Когда заговорят по-башкирски Siri, Alexa и Алиса?

Ощущение популизма разработчиков башкирской языковой госпрограммы

На фоне новостей хай-тека из Казани о разработке на основе нейросетевых технологий русско-татарского машинного переводчика и синтеза татарской речи встал вопрос о проблемах и успехах развития языковых компьютерных технологий в Башкортостане. Повторит ли в этом плане башкирский язык путь татарского, когда на языке Шайхзады Бабича с нами заговорят голосовые помощники, такие как Siri, Alexa и Алиса, и поможет ли это технологически обеспечить национальное образование в будущем? Ответ на этот вопрос в условиях Башкортостана сегодня могут дать не столько профессиональные лингвисты, сколько юристы, экономисты и специалисты по менеджменту.

В Башкортостане сложился почти 19-летний опыт реализации языковой политики на основе таких стратегических документов, как региональные языковые госпрограммы. Именно в них были заложены все основы для развития башкирского языка в информационных технологиях. Успехи или провалы в этой области в основном зависят от того, насколько такие госпрограммы продуманы, обеспечены деньгами, реализуются и контролируются. Это вопрос качества стратегического планирования и государственного управления проектами, то есть менеджмента.

В менеджменте самой первой стадией управления является целеполагание. Широко известно, что правильная постановка цели делает возможным правильное определение средств для ее достижения и адекватный расход временного ресурса. Определить, достигнута ли цель госпрограммы, помогают ее целевые индикаторы и показатели, у которых есть конкретные численные значения и которых следует достичь к сроку. Обычно эти значения указываются либо в процентах, либо в единицах.

В существующих сейчас языковых государственных программах Татарстана и Башкортостана цели аналогичны, но индикаторы и показатели друг с другом (за некоторыми исключениями) несхожи. Поэтому здесь и начинаются на практике сильные отличия государственного управления судьбой башкирского языка в Башкортостане от управления развитием татарского языка в Татарстане. Как говорится в сказке о Левше, «отсюда судьба их начала сильно разниться». Но повороты этих судеб, несмотря на их различия, вряд ли приведут к желаемому результату в обоих случаях, если ориентиры на пути к нему выбраны неправильно.

В Башкортостане сложился почти 19-летний опыт реализации языковой политики на основе таких стратегических документов, как региональные языковые госпрограммы. Именно в них были заложены все основы для развития башкирского языка в информационных технологиях

Например, первый из индикаторов оценки результатов татарстанской языковой госпрограммы определен так: «К 2020 году количество структурных подразделений органов государственной власти и органов МСУ, к функциям которых отнесены вопросы реализации законодательства о языках Республики Татарстан и Программы, будет доведено до 47 единиц». В 2012 году таковых было всего три. А в башкортостанской госпрограмме в части башкирского языка первым идет такой индикатор: «Доля населения Республики Башкортостан, положительно оценивающего возможности, предоставляемые населению в овладении башкирским языком, в общем количестве опрошенного населения, составляет 71% в 2024 году». В 2018 году это значение составляло 63%.

В обоих случаях мы видим довольно странные критерии, которые вряд ли смогут адекватно сигнализировать нам о том, что к концу действия госпрограмм наконец-то обеспечены сохранение, развитие и изучение государственных языков Татарстана и Башкортостана. В первом случае индикатор (ориентир) наводит на мысль, что в Татарстане развитие языков видят в наделении все большего числа властных органов полномочиями по реализации республиканской языковой политики. Во втором случае никак не удается отделаться от подозрений в популизме разработчиков башкирской языковой госпрограммы, для которых ориентиром является процент граждан в Башкортостане, не считающих проблемой возможность овладения башкирским языком.

«Смешались в кучу кони, люди…»

Разбирая остальные индикаторы эффективности обеих госпрограмм, отметим, что они ближе к их целям, однако сформулированы не намного удачнее, чем упомянутые выше. В татарстанской госпрограмме есть индикаторы:

• «К 2020 году доля охвата обучением и воспитанием детей татарской национальности на родном татарском языке в дошкольных образовательных организациях сохранится на уровне 64%»;

• «К 2020 году доля охвата обучением детей татарской национальности на родном татарском языке в общеобразовательных организациях сохранится на уровне 43,6%».

При этом в госпрограмме Башкортостана есть аналогичный ориентир: «Доля детей дошкольного и школьного возраста, охваченных обучением на башкирском языке и изучением башкирского языка в образовательных организациях, в общей численности детей в образовательных организациях, вырастет с 58,5% в 2018 году до 60% в 2024 году».

В госпрограмме Башкортостана есть такой ориентир: «Доля детей дошкольного и школьного возраста, охваченных обучением на башкирском языке и изучением башкирского языка в образовательных организациях, в общей численности детей в образовательных организациях, вырастет с 58,5% в 2018 году до 60% в 2024 году»

Сравнивая эти критерии, хочется спросить разработчиков госпрограммы Татарстана: разве никогда дети нетатарской национальности не воспитывались и не обучались в татарских садиках и школах на татарском языке? И разве не хочет Татарстан в будущем создать такую систему национального образования, обучать в которой детей на татарском языке захотят родители нетатарской национальности? И почему Татарстан хочет всего лишь сохранить процент, а не увеличить? Только не надо ссылаться на нынешние тренды в федеральной языковой политике, татарстанская госпрограмма была разработана еще в 2013 году.

Что касается аналогичных индикаторов башкирской госпрограммы, то тут остается воскликнуть словами Лермонтова: «Смешались в кучу кони, люди…»! Зачем смешали дошкольников и школьников, детей, всего лишь изучающих башкирский язык как предмет, с детьми, обучающимися в школах на башкирском? Думается, что лишь с одной целью — скрыть исчезающий мизерный процент последних.

Дефицит цели

Есть еще один аналогичный индикатор, который встречается в обеих госпрограммах, но при этом также варьируется по смыслу. В татарстанской он сформулирован так: «Доля охвата обучением детей русской национальности на родном русском языке в общеобразовательных организациях составит 100% в 2020 году». Хотя эта доля составляла 100% и в 2012 году. Очевидно, что этот критерий не информативен, так как не учитывает тех детей, которые, признавая себя русскими по национальности тем не менее получают образование в школах на татарском языке.

Но если вам нужен более удивительный пример такого критерия, то он содержится в башкортостанской госпрограмме. Например, в этой программе запланировано, чтобы с 2019 года все 100% детей в школах республики учились на русском языке. И так по 100% каждый год, до конца действия госпрограммы в 2024 году. При этом указано, что и на момент разработки госпрограммы этот показатель составлял те же 100%. Спрашивается, зачем разработчикам башкирской госпрограммы нужен такой абсолютно неадекватный критерий? А как же тогда зафиксированное в Конституции право на выбор языка обучения? Всех детей в Башкортоcтане посчитают как получающих образование на русском языке и таким образом отчитаются? Перед кем?

Такого рода критерии выполнения языковых госпрограмм обеих республик обязаны своим появлением изначально неправильно сформулированным целям. Как уже было сказано, цели в этих программах аналогичны. В Татарстане она звучит так: «Создание условий для сохранения, изучения и развития татарского, русского и других языков в Республике Татарстан, а также татарского языка за пределами Республики Татарстан». В этой формулировке чувствуется недостаточность объема цели, ведь создание лишь условий для изучения и развития татарского языка — это цель явно не достаточная для государственного языка Республики Татарстан. К ней следует добавить слова, подобные тем, которые звучат в цели насчет башкирского языка в башкирской госпрограмме.

В Башкортостане касательно башкирского языка цель обозначена так: «Расширить сферы применения башкирского языка, в том числе как государственного языка Республики Башкортостан, и содействовать сохранению и развитию башкирского языка за пределами Республики Башкортостан». В случае с башкирским языком в Башкортостане тоже чувствуется дефицит цели, поэтому к ней тоже должен быть добавлен необходимый (но недостаточный) компонент, подобный тому, который указан в цели для татарского языка в Татарстане — о создании условий для сохранения, изучения и развития языка.

Что мешает научить «Алису» говорить по-башкирски?

Однако есть главный компонент, который должен присутствовать в целях обеих госпрограмм. Это должны быть слова о значительном росте числа людей, владеющих в Татарстане и Башкортостане (и за их пределами) соответственно татарским и башкирским языками, в абсолютном и процентном выражениях. Например, речь может идти о цели увеличить в 1,1 раза доли населения Татарстана, владеющего татарским языком и/или довести это число в абсолютном выражении до 2,2 млн человек. В Башкортостане цель могла бы содержать слова о достижении к 2024 году числа лиц, владеющих государственным башкирским языком, например, в количестве 1,5 млн человек, причем на уровне не ниже А1 (понимание языка и способность построить несложные фразы. — прим. ред.).

Конечно, башкиры с татарами не единственные, кому может прийти в голову подобная цель — существенно увеличить число владеющих местным государственным языком республики. Имеются международные прецеденты. Такая идея взята, например, за основу государственных стратегий развития уэльского языка в Великобритании и ирландского языка в Ирландии.

Каким образом подобная постановка вопроса о цели языковых госпрограмм может повлиять на правильный выбор ориентиров в ходе их выполнения? Вопрос далеко не праздный. Ведь если видение наших целей будет содержать конкретный показатель лиц, владеющих конкретным языком в конкретном году, тогда такие критерии, как «доведение до 47 единиц количества структурных подразделений органов государственной власти и органов МСУ, к функциям которых отнесены вопросы реализации законодательства о языках Республики Татарстан» или «Доведение доли населения Республики Башкортостан, положительно оценивающего возможности, предоставляемые населению в овладении башкирским языком, до 74%», будут абсолютно не нужны. Вместо них потребуется ввести совсем другие ориентиры, которые будут реально отображать состояние государственных языков в год окончания языковых госпрограмм. И это значит, что будет меньше оснований для предъявления показухи вместо выполнения действительно важных дел.

В теориях всегда присутствуют красивые слова, но как языковое строительство в Башкортостане идет в реальности, какая языковая политика ведется на практике — такой вопрос теперь задаст читатель

Еще один вопрос, на который должна ответить правильная постановка цели — это правильный выбор государственных мер языкового строительства. Ведь если будет стоять задача существенного увеличения числа владеющих языком, то в этом свете, например, обязательное изучение государственных языков республик в составе РФ получает дополнительное обоснование. И при этом будет позиционироваться не как самоцель — «изучаем язык, потому что он государственный в республике» — а как необходимое средство, без которого невозможна реализация общенационального проекта преодоления отчуждения и достижения взаимопонимания этносов путем массового взаимного изучения языков.

В теориях всегда присутствуют красивые слова, но как языковое строительство в Башкортостане идет в реальности, какая языковая политика ведется на практике — такой вопрос теперь задаст читатель. Что мешает башкирам научить «Алису» говорить по-башкирски? Как антимонопольная политика может оказать влияние на компьютерное развитие башкирского языка? Как в Уфе обстоят дела с обучением на родном языке? Ведется ли в республике подготовка необходимых кадров, которые смогут в будущем обеспечить равноправие и паритет двух государственных языков? Какие управленческие ошибки допускаются в Башкортостане и Татарстане, какие общие проблемы стоят перед башкирским и татарским языками, есть ли будущее у национального образования? Эти вопросы требуют отдельного обсуждения.