«Популяризируя военную историю, реконструкторы популяризируют архаичное почитание войны и силы»

«Реконструкторы постоянно подчеркивают свое принципиальное отличие от ролевиков»

— Что собой представляют реконструкторские клубы в России? Как много их и в каких они располагаются городах?

— По приблизительным подсчетам, в каждом крупном городе сейчас можно насчитать около 10 клубов исторической реконструкции. Естественно, чем больше город, тем больше реконструкторских клубов. Есть «большие» клубы, отделения которых существуют в нескольких городах, например, сибирский «Дортмунд» или «Нюрнберг», отделение которого есть в Казани. Их официальный статус весьма вариативен, некоторые оформлены как общественная организация, а некоторые — нет, и принципиально не собираются этого делать. Разнообразна и их тематика, то есть привязка к исторической эпохи, с которой они «работают» — от античности до периода холодной войны. Есть клубы и с более экзотической тематикой.

— И чем занимаются «экзотические» реконструкторские клубы? Это не ролевики-толкинисты?

— Дело в том, что реконструкторы постоянно подчеркивают принципиальное различие между исторической реконструкцией и ролевыми движениями (в том числе толкинистами). По их словам, они сами «реконструируют подлинную историческую эпоху», а ролевики, понятно, нет. Это в идеале. Понятно, что в реальности граница и взаимосвязь между ними гораздо более тонкая, многие реконструкторы вышли из ролевиков, но тем не менее.

Говоря об экзотическом сегменте реконструкции, я имел в виду тех, кто реконструирует не самую распространенную тематику — Японию эпохи сёгуната или индейцев доколумбовой Америки.

— Сколько обычно членов в таком клубе?

— Здесь тоже ситуация очень вариативна. В большинстве случаев реконструкторские клубы имеют постоянный костяк, ядро, инициативную группу. Это примерно 5—10 человек, те, кто связан с реконструкторским движением годами. И кроме ядра, есть подвижная периферия. Новые люди приходят в клуб, через какое-то время по разным причинам из него уходят, на смену им приходят другие. Как правило, приток новых людей наблюдается после какого-нибудь большого фестиваля. Реконструкторские клубы — это очень динамичные сообщества. Постоянно меняется состав клубов, возникают новые, перестают существовать старые.

— Откуда в Россию пришла историческая реконструкция? Как она зарождалась в нашей стране?

— Историческая реконструкция появилась в рамках западной культуры, а затем уже была позаимствована в нашей стране. Считается, что первые (неофициальные) реконструкторские клубы появились в СССР во второй половине 1970-х годов. Важной вехой является 1987 год, когда реконструкторы заявили о себе публично в ходе празднования «юбилея» 175-летия войны 1812 года.

Но это, так сказать, первые ростки, а массовое реконструкторское движение — это уже постсоветское явление. Большинство «авторитетных» (легендарных в рамках движения) клубов возникает на рубеже 1990—2000-х годов. Появляются реконструкторские клубы в Новосибирске, Красноярске, Иркутске, Владивостоке. Ну а 2010-е годы — это время, когда количество клубов достигает своего максимума на настоящий момент. Достаточно заметные сообщества реконструкторов существуют и в Татарстане. Это такие клубы, как «Польско-литовское копье», «Витязь», «Лесные разбойники», Noldor.

Большинство «авторитетных» (легендарных в рамках движения) клубов возникает на рубеже 1990—2000-х годов. Появляются реконструкторские клубы в Новосибирске, Красноярске, Иркутске, Владивостоке. Ну а 2010-е годы — это время, когда количество клубов достигает своего максимума

«Скучно быть менеджером без всяких перспектив. А реконструкции дают возможность раскрасить серую жизнь»

— Почему люди приходят в реконструкторское движение?

— Здесь, на мой взгляд, значимым оказывается пересечение нескольких факторов и контекстов.

С одной стороны, грубо говоря, современная глобальная массовая культура формирует у человека интерес к истории. История постоянно присутствует в современной культуре в разнообразных формах. Практически невозможно быть современным человеком и «быть свободным» от истории. Нельзя не знать, кто такой, например, Гитлер. При этом в разнообразных формах репрезентации знания о прошлом это знание маркируется как важное или интересное.

Но с другой стороны, можно говорить, как и говорят многие современные исследователи, о кризисе «классического режима» конструирования образа прошлого, сформировавшегося еще в XIX веке. Он предполагал, что есть профессиональные историки, компетентные эксперты по изучению прошлого — и все остальные, неспециалисты, публика, общество. Историки именно для этого и нужны обществу, они «компетентно», опираясь на конвенциональные нормы научности, изучают прошлое, и результаты своих исследований упаковывают в различные формы нарративов, адресованных широкой аудитории. Которая в рамках данного режима выступает в качестве пассивного потребителя исторического знания.

Так вот, в силу различных причин этот классический режим дает сбой. «Публику» не устраивают классические формы упаковки знания о прошлом и она не согласна выполнять сугубо пассивную роль потребителя. Она сама стремится участвовать в конструировании знания о прошлом. Изучение прошлого демократизируется, и историческая реконструкция служит одной из форм, далеко не единственной, проявления этой тенденции. При этом в рамках исторической реконструкции значимым оказывается стремление, не ограничиваясь словесной формой, образно говоря, «потрогать прошлое своими руками», «понюхать», почувствовать его, включив в контакт с прошлым «телесный опыт».

И надо сказать, что при всей неоднозначности этой тенденции (а здесь есть множество сложных нюансов) современные профессиональные историки готовы идти ей навстречу. Это проявляется и в появлении новых проблемных областей исторических исследований, и в поиске новых форм упаковки исторического знания, и в развитии такой формы работы историков, как «публичная история». Это первый момент.

Второй момент, на мой взгляд, заключается в том, что реконструкторское движение — это форма эскапизма. Оно позволяет человеку, неудовлетворенному своим социальным положение, скучной работой или повседневностью, уйти от нее и тем самым, как ему кажется, реализовать себя. Скучно быть просто обычным менеджером без всяких перспектив. А реконструкции дают возможность эту серую жизнь раскрасить.

И третий момент, тоже очень значимый: массовость реконструкторского движения — это во многом результат влияния интернета и цифровизации в целом. Интернет во много раз повышает и возможность коммуникации, значимую для формирования сообществ, и доступность почти любой информации о прошлом. Если еще в 90-е годы интересующемуся, скажем, средневековьем жителю провинциального российского города сложно было увидеть воочию средневековый доспех, то теперь интернет позволяет ознакомиться и с внешним видом такого доспеха во всех деталях, и с его подробным описанием.

— А зачем приходят в реконструкторское движение женщины?

— Причины ровно те же — «интерес к истории» и эскапизм. В реконструкторском движении женщин намного меньше, чем мужчин, и чаще всего им приходится играть традиционные роли женщин в традиционном обществе — шить и носить одежду, изображая на рыцарских турнирах прекрасных дам, готовить и накрывать на стол. Хотя женщины, не всегда удовлетворенные таким положением дел, стараются как-то по-другому выразить себя в реконструкции. Есть сугубо женские клубы реконструкции, а в ИСБ (исторический средневековый бой, — прим. ред.) есть женские боевые номинации — облаченные в доспехи девушки лупят друг друга мечом. Не очень аутентично, зато интересно.

В реконструкторском движении женщин намного меньше, чем мужчин, и чаще всего им приходится играть традиционные роли женщин в традиционном обществе — шить и носить одежду, изображая на рыцарских турнирах прекрасных дам, готовить и накрывать на стол. Хотя женщины, не всегда удовлетворенные таким положением дел, стараются как-то по-другому выразить себя в реконструкции

«Кольчугу или другой несложный доспех в провинции можно купить за 10 тысяч рублей»

— Существует ли какой-то традиционный мировой съезд реконструкторских клубов вроде Олимпийских игр в спорте?

— Да, конечно. Реконструкторы активно взаимодействуют друг с другом как на бывшем постсоветском пространстве, так и шире. Но здесь нужно иметь в виду следующий момент: с точки зрения форм и принципов работы с прошлым реконструкторское движение неоднородно, и эта неоднородность накладывает свой отпечаток на формы взаимодействия. Для каждого вида реконструкции «съезд» свой. Так, например, если мы говорим о медиевальных клубах исторической реконструкции (тех, что реконструируют западноевропейское средневековье), то среди них можно выделить два вида деятельности.

Первый — это так называемая «живая история» (living history), в основе которой стремление к воссозданию повседневной жизни и быта людей того или иного исторического периода. Это реконструкция строений, поселений, ремесленной деятельности, одежды, кухни и так далее. Для российских реконструкторов этого направления значимым съездом оказывается, например, крупный фестиваль исторической реконструкции «Времена и эпохи», который проводится в Москве.

Второй вид — это единоборства, поединки, соревнования с использованием реконструкции средневекового оружия и доспехов. Так называемый ИСБ. В нем очень много от спорта — четкие правила, номинации («щит — меч», «5 на 5»), судьи, турнирная сетка, награды победителям. И, соответственно, мероприятия проводятся иначе, в другой форме, с другими целями. Для них главным «съездом» являются так называемые «Битвы наций». В последней, по официальной информации, принимали участие представители 32 стран.

Хотя порой, особенно в провинции, проводятся реконструкторские мероприятия, на которых сторонники «живой истории» и ИСБ участвуют сообща и активно взаимодействуют друг с другом.

— Насколько это дорогое удовольствие — быть членом клуба, участвовать в мероприятиях и т. д.? Какова стоимость и качество современных кольчуг и разных видов оружия?

— Это, безусловно, дешевле, чем дайвинг в южных морях или коллекционирование раритетных автомобилей, но определенных затрат требует. Если мы посмотрим на состав клубов, то мы увидим, что там нет людей очень состоятельных, он довольно демократичный. Сумма расходов зависит от тематики клуба. Для тех, кто участвует в реконструкции, например, событий второй половины ХХ века, это оказывается менее затратно, чем для тех, кто реконструирует средневековье. В последнем случае требуется иметь так называемые гражданский и военный комплекты одежды, в большинстве случаев (для воинов) комплект оружия, плюс прочие расходы, например, на поездку на мероприятие.

Комплекты можно купить. Диапазон цен очень большой в зависимости от места покупки, качества комплекта и амбиций покупателя. В Москве средневековый боевой комплект может стоить и 20—30 тысяч долларов. Комплект качеством ниже можно купить за 20—30 тысяч рублей. Но можно и сделать самостоятельно. Это, понятно, будет долго, более трудоемко, но чуть дешевле. И «ригористами» от реконструкции этот способ комплектования оценивается как более правильный. Мне неоднократно приходилось слышать мнение, что настоящий реконструктор — это тот, кто сделал свой комплект своими руками. Более того, «принципиальные» реконструкторы говорят о том, что изготовление кольчуги и шитье платья — это и есть самый главный момент, а фестивали и турниры — это уже вторично.

Мне неоднократно приходилось слышать мнение, что настоящий реконструктор — это тот, кто сделал свой комплект своими руками. Более того, «принципиальные» реконструкторы говорят о том, что изготовление кольчуги и шитье платья — это и есть самый главный момент, а фестивали и турниры — это уже вторично

— А какова стоимость кольчуги? Ее качество сильно отличается от традиционной?

— За 10 тысяч рублей в провинции вполне можно купить себе кольчугу или какой-то другой несложный доспех. А вот насколько реконструкторская кольчуга отличается от аутентичной средневековой — это непростой вопрос. Потому что, с одной стороны, реконструкторы активно декларируют стремление к максимальной аутентичности и достоверности. Для допуска к реконструкторским мероприятиям медиевальный реконструктор, например, обязан предварительно (сейчас чаще всего через интернет) представить так называемый паспорт своего исторического комплекта. В нем он должен указать, на основании каких средневековых источников (средневековых миниатюр или музейных коллекций) он создавал тот или иной элемент своей экипировки. И реконструктор, оказавшийся не в состоянии подтвердить аутентичность своего комплекта, в принципе, может быть не допущен к участию в мероприятии.

Но с другой стороны, реконструкторы живут в современном мире, в силу чего аутентичность оказывается в реальности практически недостижимым идеалом. Они вынуждены использовать в большинстве случаев современные нитки, иголки, сплавы стали, работать в кузнице с электрическим освещением и так далее. На фестивалях, конечно, публике показывают «настоящую средневековую кузницу», но в реальности комплект делается не в столь чистых условиях.

Вполне осознавая эту проблему, реконструкторы, таким образом, допускают некий момент условности, стремясь, скажем так, к аутентичности хотя бы внешних форм предмета.

«Наполеоника», пожалуй, самый массовый сегмент движения»

— До каких масштабов разрослись постановочные сцены реконструкторских клубов? Они еще не делают стенобитные орудия, не строят небольшие крепости?

— Вы знаете, дай реконструкторам волю, они бы достаточно далеко ушли в этом направлении. Но в реальности все упирается в ограниченность масштабов места, времени и бюджета. Чтобы построить «настоящий» рыцарский замок или средневековый город нужен не один год. Но, например, деревянные крепости с частоколом и рвами реконструкторы возводят и берут штурмом. Это достаточно распространенная практика. Могут «разыгрывать» масштабные сражения, разворачивающиеся на большой территории со значительным количеством участников. Это характерно, например, для «наполеоники» (реконструкции войны 1812 года), пожалуй, самого массового сегмента движения исторической реконструкции.

В организации пространства отчасти чуть проще приходится тем реконструкторским клубам, которые имеют возможность проводить свои мероприятия в музеях под открытым небом, но здесь, понятно, особо не разгуляешься, приходится контролировать себя и умерять пыл сражений.

— Вообще какое благо для общества несут реконструкторские движения?

