«Бесплатное кино можно сделать раз, два, а потом ты должен что-то есть. И приходится добиваться бюджета»

«Сегодня правят бал двойные стандарты. От других требуют того, чего сами никогда не делают»

— Верно ли, что для российских продюсеров сборы в прокате — это некий бонус, а зарабатывают они на том, что выделяется на невозвратной основе?

— Ну да, есть такая поговорка — во всем мире зарабатывают на прокате, а у нас на производстве. Ну это и неудивительно, если учесть, что кино в России абсолютно развалилось в 90-е годы. Мы в 1995 году закончили [Высшие курсы сценаристов и режиссеров], и нам сказали — ну привет. Идите на улицу, делайте что хотите. У кого хватило терпения в этой ситуации, те выжили — из нашего курса это Алексей Сидоров, я, Андрей Прошкин. Человека четыре, пять из 30 пробились. Просто хватило терпения. Были другие талантливые ребята, у которых этого терпения не было, а были семьи, которые надо было кормить, и они пошли куда-то работать. И так затерялись.

— А какие у вас были альтернативы в то время?

— Да никаких. Пытался пойти на телевидение, но я там ничего не знаю и не понимаю. Пришел, тыр-пыр — и нафиг. Причем у меня было двое детей, которых надо было поддерживать. Где-то работал, что-то красил, строил, зарабатывал деньги, отсылал семье, а сам пытался заниматься творчеством. Ну вот просто терпения хватило. Хотя лет было немало уже.

— А это правильная, по-вашему, ситуация, при которой Минкульт через Фонд кино финансирует коммерческие проекты?

— Ну в целом это правильно, конечно. Потому что сам Минкульт, без Фонда кино, часто поддерживает авторское кино, как раз некоммерческое.

Другое дело, что кто платит, тот и заказывает музыку. И тогда может включаться вот эта история, которая называется цензура. Хотя все говорят в один голос: у нас цензуры нет. Ну вот смотрите, что сейчас происходит с Павлом Семеновичем Лунгиным, как на него набросились. Я не видел фильм (выход в прокат картины «Братство», рассказывающей о выводе советских войск из Афганистана, планировался на 9 мая, но министр культуры РФ Владимир Мединский порекомендовал подобрать для этого другую дату, — прим. ред.), но я совершенно уверен, что Паша не сделает подлое кино, а сделает, напротив, честное. Я думаю, что сегодня, к сожалению, правят бал некие установки и двойные стандарты. От других требуют того, чего сами никогда не делают. А делают буквально все наоборот.

Вот это противно, да. Но… стоики же есть, и они все равно выиграют, рано или поздно.

Другое дело, что кто платит, тот и заказывает музыку. И тогда может включаться вот эта история, которая называется цензура. Хотя все говорят в один голос: у нас цензуры нет

- Вас может смутить политическая ангажированность в хорошем фильме?

— А назовите мне политически ангажированный хороший фильм?

— Многие считают, что это, например, последний фильм Звягинцева. Помните, в конце героиня бежит на месте в куртке с надписью «Russia»?

— Я не готов обсуждать фильмы своих коллег, я этого никогда не делаю и делать не буду. Но отвечу так: я против лобовых ходов.

«С автором сценария мы должны одинаково дышать. Потом, правда, я все равно все переделываю под себя»

— В одном из своих интервью вы сказали, что не любите ходить в кино. Это у вас всегда так было или, может быть, началось с эпохой мультиплексов?

— Я не то чтобы не люблю ходить в кино — у меня просто не хватает на это времени. Иногда я все-таки хожу в кинотеатры. У меня сейчас дочки подросли, и я с ними начинаю ходить. Слежу за тем, что делают мои коллеги, друзья. Когда зовут, хожу на премьеры. Но в основном мне действительно достаточно смотреть кино с компьютера. Тем не менее, я всех призываю ходить в кино! (Смеется)

— А за кем именно из наших режиссеров следите?

— Да за всеми, вы их и сами знаете. Это и Андрей Звягинцев, и Алексей Герман, и Борис Хлебников, и Алексей Попогребский, и Сергей Урсуляк, и тот же Сидоров. Человек 15, наверное, наберется.

— Назовете картины, которые вас удивили в последние 5 или 10 лет?

— Первое, что приходит в голову, это, конечно, «Аритмия». За пять лет… Это вопрос, который всегда сбивает меня с толку — потому что надо задуматься, вспомнить. Надо бы, конечно, всегда быть готовым к нему и иметь этот список в голове (смеется).

— А как оцениваете, скажем, то, что делает Сергей Лобан?

— Вот, кстати, да. «Шапито-шоу» — это шедевр. Очень люблю эту картину, смотрел ее раза три, хотя она, как вы знаете, очень длинная.

Первое, что приходит в голову, это, конечно, «Аритмия». За пять лет… Это вопрос, который всегда сбивает меня с толку — потому что надо задуматься, вспомнить. Надо бы, конечно, всегда быть готовым к нему и иметь этот список в голове

— Не знаете, почему Лобан как-то притормозил после «Шапито-шоу»?

— Я с Сергеем лично не знаком, но я думаю, что то, что он делает… Он же делает абсолютно инновационное кино. Он сегодня, наверное, единственный реальный новатор. Но это кино авторское, не все его оценят, к сожалению. И не все выдержат смотреть четыре с лишним часа. Я выдержал. С перерывчиками, конечно, с перекурами.

— Несколько лет назад бытовало мнение, что в российском кино беда со сценариями…

— Это не несколько лет назад. По-прежнему так и есть.

— Но при этом сейчас мы видим некий всплеск современной драматургии в театре. В кино, стало быть, это незаметно?

— Ну как незаметно? Опять же, те имена, которые я перечислил, они, как правило, сами авторы сценариев или находят себе серьезных соавторов. Как тот же Хлебников, который делал «Аритмию» с Наталией Мещаниновой. Всегда очень сложно найти соавтора. Я тоже постоянно этим занимаюсь, постоянно ищу.

— И какой у вас критерий? Что там должно быть? История?

— Мы должны одинаково дышать. Когда мы писали «Бригаду» — Сидоров, Порублев и я — и жили два года в одной комнате, мы общались, понимая по глазам, что думает другой. Поэтому нам было очень просто. Точнее, это было сложно, конечно, но в этом был кайф, легкость отношений. Мы понимали друг друга с полувзгляда. Хотя при этом мы ссорились, ругались, конечно. Все было, это же живой процесс. И нас ничто не угнетало, нас никто не знал, и мы просто делали все это наотмашь. Все, что накопилось, туда и выплескивали.

Вот сейчас я писал сценарий «Обители» с Петей Тодоровским, внуком Петра Ефимовича, очень талантливым человеком. Но потом, правда, я все равно переделываю все под себя. То есть я оставляю сцены, а контекст могу изменить. Так устроен, по-другому не могу. Я могу снять только так, как мне видится, кажется, нравится.

Мы должны одинаково дышать. Когда мы писали «Бригаду» — Сидоров, Порублев и я — и жили два года в одной комнате, мы общались, понимая по глазам, что думает другой. Поэтому нам было очень просто

— Так ведь было и с «Географ глобус пропил»?

— Да. Тогда Валера Тодоровский мне позвонил и сказал: а не хочешь «Географа» попробовать? Он сам хотел его снимать, но перегорел (но права оставались у него). Встретились, я объяснил концепцию того, как хочу все это сделать. Его она, как продюсера, устроила. Хотя как режиссер он, наверное, собирался делать что-то другое. Сценарий я написал полностью, практически с нуля, из первого варианта взял буквально какие-то мелочи.

А с Алексеем Ивановым (автором романа «Географ глобус пропил», — прим. ред.) мы уже потом познакомились. Сначала встретились в Перми, потом в Москве. Мы с ним дружим, ему очень нравится наш фильм, что бывает редко. И я горд этим. Тем более что у Леши характер, как у любого талантливого человека и писателя, непростой, да и картина серьезно отличается от романа. Но он считает, что главное — мы не исказили героя. Хотя мы сделали его старше и перенесли время действия из 90-х в наше время.

«Смотрю все интервью Дудя. А ребята из «25/17» — мои близкие друзья»

— У вас в «Живом» был саундтрек довольно рокерский, а вот в «Географе» я его совсем не помню. Вообще, какую роль вы отводите музыкальному сопровождению картинки?

— В «Географе» саундтрека не было, да. В «Живом» мне это было нужно, потому что этот мальчик слушает эту музыку. То есть это то, что у него в голове. Как в «Брате», но там у героя это звучит в наушниках, а у моего героя — в голове.

— А когда вы задумываете фильм, какие-то из сцен не звучат у вас в голове под музыку?

— Нет. Знаете, есть такое мнение, что музыка в кино — это когда не получилось. Не всегда так, но бывает именно так. Не получилось, тогда подложили музыку — и вроде сценка заиграла.

Бесплатное кино на коленке можно сделать раз, два, а потом ты должен что-то есть, и все равно приходится добиваться бюджета. А где у нас деньги в стране? Ответ понятен. И пошло все по кругу

— То есть костыль, такой же, как закадровый текст?

