«Александр II боялся отпускать имама Шамиля. Его имя еще гремело у мусульман»

«Борьба шла под знаменами ислама»

— Хаджи Мурад эфенди, расскажите для начала, кем все-таки был Шамиль по происхождению — аварцем или кумыком?

— Конечно, аварцем. Он был из аварского села Гимры в Дагестане. Вся полемика вокруг его происхождения идет из-за малоавторитетных высказываний, будто его предки были кумыками, другие говорят, что они были лакцами… Но если так размышлять, то у нас в Дагестане живут много народностей, заключаются межнациональные браки, и в результате окажется, что у аварца предок был кумыком, у даргинца — лезгином. Шамиль был аварцем, говорил на аварском.

— И при этом разговаривал на тюркских языках — кумыкском, турецком, татарском.

— Некоторые авторы пишут, что он владел чуть ли не 15-ю языками. Наверняка он знал кумыкский, но насколько хорошо — неизвестно. Все горцы занимались торговлей, спускались в низменность, а там в ходу был кумыкский, поэтому приходилось его знать. Соответственно, он мог знать татарский и еще десяток тюркских языков. Представители некоторых народов хотят, чтобы такая масштабная личность имела отношение и к их национальности. Ничего плохого в этом не вижу. Но реальность была другая.

— Был ли он суфием?

— В то время, в начале XIX века, в южном Дагестане были популярны проповеди шейха Мухаммада Аль-Яраги (Ярагский), он был лезгином. К нему стекалось много народу. И он был шейхом накшбандийского тариката. Шамиль был о нем наслышан. В некоторых источниках пишут, что он вступил в тарикат через последователя этого шейха — Джамалуддина Кази-Кумухского. В итоге он с ним породнился, женившись на его дочери, а своих дочерей выдал замуж за сыновей Джамалуддина. Если подходить формально, он был в тарикате Накшбандия. Религиозная деятельность многих лидеров требует изучения. Просто есть некоторые несоответствия. Суфизм предполагает строгое подчинение своему устазу (учителю, — прим. ред.). Но мы видим, что во время Кавказской войны он зачастую действовал самостоятельно, даже не по согласию со своим наставником.

Возможно, что он, как и первый имам Дагестана Гази-Мухаммад, старший земляк Шамиля, использовали вертикаль тариката, когда мюриды строго подчиняются своему устазу. Необходимо было подчинить разношерстное общество Дагестана. Здесь было много вольных общин, ханств, отдельные села жили особняком. Да, был ислам, был адат (обычай). Но их все нужно было как-то объединить в одно движение. Впоследствии борьбу Шамиля назвали «мюридистским движением», что в корне неправильно. Сегодня ученые, занимающиеся этим вопросом, избегают термина «мюридизм».

Вся борьба была облачена в религиозную оболочку и шла под знаменами ислама. А про мюридизм говорят, что это, дескать, новое учение, которое было привнесено на Кавказ, и мюридизм всколыхнул народ, люди поднялись на борьбу. Все это чепуха. Суфизм в Дагестане был еще в древнем Дербенте. Конечно, были лозунги борьбы за религию, за свободу, за независимость, против оккупантов. Наука сегодня отходит от этого надуманного термина.

«Когда солдаты русской армии узнали, что Шамиль хорошо относится к перебежчикам, число дезертирств возросло»

— Почему горские народы, в том числе «маленькие, но гордые», несмотря на различия в происхождении, подчинились одному человеку?

— Борьба началась в южном Дагестане, где возникла невыносимая обстановка для народа: высокие налоги, притеснение религии. И оттуда пошли призывы шейха Мухаммада Аль-Яраги. Основная борьба разворачивалась в горных районах, где Шамиль был известен еще во времена имамства Гази-Мухаммада, с которым он был постоянно рядом и участвовал в последнем для Гази-Мухаммада бою. Тогда Шамиль проявил себя как авторитетный сподвижник первого и второго имама, ученый человек. Неслучайно его избрали новым имамом. Он трижды отказывался от этой должности, поскольку понимал, какую ответственность она означает. Надо иметь в виду, какая ситуация была в то время, как жили люди. Понятно, подчинялись ему далеко не все, а в основном жители горных районов. Но авторитет Шамиля был высок. Грамотный человек, отважный боец, харизматичный лидер, укрепляющий ислам — этими качествами обладал Шамиль.

— Можно ли говорить, что он выстраивал собственное теократическое государство на Кавказе?

— Да, он был сторонником построения теократического государства, где главенствующую роль играл шариатский закон. По сути, он его и построил. Все атрибуты государства у него существовали, в том числе диванхана — государственный совет. Работали направления по просвещению, медицине, была армия.

— Была ли своя денежная единица?

