Рафаэль Хакимов: «Прокуратура довела меня до инсульта»

Цена мгновения

Божественный случай может перевернуть всю твою жизнь. Во время стажировки в Московском университете мне понадобились документы из Института культуры, где я проработал 7 лет. Я на один день приехал в Казань. Именно в этот день из Ташкента прилетела моя будущая супруга на конференцию. Мы на мгновение встретились, и это мгновение продлилось 33 года. Но случай может быть коварным, как с моей дочерью. Заведомо не знаешь, что тебе еще преподнесет Судьба, какой стороной выпадет кость, которой играет Господь.

Прокурорский надзор

В 2018 году в Институт истории АН РТ по доносу пришли с проверками. Работники министерства образования следили, во сколько люди приходят и во сколько уходят, сколько минут обедают (положено 45 минут, а не целый час), высчитывали, сколько квадратных метров убирает уборщица (под книжным шкафом не включали). Тогда я вспоминал кафедру университета, где был продвинутый менеджмент, и удивлялся насколько жизнь при вертикали власти стала абсурдной.

Проверяющие из МВД, Счетной палаты, прокуратуры, министерства образования Татарстана не интересовались качеством работы, все требовали тупой армейской дисциплины. Какая еще «творческая атмосфера»? С 9 до 18 часов быть на месте. Они спрашивали:

— Где у вас такой-то работник? Почему его нет на рабочем месте?

— Он в архиве.

— Что он там делает? Должен быть на работе.

— Он и «есть на работе». В архиве ищет исторический материал.

— Здесь много пустых столов. Неэффективно используете рабочие площади. Кто вам позволил занимать такое здание и такие площади?

— Президент…

— ???

Те, кто не ворует, сегодня не в почете, они выбиваются из общей системы. Такие люди и такой институт подозрительны

Они не понимали, зачем мы ездим в командировки и просиживаем в библиотеках. «Что значит — книги пишутся дома?», есть рабочее место и точка. И, конечно, проверяющих интересовало, сколько же мы украли. Те, кто не ворует, сегодня не в почете, они выбиваются из общей системы. Такие люди и такой институт подозрительны. Про меня один коллега высказался весьма презрительно: «Он же и воровать-то не умеет», а другие говорили так: «Ни себе, ни людям. Вообще не человек».

Прокурор меня допрашивал о таких мелочах, что мне было неловко за него:

— Ваш сотрудник ездил в командировку в Ижевск и заплатил в один день 543 рубля, а в другой — 575 рублей. Почему такая разница? Где 32 рубля?

— Не мой вопрос. Меня другое удивляет — где он нашел такую дешевую гостиницу?

Прокурор не поленился, сделал запрос и выяснил. Оказывается, у гостиницы расценки отличаются в воскресные и будние дни. Вот и все объяснение. Даже 32 рубля не украли. Но ответственные прокурорские работники на этом не остановились. Они подняли старые бумаги и выяснили, что я адрес своей дачи в прошлом неправильно указал, хотя этот адрес просто менялся. Пришлось заплатить штраф. Даже если бы почему-либо я неправильно указал свой адрес, то и в этом случае меня легко было найти, поскольку спецслужбы, милиция и мои соседи (М.Ш. Шаймиев, Ф.Х. Мухаметшин, В.А. Салимов, А.П. Гусев — последние двое — бывшие председатели регионального КГБ, и др.) знают, где я нахожусь в данный момент, куда и зачем выехал. У нас ведь даже дорожки подметает бывший полковник милиции…

Большие спонсорские деньги в институт не поступают, а сразу уходят от заказчика в типографию, издательство, авторам. Наша бухгалтерия к ним отношения не имеет. А я, кроме зарплаты, ничего не получаю. Иначе затаскают. Мне дороже авторитет, нежели деньги сверх зарплаты

Прокуратура надо мной просто поиздевалась и довела до инсульта не столько из-за допросов с вызовом в прокуратуру, сколько из-за горечи от несправедливости. Конечно, проверяющие просто получили задание и тупо выполняли его, но мне от этого не легче. Я много раз проверенный и награжденный, все знают, что я принципиально не ворую и не беру взяток. Более того, один из проверяющих верно отметил:

— Тут воровать-то нечего, у них бюджет 50 млн рублей и все идет на зарплату.

Но прокуратура в это не верила, ведь все воруют…

Хитрость заключалась в том, что большие спонсорские деньги в институт не поступают, а сразу уходят от заказчика в типографию, издательство, авторам. Наша бухгалтерия к ним отношения не имеет. А я, кроме зарплаты, ничего не получаю. Иначе затаскают. Мне дороже авторитет, нежели деньги сверх зарплаты. Так меня воспитали родители. Мы всегда довольствовались малым, хотя отец был известным человеком и при желании мог иметь немалые привилегии. Прелесть такой жизни — в душевном равновесии.

Отец никогда не возмущался и не жаловался. Довольствовался малым. Вел спартанский образ жизни. Послевоенные болезни с годами обострялись. Поэтому он соблюдал строгий режим. Но однажды на обед вовремя не вышел. Мама заволновалась, пошла проведать, а он тихо лежит на диване. Вызвали врача. Инфаркт.

Второй инфаркт случился после выступления в Москве. Он с молодыми поэтами возвращался в гостиницу и время от времени просил передохнуть. Дома обнаружили новый приступ.

До третьего он не дотянул…

Ты все еще живой…

На склоне лет я с инсультом попал в больницу, и понадобилось исследование моего головного мозга. Томограф показал неожиданный результат — какие-то застарелые нервные пути уже давно не работали. Врачи обсуждали не мою болезнь, а почему я все еще живой.

Мне вновь вспомнилась одна из встреч с Русланом Аушевым. В 1993 году он меня переправил через чеченскую границу, а впоследствии мы с ним виделись в Гааге, где обсуждали вопросы урегулирования конфликта на Кавказе. Прошло немало лет, и на одной из конференций в Москве мы вновь столкнулись. Он, увидев меня, воскликнул: «Рафаэль! Ты все еще живой!». Посмеялись…