравнить ее с традиционной китайской.

В сегодняшней колонке мы расскажем вам о трех мусульманских Конфуциях, чьи работы вошли в канон хуэйской литературы «Хань Китап». Мы верим, что история этих людей поможет понять модель такого диалога, который существовал между мусульманской религией и Поднебесной. В новый, китайский, век это становится как никогда актуально.

Ван Даю: ислам на языке Неба

Ван Даю аль-Ханафи аль-Матуриди (ок. 1570—1660), вероятно, был первым исламским ученым, использовавшим китайский язык для изложения исламского вероучения.

Он написал такие книги, как «Истинное объяснение правильной религии» (Чжэнцзяо Чжэньцюань), «Великое познание ислама» (Цинчжэнь Да Сюэ) и «Редкие и правдивые ответы» (Сичжэнь Чжэнда) Его работы набрали популярность из-за чистого и простого языка, который был понятен обычному китаеязычному мусульманину.

Сам Ван Даю происходил из ассимилированного рода переселившихся в Поднебесную арабов. Еще в детстве он получил классическое исламское образование, включавшее в себя изучение арабского и персидского языков, коранических толкований (тафсир), хадисов, исламской юриспруденции (фикх), суфизма и рационального богословия (ильм уль-калям). В 12 лет Ван Даю начал изучать классический китайский язык. Однако, в отличие от ханьской молодежи, он не изучал классические китайские науки с детства. Лишь позже Ван Даю приступит к освоению конфуцианской и даосской мысли, что в итоге побудит его к синтезированию конфуцианской и исламской мысли — при отвержении того, что противоречит исламу.

Первостепенной задачей шейха была передача исламского вероучения этническим китайским мусульманам-хуэй. Хуэйцы получали образование на китайском языке, через призму китайских верований. Ситуация требовала создания нового языка, который бы позволил соединить китайское мышление с исламской догматикой.

Также задачей Вана Даю было доказательство превосходства исламского вероучения. Проблемой являлось то, что сделать это предстояло через призму языка иной культуры. Тем интереснее читать его работы: словно Конфуций объясняет тебе основы единобожия. Удивительно то, как ученый оперирует восточной философией, мало знакомой западному читателю. Вот пример диалога китайского хазрата с даосским монахом:

Гость [даосист] спросил: «В каком месте Настоящий Господь?».

Он [Ванг Даю] ответил: «Существование в месте относится к творению и изменению».

Гость сказал: «Если нечто не существует здесь, получается, оно существует вне небес [и земли]. Как оно может быть вне места?».

Он ответил: «Когда Янь в гармонии и передвигается одним движением, и десять тысяч сущностей процветают, говоришь ли ты, что весна внутри тысячи сущностей или вне их? Внутри и вне может утверждаться лишь для тебя и меня. Как ты можешь использовать это для Настоящего Господа? Скажи мне тогда: до небес и земли, сколько сущностей было тут и сколько вне небес? (Истинный ответ для желающих Истины).

Кроме того, Ванг Даю занимался суфийской практикой. В своих работах он описывал семь уровней совершенства сердца: уровень желания (yupin), уровень мудрости (zhipin), уровень доброжелательности (renpin), уровень видения (jianpin), уровень счастья (xipin), уровень мистики (xuanpin) и высший уровень (zhipin). Такая категоризация, скорее всего, вдохновлена практикой суфийского ордена (тарикат) Кубравиййа. Поднимаясь выше, суфийский посвященный может дойти до совершенства, которое предполагает умаление собственной сущности перед Богом.

Помимо теологии, шейх занимался астрономией и служил в Императорской обсерватории в Нанкине.

Заслуга шейха Ванга в том, что он первый сформулировал китайский язык ислама, сумев вдохновить дальнейшую традицию. Ван Даю придерживался ортодоксальных ханафитских воззрений в вопросе права и матуридитских воззрений в вопросе вероубеждения — того, что в Татарстане называется «традиционный ислам», лишь излагая это на языке китайской философии.

Юсуф Ма Чжу: нашедший абсолютного Мудреца

Юсуф Ма Чжу (ок. 1640—1710) родился в уезде Баошань на юге Китая. Он происходил из знатного хуэйского рода, который относил себя к сейидам — потомкам пророка Мухаммада через его дочь Фатиму, а его предок Сейид Аджаль был первым мусульманским губернатором в провинции. В возрасте 7 лет Ма Чжу начал обучаться по китайской системе образования, и, по окончанию обучения после сдачи экзаменов, получил место в системе китайской бюрократии.