— Нет, денег своих не было. Шамиль понимал, что они будут ходить лишь на подвластных ему территориях, что это будет мертвый капитал. Были так называемые «немирные горцы», которые подчинялись Шамилю, и были «мирные», которые находились под влиянием российской власти (они жили в низменностях, предгорьях). Шамиль, выходец из народа, понимал, что должна существовать торговля, на чем-то должна держаться экономика. Поэтому торговля шла на базарах, находящихся в низменности. Но там водились русские деньги. Кто бы принимал деньги имамата?

— Почему Шамиля поддержали христиане — казаки-старообрядцы, грузины, армяне, поляки, русские солдаты?

— С николаевских времен в армии сохранялась палочная дисциплина, служба шла по 25 лет. От невыносимых условий многие дезертировали и убегали в горы, где находили себе пристанище. До Шамиля иноверцев-перебежчиков использовали как дешевую рабочую силу, привлекая на тяжелые работы. Словом, они становились батраками. Шамиль резко поменял ситуацию. Сохранились письма, в которых он говорил: «Люди, перебежавшие к нам, просят у нас помощи, и мы должны ее оказать».

Поэтому рядом с крупными селами для нашедших здесь убежище отводилась земля, на ней строились избы, молельные дома, заводились огороды. Их никто не трогал, они могли заниматься своими делами, по-своему молиться. Для этих русских слобод-станиц Шамиль издал указ: грамотные люди (в основном это были младшие офицеры) обязаны неграмотных русских солдат обучать письму, наукам. Вот такой парадокс: неграмотные бойцы, воевавшие против горцев, получали образование именно в стане вчерашнего врага.

Когда солдаты русской армии узнали, что Шамиль хорошо относится к перебежчикам, число дезертирств возросло. Командование было в панике. Граф Воронцов обращался к Шамилю с предложением обменять перебежчиков на соль. Никто не был выдан. Эти перебежчики спокойно нашли приют в новом месте. Кто хотел перейти в исламскую веру, спокойно переходили: они могли жениться на местных девушках, в качестве свадебного подарка получали от имамата подарок (например, кусок земли).

Шамиль, понимая, что негоже русскому солдату, нашедшему прибежище у него, воевать против вчерашних сослуживцев и единоверцев, не отправлял их на военные столкновения. В основном они занимались хозяйственными работами — были каменщиками, строителями, смотрели за оружием, чинили лафеты, был часовых дел мастер. Вот такой интересный феномен.

Через много лет, когда Шамиль проживал в Калуге, многие солдаты, проезжая мимо этого города, считали своим долгом посетить его и поприветствовать. В записях Руновского, пристава Шамиля, говорится: солдаты отмечали, что он хорошо с ними обращался, и называли его «наш царь Шамиль». Потому к нему переходили русские, украинцы, поляки, старообрядцы.

«Хотя Шамиль и сдался, но его имя еще гремело у мусульманских народов»

— Почему в итоге движение горцев захлебнулось?

— Силы были далеко не равные. Была могучая Российская империя, которая совсем недавно сломила Наполеона, «жандарм Европы». А здесь кавказцы — дагестанцы и чеченцы — жили в суровых условиях, очень скромно. В основном горцы были вооружены кинжалами и шашками. Артиллерия была трофейной. Шамиль пытался наладить литье орудий, но оно осуществлялось кустарным способом. Все это противостояло заводским пушкам, снарядам, современному по тем временам вооружению и обученной императорской армии. К тому же экономика подвела. Шамиль 25 лет сопротивлялся и воевал с огромной страной.

Неправ тот, кто говорит, что Шамиль жаждал воевать, — это размышления дилетанта. Он и его народ хотели жить в мире, чтобы их оставили в покое, чтобы они могли жить по своим законам, осуществлять торговлю. Но у империи были другие планы. И народ Шамиля был на износе. Мужчин становилось все меньше. В селах не успевали вспахивать свои кусочки земли и снимать урожай. На фоне непрекращающейся войны, колонизации, наступающей на «немирные» земли, сил у местного населения было явно недостаточно. И оно уже понимало, что всему приходит конец. Но эта четверть века — героическая страница истории.

— Османская империя никак не помогала Шамилю?

— Шамиль был хороший политик, он понимал, что только собственными силами противостоять будет трудно. И он обращался к Турции с просьбами о помощи. Сохранилось много писем султану, которые были перехвачены русскими. Но Турция, вечный соперник Российской империи, до Крымской войны старалась соблюдать условия мирного договора. Султан не мог оказывать помощь горцам, воюющим против России. К тому же Шамиль был очень далеко.

Да и какую помощь могла оказать Турция? Перебросить военные отряды, оружие, инвентарь, провиант было очень непросто. Османская империя переживала далеко не лучшие времена. Помощь оказывалась лишь моральная: приободрения единоверцев, отправление разных фирманов со словами поддержки, знамен от халифа, наград. Султан всегда заверял: когда будет хорошая обстановка, тогда будет оказана помощь. Но, кроме духовной поддержки, другой помощи не было.

— И в итоге в августе (7 сентября по новому стилю) 1859 года Шамиль сдался императорской армии. На каких условиях он это сделал?

— До этой даты было взято Ведено — столица Шамиля. Из Чечни с поредевшими частями он перебирается в Дагестан и направляется к горе Гуниб, расположенной в селении Верхний Гуниб. К тому времени народ уже устал, многие наибы от безысходности перешли на сторону российского командования, многие районы Дагестана уже были покорены. Я нисколько не осуждаю тех наибов, которые закончили для себя эту войну. Им надо было сохранить свой народ, свои аулы.

К апрелю 1859 года Чечня была завоевана огнем и мечом. Наместник на Кавказе князь Барятинский видел, что Чечня является житницей имамата — здесь было много плодородных земель, продукция поставлялась в Дагестан. На Гунибе с Шамилем остались 300 с лишним человек, включая женщин, детей и стариков. Маленькая горстка людей продолжала сопротивляться 10-тысячной армии Барятинского, которая окружила Гуниб.

Наконец, Шамиля вызвали на переговоры. И здесь не обошлось без обмана, характерного для российского командования на протяжении 25 лет. Изначально ему обещали после переговоров отпустить обратно, чтобы он мог осмыслить ситуацию и принять решение — сражаться до конца или выйти с поднятыми руками. Когда же он явился на переговоры, его поставили перед фактом: он должен ехать в Санкт-Петербург к царю. Барятинский сказал ему: «Если хочешь выехать в Мекку, ты должен получить разрешение моего начальства».

Шамиль оказался в западне. Что тут делать? Вынуть кинжал, броситься на Барятинского и заколоть его? Не самый лучший вариант. Шамиль понимал, что речь идет не о нем, не о Гунибе. Войне пришел конец. Впоследствии он признавался: «Когда я увидел, что мой народ ест траву, я понял, что моя борьба окончена». И он поступил совершенно верно. Упрекать его в трусости смешно: у него было 19 ранений, он всю жизнь не слезал с седла, он не знал страха. Как государственник он принял правильное решение — подчиниться.

Барятинский в 1859 году говорил, что ему обещана поездка в Мекку. Последующие 10 лет он находился в ожидании согласия Александра II на хадж. А пока ему определили место жительства в Калуге.

— Почему император так долго тянул с разрешением на хадж?

— Александр II боялся его отпускать. Хоть Шамиль и сдался, но его имя еще гремело в Османской империи, у мусульманских народов. Россия находилась в непростых отношениях с Турцией, где уже было много мухаджиров с Кавказа. Но когда Шамиль совсем постарел, начали умирать члены его семьи в Калуге, тогда царь дал добро. Шамиль уехал в хадж и уже не вернулся: он умер в Аравии. Никто из его семьи после смерти Шамиля не возвратился в Россию — ни дочери, ни жены. Барятинский, власти просили их приехать обратно, обещая пенсию, хорошие условия проживания. Члены семьи дипломатично отвечали: «Наш родитель (Шамиль) завещал не покидать место его погребения».

Он свою жизнь посвятил борьбе. Даже если бы его осыпали золотом, раны все равно оставались. Но как прекрасный дипломат, он понимал, что, несмотря на внутреннее отношение ко всему, он должен вести себя подобающе. Русские современники удивлялись его тактичности. Он впервые выехал за пределы Кавказа (Москва, Петербург, Киев, Харьков), но вел себя так, словно всю жизнь прожил в этих городах. Знал, как вести себя в обществе, за столом, в собраниях, на балах. Все удивлялись, откуда у этого «дикаря» такие великосветские манеры, достоинство. Он впервые видел железную дорогу, паровоз, пароход, роскошные люстры в театрах, но относился ко всему этому спокойно, не выказывая никакого интереса. Все хотели увидеть на его лице какое-то восхищение. Это отношение изумляло всех.

Когда он проезжал по русским городам из Гуниба до Санкт-Петербурга, простые люди выходили толпами и с восторгом встречали этого человека. Когда он находился в Ставрополе, в этот день были именины цесаревича, но все внимание горожан было обращено на Шамиля, а не на наследника престола. В Петербурге его ждали толпы. Что заставляло людей караулить Шамиля под балконами гостиницы «Знаменская», где он остановился? Этот феномен говорит о том, что Шамиль был той фигурой, о которой его главный противник Барятинский отозвался как о «всесветской личности». После войны между ними были хорошие отношения. Всеми своими званиями, чинами, орденами Барятинский был обязан Шамилю. За его пленение он получил все мыслимые и немыслимые награды от царя, в том числе чин генерала-фельдмаршала.

