Рафаэль Хакимов: «Я заявление об увольнении уже написал. Буду научным руководителем, иншаллах»

«Насчет Радика Салихова я сам писал президенту»

— Рафаэль Сибгатович, ваш коллектив написал обращение к президенту Татарстана с просьбой, «при возможности», провести личную встречу с сотрудниками и руководством института. Встреча с Рустамом Миннихановым состоится?

— Мы встречались с руководителем аппарата президента Асгатом Сафаровым. Просили оставить нас в покое. И они [в аппарате президента РТ] на это согласились.

— А планы по смене руководства института не поменялись?

— Мы давно писали об этом. И к этому дело шло. Он [Сафаров] подтвердил, что все останется в силе. У меня срок работы на посту директора института заканчивается в ноябре, но мы этот процесс ускорили и в ближайшее время это сделаем. По крайней мере, я заявление уже написал.

— То есть вы в ближайшее время покидаете пост директора?

— В ближайшие дни еще остаюсь директором. Это вопрос чисто процедурный: когда с этими делами закончат Минфин, Минюст. Это чистая бюрократия.

— И ваше кресло, как вы и предполагали, займет Радик Салихов (заместитель директора института, — прим. ред.)?

— Иншаллах (если будет воля Аллаха, — прим. ред.). Вопрос о преемнике обсуждался много раз. Насчет Радика Римовича я сам писал президенту, и все были согласны с моим предложением. И Радик Римович, иншаллах, будет директором, а я — научным руководителем. Колебаний там вроде нет. У Асгата Ахметовича точно нет.

У меня срок работы на посту директора института заканчивается в ноябре, но мы этот процесс ускорили и в ближайшее время это сделаем. По крайней мере, я заявление уже написал

— А кто-то еще уже озвучивал свои претензии на место директора?

— Нет. Конкурс ведь пока еще не объявлен. Должны решиться чисто технические вопросы, нужно время, чтобы утрясти вопросы с Минфином. Просто раньше нам говорили, чтобы мы сами изыскали средства на должность научного руководителя. А сейчас они уже готовы такую должность внести в реестр. У нас в уставе эта должность есть, а в реестре Минфина нет. Вот сейчас ее введут.

— Что вы будете делать на посту научного руководителя?

— Это чистая наука без административных функций.

«Это свои инициировали»

— Обратил внимание, как вас поддержали известные российские и зарубежные ученые, а вот среди ваших татарстанских коллег я такой поддержки не заметил. Если не так, поправьте…

— Во-первых, весь наш коллектив поддержал…

— Но не было слышно высказываний из Академии наук РТ или татарстанских вузов.

— Я не знаю. Мне звонили, поддерживали. И татарстанские коллеги, даже простые жители нам высказывали слова поддержки.

— В итоге кто, по-вашему, эту «ликвидацию» института инициировал?

— Академия наук совместно с Министерством образования и науки Татарстана.

Это свои инициировали, прежде всего академия, потому что у нее возникли финансовые вопросы. У нас высокий рейтинг, а у них — «мусорный», а от этого зависит финансирование. И они решили поправить свои дела за счет нас

— Приходилось даже слышать, что это «башкирские националисты надавили». Или Запад «тлетворно повлиял»…

— Нет (смеется). Это все внутренние дела, ничего из перечисленного не было, как не было и «руки Москвы». Это свои инициировали, прежде всего академия, потому что у нее возникли финансовые вопросы. У нас высокий рейтинг, а у них — «мусорный», а от этого зависит финансирование. И они решили поправить свои дела за счет нас.

«Когда кто-то хочет объединить нас с соседями, это делается для того, чтобы повесить их проблемы на Татарстан»

— В этом году отмечается 100-летие ТАССР. Отдельные московские спикеры стараются дезавуировать этот юбилей, а некоторые местные товарищи заявляют, что нет даже такого документа — об образовании республики.

— Как нет, если ТАССР возникла? Без документа образовалась? Просто всем сказали: «Вот вам ТАССР», так? Это же парламент, финансы, органы, функции определялись. И, кстати говоря, когда Татарская автономия создавалась, у нее было очень много прав — вплоть до внешних сношений и сбора налогов. Мы сейчас потихоньку возвращаемся к ситуации 1920-х годов. А с 1929 года все это начали сворачивать. У Сталина была такая тенденция к унификации.

— Мы писали о событиях, которые можно трактовать как попытки «наезда» на Татарстан, национальные регионы и федерализм. Они случайны или здесь тоже можно говорить о тенденции?

— Это в России происходит регулярно: через какое-то время ослабление, потом «наезд», затем опять ослабление. В 1990-е годы был суверенитет, потом пошла «вертикаль власти», а затем опять отход. Понятно, у Путина сегодня есть определенные проблемы, и он объясняет их ослаблением вертикали. И коронавирус под это дело добавил аргументов. И в таких ситуациях, по его мнению, надо быть собранным, все регулировать из Москвы.

Это в России происходит регулярно: через какое-то время ослабление, потом «наезд», затем опять ослабление. В 1990-е годы был суверенитет, потом пошла «вертикаль власти», а затем опять отход

— Проекты укрупнения регионов (как кейс с Ненецким округом и Архангельской областью) — это события того же порядка?

— Да, эти проекты гуляют. И такие, как Жириновский, их постоянно подкидывают. Но реально просчитанных проектов нет. Когда говорят, что надо объединить Сахалин и Якутию, надо сразу спрашивать: «А есть ли дороги, средства связи?». У них столица будет в одном месте, как чиновнику контролировать другую часть? В Татарстане контроль за всей республикой наладился, когда построили мост через Каму. Когда моста не было, можно было летать в закамскую часть самолетом Ан-2. Какая управляемость, объединение и укрупнение регионов, если у тебя нет ни дорог, ни всего остального?

Что касается попыток объединения Татарстана с кем-то, то я бы предложил ничего не трогать.

— Вы сами писали о проекте Татаро-Башкирской республики в начале прошлого века.

— Ну если сейчас опять к нему вернуться, то поднимется такой шум. Хотя тогда, в 1918—1920 годах, Татаро-Башкирская республика была неплохой идеей, она была органичной, естественной. Ну раз сейчас сложилось так, то пусть так и останется.

А когда кто-то хочет объединить нас с Ульяновской областью или другими соседями, это делается для того, чтобы повесить на Татарстан проблемы той же Ульяновской области. Хотят решать их проблемы не из Москвы, а оставить расхлебывать Татарстану. Но нам-то это зачем. С татарами в регионах и так связь налажена, можем договариваться. Кстати, с Ульяновском договорились, чтобы татарские школы не закрывали, а открывали, чтобы принимали телевидение на татарском.

Когда кто-то хочет объединить нас с Ульяновской областью или другими соседями, это делается для того, чтобы повесить на Татарстан проблемы той же Ульяновской области. Хотят решать их проблемы не из Москвы, а оставить расхлебывать Татарстану. Но нам-то это зачем

«Башкортостан всегда был впереди, но…»

— Больше года Башкортостаном руководит Радий Хабиров. Какое мнение у вас о нем сложилось?

— Ну пока он никак ни в чем не проявился.

— А неоднозначные сравнения с Татарстаном?

— В Башкирии всегда была такая политика. С одной стороны, говорят, что надо дружить, а с другой — исподтишка все делается наоборот. А мы-то всегда готовы дружить. Мы в свое время (во времена Шаймиева и Рахимова) долго вели с ними переговоры, встречались, целыми командами работали.

Сейчас отношения между республиками выстраиваются вроде бы нормально, по-деловому. Видите, у нас экономика стала довольно развитой и в международном плане. Но предприятия, кому надо, и так работают, сами договариваются — законодательство это позволяет. Там, в Башкортостане, конечно, проблема с татарами, которых называют то башкирами, то еще кем-то.

Есть там и вопрос языка. Если человек хочет говорить на татарском, учить детей, то так и надо делать. А там порой называют татарский язык диалектом башкирском. Надо все эти фантазии отбросить, потому что просто путают людей. Башкиры изначально, исторически были венгерским племенем. Даже в средние века они говорили на венгерском. И в европейских летописях сохранилось, как туда ездили миссионеры, застали башкир, говорящих на венгерском. Они перешли на татарский язык. Что ж, теперь говорить, что они никакого отношения к этому не имеют? Это все политическая игра, которая выгодна Москве — она имеет с этого дивиденды.

— Но сами башкиры утверждают, что они тюрки, истинные тюркские кочевники, ссылаются на свои источники.

— Я летописи читал — там так написано. Хотя какая-то их часть может быть и тюрками. Потом туда пошли татарские племена. Собственно, под их влиянием башкиры и переходили на татарский язык.

Сейчас отношения между республиками выстраиваются вроде бы нормально, по-деловому. Видите, у нас экономика стала довольно развитой и в международном плане. Но предприятия, кому надо, и так работают, сами договариваются — законодательство это позволяет

— Или под влиянием башкир венгры переходили на башкирский… Вы уже упомянули диалект башкирского и татарский язык. Вы имеете в виду «Башкирский диктант», где читали текст на северо-западном диалекте?

— Это, конечно, татарский язык. Там даже нюансов нет. Может быть, есть какое-то отличие в произношении букв. Более того, татарский язык сложился давно, из-за этого в нем нет диалектов. Даже мишарский — совершенно понятный. И крымско-татарский, особенно кипчакский диалект, нам понятен. Поэтому это очень устойчивый язык. Татарская нация сложилась в XVIII—XIX веках, была письменная литература. А башкиры тогда писали на татарском.

— Или это был язык тюрки — общий для татар и башкир?

— Какой тюрки? Да, они так говорят. Фантазировать можно что угодно. Но это идеология. Я очень хорошо знаю, что такое идеология, сам был идеологом много лет. Но я различаю идеологию и науку и не путаю их. Конечно, меня тащат все время в политику и идеологию. Но когда я в институте, я четко различаю, где наука, а где началась политика. Со стороны башкирских национальных деятелей наблюдается очень сильное идеологическое давление.

— Уместно ли сейчас сравнение двух регионов — Татарстана и Башкортостана?

— Хочешь или не хочешь, все сравнивают. Башкортостан всегда был впереди, но в последнее время он сдал позиции, вернее, Татарстан вырвался вперед. И они сейчас не догонят Татарстан.

Причина этого отрыва в том, что мы суверенитет объявляли не для проформы, не для политики, а для реальной жизни. Мы это пережили, выстрадали. Башкортостан и остальные регионы вслед за нами просто повторили, как попугаи. Поэтому у них не было такой готовности и стремления реализовать [суверенитет].

Причина этого отрыва в том, что мы суверенитет объявляли не для проформы, не для политики, а для реальной жизни. Мы это пережили, выстрадали

И экономически мы, конечно, сориентировались на то, чтобы опираться не только на сырье, на нефть, но и развивать высокие технологии. Нам приходится конкурировать с европейцами и китайцами, а для этого надо держать марку и смотреть, какие технологии развиваются, что дает наука и с каким товаром мы можем выходить на мировой рынок. А они работают по старинке — добыча и продажа нефти. Это кажется самым простым и очевидным: думают, раз есть нефть, то вот оно, богатство. Но богатство — это люди, знания, наука. Весь мир работает так. В 1980-е годы мы точно так же думали, что нефть — это самое главное богатство.