Рафаэль Хакимов: «Соседние регионы ревностно относятся к быстрому развитию Татарстана»

Договор как прецедент

В Татарстане русские и татары сумели найти общий язык, хотя многие предсказывали серьезный конфликт. Мало кому удавалось примирить две очень разные нации. Татары как коренной народ в России на русских смотрели как на имперскую нацию. У русских, действительно, в психологии сидели такие замашки, хотя в Татарстане они хотели найти общий язык с татарами, тем более что количество смешанных семей было значительным. К тому же у русских в Татарстане было настороженное отношение к Москве, которая явно разваливала великую страну — Большую Россию. Эксперименты с «шоковой терапией» руководство Татарстана не приняло, что склонило настроение русских в пользу местного руководства. В этом вопросе татары и русские были солидарны.

Другая проблема была не менее сложной. Россия не привыкла с кем-то внутри страны подписывать договоры. Она завоевывала территории и народы. Некоторые народы присоединились перед лицом китайской угрозы. Добровольное присоединение — это советский миф, в который все верили — так было удобно налаживать дружбу народов. Народы, оказавшиеся на периферии территории России, чувствовали себя достаточно свободными. Иное дело татары, живущие в самом сердце страны. Они всегда рассматривались как потенциальная угроза.

Россия когда-то называлась Великой Татарией. Российская, а затем советская власть территорию прежней исторической Татарии называла Россией, затем СССР и, наконец, Российской Федерацией. Для существования самих татар с падением сталинского, а затем и советского режима границы перестали играть прежнюю роль ограничителей. Общение татар перешло в русло более естественных связей, а с распадом СССР в центральной России татары оказались лицом к лицу с русскими и начали требовать равных прав. Москва исторически выступала колонизатором и не понимала языка равноправия. Порой центральные регионы России страдали от этой политики больше, чем нацмены периферии, но ради сохранения империи Москва шла на такие жертвы.

Кому нужен договор?

Договор 1994 года стал поворотным для судьбы Татарстана. Благодаря ему были заложены прочные основы, давшие ощутимые плоды много позже. Самые видимые результаты были связаны с культурой, международными связями республики, экономикой, в частности, ослабление налогового режима — все это дало толчок для роста экономики на фоне стагнации в России. Однако все же важнее было то, что Татарстан смог самостоятельно определять внутреннюю и внешнюю политику, выработать «Модель Татарстана», оказавшуюся весьма успешной.

Соседние республики и области ревностно относятся к быстрому развитию Татарстана. Ищут объяснение в нефтяных запасах, послаблениях центра, хотя львиная доля акцизов уходит в Москву. Но стереотип о том, что мы якобы жируем на нефти, причем за счет областей, держался долго. Одно время многие были убеждены в преференциях, якобы полученных республикой по договору 1994 года. Действительно, вначале Татарстан платил около 25% (сегодня официально 73%), но полученные льготы были даны для ликвидации ущерба экологии, нанесенного добычей нефти на юго-востоке республики. Ведь дело дошло до того, что из природных ручьев текла техническая вода. После решения этой проблемы Татарстан стал платить налоги, как все субъекты федерации.

Какое-такое равноправие?

Переговоры — очень напряженный процесс, на нем проверяется не только интеллектуальная подготовка, но и выдержка сторон. Там нахрапом не возьмешь. Пугать тоже бесполезно, хотя вначале российская сторона пыталась это делать.

Москва, если бы могла решить свои вопросы силовым путем, так бы и сделала, не стала бы церемониться. Но татары расселены по всей России, их невозможно локализовать. Чеченский вариант, хотя и рассматривался, но не прошел. Аргументы против были весомее.

Вначале переговоры шли в кабинете Сергея Шахрая. У него на стене висела большая политическая карта России и он, тыча в нее, твердил:

— Вас из Москвы не видно! Не вид-но!!!

Видно или не видно, но переговоры начались.

Эмоции в переговорах — плохой помощник, нужны были реальные аргументы.

— Устроим Татарстану блокаду. Что будете делать?

— Перекроем трубопроводы.