Порой о Шамиле отзываются как о каком-то абреке — предводителе горских отрядов, совершавших набеги. Он давно поднялся над этим уровнем. Шамиль был человеком с государственным мышлением. Он смог повести за собой импульсивных, гордых людей под знаменем ислама против большой и сильной империи, что было очень непросто. Много было лидеров (шейх Мансур, имам Гази-Мухаммад, имам Гамзат), но Шамиль превзошел всех.

«В заявлении Кадырова очень много нестыковок»

— Помнят ли калужане о том, что Шамиль жил в их городе после пленения?

— В Калуге сохранился дом, где он жил со своей семьей, сейчас там экспозиция. В этом музее сохранились материалы о нем. Здесь люди относились к нему очень тепло. Он тоже хорошо отзывался о городе и калужанах. Когда Шамиль уезжал в Киев, он с ними по-доброму, душевно попрощался. С другой стороны, он переживал из-за этого мягкого заточения в городе.

— Говорят, что он завещал своим потомкам жить в мире с Россией. Было такое?

— Это «завещание» — полная чепуха. Я был свидетелем рождения этого «документа». 4 февраля мы всегда отмечаем день смерти имама Шамиля, в честь этого события проводим творческие вечера. И в 1991 году была осуществлена посвященная ему театральная постановка, где в конце спектакля присутствовало это «завещание». Потом некоторые кандидаты в депутаты Госдумы стали использовать его: смотрите, даже Шамиль завещал жить в дружбе с Россией! Если бы такое завещание было, его бы давно вытащили из архивов и опубликовали.

— А разве он так не считал — «давайте жить дружно»?

— Как нормальный человек, он не хотел войны. Но если на его землю приходит чужак и требует жить по другим законам, конечно, он считал необходимым сопротивляться. А завещания не было — это понимают все, кто изучал жизнь имама. Просто на этом спекулируют ради решения своих политических задач.

— Кстати о политике. Недавно разразился скандал, связанный с высказыванием Рамзана Кадырова об имаме Шамиле. Вас потрясли слова чеченского главы?

— Я занимаюсь биографией Шамиля не один десяток лет, и меня это не потрясло. Даже меня спрашивали, почему я не даю резкий ответ или не еду с ним разбираться. Мне теперь нужно выезжать и давать отпор каждому, кто о нем что-то скажет? Человек малокомпетентен в вопросе. В его заявлениях очень много нестыковок, ошибок. В его словах нет Шамиля как такового, там сплошная политика. Какие-то силы и так хотят обозлить два соседних народа, которые были вместе в противостоянии Российской империи, а теперь начали лаяться и грызться — вот это печально.

На протяжении многих лет — в царское, советское и постсоветское время — имя Шамиля не раз по-всякому склонялось. Иногда он был героем, потом становился чьим-то «агентом», затем снова героем. Этим именем все пытались воспользоваться ради своих целей. И это пройдет. Одно ясно: его имя вписано во всемирную историю, он остался великим человеком.

— Верно ли, что один из его сыновей перебрался в Казань и женился на дочке татарского бая?

— Да, такое было. У Шамиля был сын Мухаммад-Шафи, у которого в Калуге скончалась от чахотки жена (она похоронена в Дагестане). Долгое время он оставался вдовцом. Наконец, выйдя в отставку после службы, он уехал в Казань и женился на дочери местного купца-мецената Ибрагима Аппакова, которую звали Марьям-бану-ханум. Она была намного младше Мухаммада-Шафи. Но отмечается, что их брак был очень счастливым. У них родились две дочери — Патима и Нафиса. Патима закончила светское училище в Казани. После смерти отца семья переехала в Петербург, где младшая Нафиса закончила Смольный институт. Обе девочки получили великолепное образование: манеры, науки, языки и т. д.

К слову, в Казани музей Габдуллы Тукая находится в доме, в котором жил сын Шамиля. По преданию, отец невесты подарил новобрачным этот каменный двухэтажный особняк. Я готовлю большой сборник документов о Мухаммад-Шафи, в котором одна глава отведена его пребыванию в Казани, жизни с Марьям Аппаковой.

— А самому Шамилю довелось побывать в Казани?

— В Казани Шамиль не был. Когда члены его семьи начали умирать в Калуге, он просил командование перевести его из этого города в Казань или на Кавказ. Но отправлять его в Казань не решились: здесь живут мусульмане, а власти не хотели такого взаимодействия. Поэтому ему дали добро на переезд в Киев, где климат помягче. Прожив в Киеве несколько месяцев, он отправился в Османскую империю, совершил хадж и там ушел из жизни.