— Нет, закадровый текст не всегда костыль. Посмотрите ранние фильмы Годара, Бергмана, других режиссеров. Это прием, который имеет право на существование. Я никогда им не пользовался, но если это талантливо — то пофигу, пускай будет. Хотя зачастую это действительно костыль, в средних работах. Как и музыка. Но вы же не скажете, что музыка Нино Роты в «Крестном отце» — это костыль? Или музыка того же Нино Роты в фильмах Феллини. У них это усиление, еще один режиссерский инструмент. Как, скажем, сегодня компьютерная графика.

В общем, если это инструмент режиссера — то это круто, а вот если музыка лучше, чем фильм — тогда привет (смеется).

— В том же интервью вы говорили, что читали у Иванова все. Каких еще российских писателей вы цените и кого из них считаете кинематографичным?

— Ну что значит кинематографичным? Я вообще дружу с писателями. Захар Прилепин — большой писатель, конечно, я вот сейчас снял «Обитель» по его роману. Тем более что, в общем, я его сподвиг на написание этой книги. Мы с ним слетали восемь лет назад на Соловки, договорились, что он напишет рассказ или небольшую повесть. Выбрали время — 20-е годы, когда там сидели именно настоящие контрреволюционеры, которые боролись с большевиками. Хотя сам Захар левак, но как писателю, как исследователю человеческих душ, ему это тоже было интересно. Про 30-е годы было уже много и фильмов, и книг, а вот про 20-е не было. Про Соловки вообще не было ничего беллетристического.

Евгений Водолазкин — тоже крупнейший писатель, «Лавр» — просто могучая литература. К слову о кинематографичности. Читаешь «Лавра» — он вроде бы кажется кинематографичным, но когда я попробовал к нему пристроиться, то отказался от этой идеи. Потому что это слишком мощная литература. Наверное, оттуда можно взять только какой-нибудь кусочек. Почему экранизации «Мастера и Маргариты» преследуют неудачи? Потому что это не соткать из другого материала, не из бумаги и чернил.

— В российском региональном кино есть какой-то потенциал?

— Должен быть. То, что я сегодня здесь увидел, дает большую надежду на это, и мы готовы помочь. Это сложно, потому что кино все равно так или иначе упирается в деньги. Бесплатное кино на коленке можно сделать раз, два, а потом ты должен что-то есть, и все равно приходится добиваться бюджета. А где у нас деньги в стране? Ответ понятен. И пошло все по кругу.

Я сам прописан в Нижнем Новгороде, я, в общем, нижегородский режиссер. Я в Москве-то и не снимаю почти, все время где-то на выезде. И если создать какие-то условия в Казани или в каком-то другом городе, то, наверное, можно. Но это зависит от энтузиастов, от большого желания. И еще от власти, которая должна помогать. Все равно — талантам надо помогать.

Все это приходит и уходит. А музыка вечна. Поэтому — ну какой рэп? Сегодня рэп, а завтра нет. А Чайковский всегда остается Чайковским

— Не могу не спросить про «Игру престолов». Следите за этим сериалом?

— Конечно. На днях посмотрел первую серию восьмого сезона. Я не фанат, но если уж начал смотреть, надо досмотреть. Я если и фанат чего-то, то «Настоящего детектива» и «Фарго». Вот это да, это вызывает трепет. А здесь просто красиво и интересно, это круто сделанная работа, прописанная сценарно, мотивированная, с хорошими актерскими работами. Это как Анна Ахматова говорила — нет ничего лучше на ночь, чем хороший детектив. Прекрасно перед сном посмотреть серию «Престолов».

— Вы говорили, что учитесь слышать молодое поколение, что оно совсем другое, тем не менее вы прислушиваетесь, потому что «мы современники». Молодое поколение у нас сейчас любит Дудя и рэп.

— И я смотрю все интервью Дудя. А ребята «25/17» — мои близкие друзья. Знаете такую рэп-группу?

— Нет, не знаю.

— А вот надо послушать, это серьезный рэп. Андрей Позднухов — «Бледный» — снимался в моей последней картине. По-моему, они замечательные. Нас, кстати, Захар познакомил.

— Тоже большой любитель русского рэпа. Не всякого, конечно.

— Но я не любитель русского рэпа. Просто там есть интересные фигуры. К тому же у «25/17» не совсем прямо рэп-рэп. Они сочетают рок и рэп, у них талантливые тексты прежде всего, это не попса. Я снимал для них клип с Андреем Мерзликиным, бесплатно, по дружбе. У них большой кластер фанатов. Конечно, я смотрел и знаменитый баттл Оксимирон — Гнойный.

— Кстати, куда они подевались — и люди эти, и баттлы?

— Ну, все это приходит и уходит. А музыка вечна. Поэтому — ну какой рэп? Сегодня рэп, а завтра нет. А Чайковский всегда остается Чайковским.