Оказывается, основные нефте- и газопроводы из Сибири в Европу проходят через Татарстан. Форс-мажор…

Договорные отношения для России были в диковинку. В российской традиции было диктовать, навязывать, завоевывать народы, но власть никогда не устанавливала равноправных отношений внутри страны. У части с целым, твердили российские переговорщики, не может быть равноправия, ведь целое всегда больше части.

Первый день — это пристрелка, изложение позиций, иначе говоря, скорее борьба нервов, нежели аргументов. В нашей делегации был депутат Госсовета Фандас Сафиуллин. В прошлом кадровый офицер, полковник со стажем. Мы с ним жили в одном номере. В первый же день он пришел домой и свалился на кровать. Я приготовил чай и пригласил его, а он не может пошевелиться:

— Чай попьем, легче станет.

— Я бы водки выпил.

— Водки нет. Чай пей.

Он не может ни встать, ни разговаривать. Перегорел. Заклинило. К утру отпустило.

На второй день переговоры шли в деловом русле с прикидкой текста статей. Главное, к чему пришли — отношения между Москвой и Казанью строить как договорные. Россия никогда до этого в своей истории не договаривалась с регионами. Она просто не знала смысла этого слова. Диктовать свои условия было нормой. Какой-такой договор целого со своей частью? Тем более равноправный?! Непонятно. Но после очередного раунда переговоров Геннадий Бурбулис вдруг проникся:

— Значит, вы не входите в Россию, поскольку были завоеваны. В то же время вы не выходите… Не входите, и не выходите… А-а-а, я понял. Главное не выходите. Я согласен.

Но оставался главный вопрос — статус республики. И тут появился еще один участник переговоров Сергей Станкевич. Он посмотрел на подготовленный проект протокола и обратился к своим:

— Что это, я не понимаю?

— Мы договорились с Татарстаном.

— Это нельзя подписывать.

— Тебя не было 2 дня.

— Что, за это время мир перевернулся?

— Но тебя просто не было…

Несмотря на достигнутое соглашение, никто не спешил с продолжением переговоров, тем более на носу были выборы в Государственную думу. В российском парламенте были сильны позиции коммунистов, а популярность демократов быстро падала.

Российская сторона полагала, что в переговорах участвует партноменклатура, которая, якобы, хотела сохранить в республике коммунистический островок. Российская сторона настаивала на проведении референдума, а мы боялись раскола республики по национальному признаку. Однако социологические опросы показывали, что общественное мнение неуклонно менялось в нашу пользу. Москва изучала обстановку своими средствами и убедилась в нашем преимуществе, после чего началась агитация против референдума. Завозили плакаты. Депутаты, пресса… реки крови. Вакханалия...

Для татар демократия всегда была на руку. Относительные свободы появлялись во время революций 1905 и 1917 годов. С укреплением режима власть неизменно закручивала гайки. Мы были кровно заинтересованы в демократических послаблениях. Демократия в нашем понимании и московской интерпретации сильно отличалась. В Москве демократия нужна была для свержения партноменклатуры и захвата власти, а нам нужны были права в экономической и политической сферах.

Ельцин твердил о наступлении эры демократии, но федералы вели себя как имперская власть. В отношениях с субъектами федерации была установка на вертикаль, а в прессе творилась вакханалия.

Тандем с Башкортостаном

Татарстан сумел подписать с Москвой двусторонний договор, который успокоил русских, опасавшихся распада страны. В саму возможность подписания договора с Москвой мало кто верил, но это свершилось. Шаймиев проявил недюжинную дипломатию. В условиях, когда Россия сама не знала, что с ней будет, добиться подписания выгодного не только для республики, но и для самой России договора стало событием, имевшим отклик далеко за пределами страны.

Параллельно с нами и весьма ревностно вела себя Башкирия. Она не только всю политику, но и документы повторяла буква в букву, порой с грамматическими ошибками (нашими). При этом пыталась выгадать у федерального центра поблажки, подлаживаясь под их политику. При наличии потенциала, превосходящего татарстанский, можно было уйти далеко вперед, однако этого не случилось. Копия тем и отличается от оригинала, что в ней отсутствует дух первопроходца.

Продолжение следует

* Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов