«Скоро москвичи, пожалуй, наденут и чалмы»: «чарующее действие» Турции на Московское государство

V. Нравы и обычаи

9. Турецкое влияние

В XVI столетии Турция достигла апогея своего могущества. Султан Селим I Грозный (1512—1520) и Сулейман Великолепный (1520—1566) расширили пределы Турецкой империи до колоссальных размеров: ее границы простирались от Будапешта на Дунае до Асуана у Нильских порогов и от Евфрата и Тигра, Багдада и Грузии почти до Атлантического океана, почти до Гибралтарского пролива. Западные европейцы, прельщенные военными подвигами султана Сулеймана и его политическим могуществом, дали ему прозвище «Великолепного», а турки, отмечая его культурные заслуги, прозвали его «Законодателем» (Кануни).

Как сказано выше, первое русское посольство в Турцию было отправлено еще при Иоанне III, в 1496 г., к султану Баязиту II Святому (1481—1512). Первое посольство в Москву из Турции к вел. кн. Василию III прибыло от султана Селима I в 1514 г. Таким образом, Московское государство в начале XVI столетия было хорошо знакомо с Турцией.

Турция, как и на западных европейцев, оказывала на Москву вообще «чарующее действие», как выразился проф. Р.Ю. Виппер: «Недаром, — продолжает он, — московское общество было так падко на турецкие моды. Не успеет Стоглавый собор высказаться против надевания «тафей» (шапочек) «безбожного Махмета», как уже автору «Беседы Валаамских чудотворцев» приходится стыдить русских людей за ношение шлыков и портов (то есть полного костюма) турецких, а выписанный в Москву византийский патриот Максим Грек с сокрушением пишет на родину своим друзьям, что «скоро москвичи, пожалуй, наденут и чалмы». Эти увлечения восточным одеянием связаны с резкими переменами в быту. Запрещая новый головной убор, Стоглав упоминает, что в Москве появился чуждый христианству обычай входить в церковь в шапках.

Влияние Турции сказалось не только на быте русского народа, оно коснулось и экономики Московского государства и ее административно-политического устройства. О росте экономических связей с Востоком при Иване IV красноречиво говорит проф. Трачевский: «После падения Казани и Астрахани наша торговля с Востоком быстро приняла небывалые размеры... (из Астрахани) потянулись караваны больших судов (в 30 000 пудов) с солью, рыбой, овчинами, с пряностями и драгоценными камнями Азии, так что жемчуг и даже рубины продавались в Москве на фунты. В то же время в Азове турки и татары меняли азиатские материи и сокровища на наши меха. Восточные купцы подымались и по Днепру караванами в тысячу человек: в Киеве шелк продавался дешевле льна, а перец — дешевле соли. С турками мы торговали еще сухим путем через Бессарабию».

По мнению Виппера, образцом для русской военной администрации в Московском государстве являлась Турция. Отмечая влияние Турции в этом отношении на восточно-европейские государства, Польшу, Венгрию и Московию, Виппер писал следующее: «Образцом для военных администраторов служило устройство Турции, где спахии, пожизненные владельцы небольших поместий, были обязаны являться по призыву султана и приводить о собою определенное количество всадников, смотря по доходности имения. Московское правительство, может быть, вернее всех других воспроизводило турецкую систему, когда требовало, чтобы помещики с военной границы являлись «конны, людны и оружны», когда верстало землей «новиков», т.е. помещичьих сыновей по достижении ими зрелости и по мере вступления их на военную службу».

Поместная система получила свое начало при Иване III. Его внук, Иван IV, проведший почти все царствование в непрерывных войнах, в интересах военного дела коренным образом ее реформировал. В результате этой реформы все землевладельцы, вотчинники, наравне с помещиками, были превращены в подвижное пожизненно служащее воинство. Для этой цели было указано произвести перепись вотчинных и поместных владений и разверстать их по достоинству между служилыми людьми. В 1550 году из среды городовых (провинциальных) помещиков были отобраны 1000 человек «детей боярских лучших слуг», которые были помещены в Московском уезде, около столицы. Эта тысяча человек составила штаб и гвардию войска. Тысячники всегда должны были быть готовы на посылки, из их числа назначались воеводы и наместники, имена их были записаны в особую Тысячную книгу. В 1564 г. была учреждена опричнина, тоже первоначально в количестве тысячи человек, которые получили поместья в Замосковских уездах и в Заоцких городах. По свидетельству Штадена, инициатором опричнины была черкешенка Мария Темрюковна, вторая жена Ивана Грозного (1561—1569).

В 1545 г. Иван IV, еще до венчания своего на царство, учредил постоянную личную охрану, которую он назвал стрельцами, так как она была вооружена вместо луков со стрелами огнестрельным оружием — пищалями. Уже в 1547 году стрельцы принимали участие в походах на Казань.

В 1550 году одновременно с учреждением избранной тысячи из дворян и детей боярских Иван Грозный создает трехтысячный отряд «выборных» стрельцов, которые делились на шесть «статей» (отрядов) по 500 человек в каждой. Каждая «статья» разделялась на сотни, во главе которых стояли сотники из детей боярских. Стрельцы были помещены в особой слободе и обеспечены постоянным денежным жалованьем по 4 р. в год. Назначение «выборных» стрельцов должно было составлять личную вооруженную охрану царя, оберегающую снаружи его дворец. Стрельцы «прибирались» на службу добровольно.

Впоследствии, в начале XVII столетия, и русские люди, и иностранцы начали сравнивать стрельцов по их бытовым особенностям и по их вмешательству в политическую жизнь государства с турецкими янычарами.

Янычары (тур.: ени чери — «новое войско») — турецкая регулярная пехота, созданная султанами в первой половине ХIV века. Первоначально она пополнялась детьми, отобранными у христиан и обращенными в ислам. Впоследствии служба и звание янычар сделались наследственными. Янычары, кроме содержания от правительства, занимались также торговлей и ремеслами. Вмешиваясь в политику турецкого правительства, они часто делались участниками дворцовых переворотов. Янычарское войско было уничтожено султаном Махмудом II в 1826 году после почти поголовного их истребления.

Уже в самом начале XVII столетия, при Лжедимитрии, события дают возможность стрельцам вмешиваться в политическую жизнь государства. Приняв участие после смерти царя Федора Алексеевича в соперничестве двух дворцовых партий, Милославских и Нарышкиных, стрельцы в 1682 году подняли бунт и произвели страшную резню в самом царском дворце. Другое выступление стрельцов против правительства Петра I в 1698 г. окончилось кровавой расправой над самими стрельцами и уничтожением стрелецкого войска.

Современник Петра I, Андрей Артамонович Матвеев, сын убитого во время бунта 1682 года боярина Артамона Сергеевича Матвеева, сравнивал стрельцов с янычарами. Он называл их «янычарскими учениками» и находил, что во время бунта своими эксцессами они превзошли даже своих учителей: «такому их (стрельцов, — прим. С.А.) безбожному человекоубийству ни в самой злочестивом государстве турецком пример подобный не нашелся». О сходстве между русскими стрельцами и турецкими янычарами говорят в своих записках и секретарь прусского посольства в России Фоккеродт , и адъютант фельдмаршала Миниха Манштейн.

О положении янычар в Турецком государстве, о их роли, какую они играли в Турции в дворцовых переворотах, в Московской Руси могли знать не только правительственные круги, но и народные массы.

Мы знаем, что крымские татары в XVI столетии, во время своих набегов на южные окраины русского государства, захватывали десятки тысяч русских людей в плен, которых потом продавали на восточные рынки в Турцию, где они употреблялись как невольники для работ в садах, на пристанях и на галерах — «каторгах» в качестве гребцов. Из здоровых рабов-мальчиков турки воспитывали янычар, а красивые девушки поступали в восточные гаремы. Иногда полоняникам удавалось бежать, и, возвратившись на родину, они-то и могли быть источником знакомства народных масс с турецкими порядками.

Так, например, известный Болотников, вождь крестьянского восстания против правительства Шуйского, в прошлом, будучи холопом князя Андрея Телятевского, в молодости попал в плен к татарам и был продан ими туркам, у которых несколько лет работал на галере как невольник. Затем, получив каким-то образом свободу, он жил в Венеции, а оттуда через Польшу вернулся на Русь. Два примера о возвращении на родину из многолетнего плена у турок русских служилых людей приводит профессор Багалей в своих «Очерках по истории колониального быта степной окраины Московского государства». Он указал на полоняника Михаила Чиркина, воротившегося на Русь в 1644 г. после 19-летнего пребывания в турецком плену, и на атамана села Старкова, Ивашку Каторжного, служившего в Белгороде в казаках, который, пробыв в плену 12 лет, вместе с товарищами-союзниками напал на сторожей турок и ушел на Русь.

Ко времени Михаила Федоровича относится и эпизод о возмущении против турок 280 русских, бывших в плену на каторге, и возвращении их в Москву через Мессину, Рим, Венецию, Вену и Варшаву в 1643 году. В своем челобитье на имя царя они подробно описывают, как им удалось освободиться из плена вооруженной рукой, и свои скитания по западноевропейский государствам.

Среди полоняников были представители различных уездов Московского государства: и калужанин, и верхне-ломовец, и орлянин, и белгородец, и москвич, и одоевец, и жители Валуйского, Лебедянского, Шацкого и Комарицкого уездов. Некоторым из них пришлось пробыть в плену и на каторге многие десятки лет. Например, москвич Якимка Васильев сын Рыков пробыл в плену 36 лет, из них на каторге 20 лет; одоевец Никита Афанасьев мучился на каторге 25 лет; Шацкого уезду Максим Полуехтов находился в плену у крымских татар 15 лет и на каторге 17 лет. Восстание против турок и побег с каторги возглавил калужский стрелец Иван Семенов сын Мошкин, который «живот свой мучил на каторге за тебя праведного государя (Михаила Федоровича, — прим. С.А.) 7 лет».

Таким образом, через людей, подобных Болотникову, Михаилу Чиркину, Ивану Каторжному, Ивану Семеновичу Мошкину и его многочисленным товарищам по плену, в среду московского стрелецкого войска могли легко проникать обычаи и традиции турецких янычар.

Продолжение следует