— Говоря о смысле своей деятельности, сами реконструкторы апеллируют к тому, что они занимаются изучением истории и популяризацией исторических знаний, способствуя росту интереса к истории. И в какой-то степени с ними можно в этом согласиться. Действительно, в рамках реконструкторского движения формируется и поддерживается интерес к истории, причем в довольно яркой и оригинальной форме. Сотни людей стараются что-то узнать о прошлом, причем не в режиме разового пассивного восприятия информации, а систематически, принимая участие в конструировании определенного варианта образа прошлого. Читают книги, собирают информацию, мастерят «исторические комплекты», готовят и проводят мероприятия без всякого внешнего принуждения. В ходе этой деятельности формируются новые нетрадиционные формы взаимодействия с прошлым и новые смыслы этих взаимодействий. Более того, в ходе совместной «работы с прошлым» люди выстраивают свои коммуникации, формируют круг общения, находят новые формы поведенческих практик и конструирования идентичности и своего социального пространства, которых им недостает в обыденной жизни, делают свою жизнь «насыщенной и интересной».

Дальше, правда, современные российские реконструкторы, обосновывая свою социальную значимость, часто переходят на официальный государственный дискурс и говорят о «формировании патриотизма», «популяризации традиционных ценностей», и это уже не столь очевидные вещи.

Говоря о смысле своей деятельности, сами реконструкторы апеллируют к тому, что они занимаются изучением истории и популяризацией исторических знаний, способствуя росту интереса к истории. И в какой-то степени с ними можно в этом согласиться

«Чиновники могут отчитаться, что проведено патриотическое воспитательное мероприятие»

— К этому мы еще вернемся. А за что вообще можно покритиковать реконструкторов?

— Критики реконструкторского движения в публичном пространстве не так много, и она связана в современной России с тремя моментами.

Во-первых, реконструкторов часто критикуют с определенных идеологических позиций за чрезмерную лояльность официальной «исторической политике», в результате чего они порой становятся важным инструментом в проведении этой политики.

Во-вторых, профессиональные историки порой критикуют реконструкторов за нерефлексивный методологический «наивный объективизм». Реконструкторы уверены, что они знают или, по крайней мере, могут узнать, как оно было на самом деле, и на установлении «объективных фактов» строят свою деятельность. С точки зрения современной теории исторического познания познание прошлого имеет более сложный характер.

И, наконец, третий момент, пожалуй, является наиболее важным. Момент, значение которого становится особенно значимым после недавнего инцидента в Петербурге с историком и реконструктором Олегом Соколовым. Дело в том, что в исторической реконструкции действительно очень большую роль играет присутствие военного, милитаристского начала. В рамках реконструкторского движения оно, и многое из того, что с ним связано, героизируется и мифологизируется. Популяризируя военную историю, реконструкторы популяризируют архаичное почитание войны и силы, в определенном смысле легитимизируя насилие как способ решения проблемы. Даже титульно — многие реконструкторские клубы называются клубами «военно-исторической реконструкции» или «военной истории». И за этим, на мой взгляд, стоит действительно серьезная проблема.

Хотя, справедливости ради, следует признать, что представители Living history от этой тенденции пытаются дистанцироваться.

Можно, конечно, поднять вопрос и о продуктивности эскапизма, бегства от современности в прошлое как жизненной стратегии (часто говорят, что в реконструкцию приходят те, кто не может реализовать себя в нормальной жизни), но этот вопрос вряд ли поддается однозначной трактовке.

— Вы говорили, что государство поддерживает реконструкторское движение. С какой целью оно это делает?

— Тут тоже есть несколько моментов. Во-первых, поддержка этого движения дает возможность чиновникам поставить галочку в плане отчетности о проделанной работе. На самом деле большую часть подготовки к реконструкторским фестивалям проводят сами реконструкторы, а чиновники могут отчитаться, что проведено важное патриотическое воспитательное мероприятие большого масштаба. В этом плане государственные структуры охотно идут навстречу реконструкторам, выделяя денежные гранты и оказывая другие виды поддержки. Особенно благоволят, естественно, тем реконструкторским мероприятиям, тематика которых укладывается в официальную государственную историческую политику и которые могут быть проведены под грифом «патриотическое воспитание». Скажем, для Сибири это фестивали, реконструирующие события походов Ермака и «воспевающие героизм» покорителей Сибири. Хотя, справедливости ради, следует сказать, что сами реконструкторы воспринимают такое сотрудничество порой весьма цинично.

На самом деле большую часть подготовки к реконструкторским фестивалям проводят сами реконструкторы, а чиновники могут отчитаться, что проведено важное патриотическое воспитательное мероприятие большого масштаба. В этом плане государственные структуры охотно идут навстречу реконструкторам, выделяя денежные гранты и оказывая другие виды поддержки

Во-вторых, для власти поддержка реконструкторского движения — это, в какой-то степени, возможность перенаправить общественную инициативу в мирное, т. е. безопасное для самой власти русло. Пусть лучше доспехи куют и мечами машут, чем занимаются чем-то другим.