Ма Чжу не заканчивал медресе. Тем не менее, видимо, интересуясь исламом внешкольно, уже в возрасте 19 лет он написал свой первый религиозный труд. В 1669 году он переехал в Пекин, чтобы преподавать в Императорской академии. В это же время он продолжал изучать мусульманскую теологию.

Особенно глубоко повлиял на него шейх Ван Даю. Ма Чжу решил помочь делу усвоения религиозного знания мусульманами-хуэй на их языке. Так он написал свою главную работу аль-Муршид ила Улюм уль-Ислям или Цинчжэнь жинан — Руководство по исламским наукам. Поражает то, насколько повлияла конфуцианская культура на этот труд. Так, пророк Мухаммад в нем назван «совершенномудрым (шэн), потомком десяти тысяч совершенномудрых». Существование Аллаха описывается в категориях китайской космологии: по Юсуфу Ма Чжу, Господь находится вне Отсутствия предела (У-цзи) и Великого предела (Тай-цзи) — категорий китайского представления о Вселенной.

В вопросе взаимоотношения полов Ма Чжу придерживался строгих позиций, считая, что женщины не должны заниматься государственными делами, ограничившись домом. В этом он снова синтезировал китайскую философию с исламом: в женщинах торжествует принцип Инь (то есть «мирские» наклонности, нафс) в противовес мужчинам, в которых доминирует Янь, духовное начало. Доказывал он это, упоминая, что женщина Хава (Ева) создана из ребра Адама.

Однако, он утверждал, что женщины должны опираться на опыт таких великих подвижниц Пророка, как Айша, Хадиджа и Фатима. Наконец, он выступал за образование как для мужчин, так и для женщин. Из его изречений: «мужчины и женщины должны учиться до тех пор, пока они не умрут». (Qingzhen Zhinan: 146)

Лю Чжи: шариат, как Принцип

Лю Чжи (ок. 1670—1739) родился в Нанкине и получил исламское образование в родном городе. Его обучение включало в себя освоение арабо-персидской литературы, традиций китайских классиков, а также священных текстов даосизма, буддизма и недавно привезенных иезуитами христианских текстов.

Он также мыслил между конфуцианской и исламскими традициями, считая Конфуция носителем божественного откровения, а ислам — олицетворение совершенного Принципа. Конфуций и Мэн-Цзы были названы им совершенномудрыми (шэн) Востока, а Мухаммад — совершенномудрым Запада.

После учебы шейх Лю переехал в свою студию с красивым, но понятным только китайцу названием — Дом подметающих листву (Saoyelou). Там он начал активно переводить арабские тексты на китайский язык, а также составил ряд работ на стыке между конфуцианством и исламом. Также среди них были работы по традиционным исламским наукам: усуль уд-дин (методология права), сира (биография Пророка), суфизм и исламское право (фикх). В своих работах по праву Лю Чжу стремился не просто описать ритуальную сторону молитвы, но ее смысл. Этот смысл он описывал, прибегая к конфуцианской терминологии. В поклонении (ибадат) и этике (адаб) Лю Чжу видел воплощение Принципа, то есть абсолютного, универсального Закона.

Говоря об исламской стороне, Лю Чжу был более близок крайним суфийским воззрениям, воплощенным в доктрине «единства бытия». Эта идея, близкая к пантеизму и корнями уходящая в неоплатоническую философию, отвергает существование (вуджуд) творений, признавая их лишь «отражением» божественной реальности. В одной из своих работ он писал: «истина очевидна, его число равно единице. В дополнение к ложному, существует и единица. Число один проявляется и становится телесной».

С ростом экономического могущества Китая, в России расширяется интерес к изучению китайского языка и китайской культуры. Культура китайских мусульман — это огромное непаханое поле для исследователя. Мысль и наследие мусульман в Поднебесной помогут и России, и странам СНГ, тесно сотрудничающим с Китаем, найти естественный язык общения. Стартом к этому может быть изучение трех загадочных мыслителей, рассказывавших об Откровении на языке Лао-цзы и Конфуция.