Сергей Саксонов: «Волга сегодня — это сточная канава»

«Просто гектары территории уходят под воду»

— На всю страну прогремел скандал вокруг засыпки акватории Волги в Татарстане в 2014 году: искусственные острова намывались под коттеджные поселки. Как в итоге можно оценить ущерб, нанесенный Волге такими проектами? Как часто происходит подобное?

— Дело в том, что Волга — это федеральный объект. К счастью или к горю. У реки и водохранилищ есть большая водоохранная зона. Но она везде и регулярно нарушается. Потому что для богатых людей нет ни экологических, ни других законов. Я знаю, что в Самаре огромнейшие территории застраиваются до уреза воды. В Татарстане та же история. Звонили из Нижнего Новгорода — то же самое.

Дело в том, что наше градоохранное законодательство составлено так, что легко совершить нарушение, заплатить небольшой штраф и быть всем довольным. Если вы помните, до 2000 года в России работал Госкомэкологии, его возглавлял академик Виктор Данилов-Данильян, и природоохранные законы тогда были намного строже. Но что произошло? Смена власти в России, реформы, не все из которых пошли на благо. Наш действующий президент должен был поднять экономику, которая на тот момент была очень слаба. А, как говорят экономисты, поднять ее можно только за счет послаблений в эксплуатации природных ресурсов — другого способа, к сожалению, не существует. Эти послабления, с точки зрения сохранения окружающей среды, были в нашем законодательстве зафиксированы: и закон об охране природы переписали, и поправки внесли.

Это время прошло. И сейчас мы уже четко понимаем, что, отбирая у природы ресурсы и не отдавая ничего взамен, мы больше теряем, чем приобретаем. В этом отношении что Казань, что Самара и ближайшие города и регионы — все находятся в одной стяжке.

«Отбирая у природы ресурсы и не отдавая ничего взамен, мы больше теряем, чем приобретаем. В этом отношении что Казань, что Самара и ближайшие города и регионы — все находятся в одной стяжке». Фото Романа Хасаева

— Что же мы потеряли в отношении Куйбышевского водохранилища?

— Куйбышевское водохранилище самое проблемное. Хотя горьковчане скажут, что самое проблемное их Горьковское. Волгоградцы то же самое будут говорить про свое водохранилище. В любом случае мы видим предкризисную ситуацию, и она сильно обострилась за последнее время в связи с глобальными изменениями климата. 2018 год, говорят метеорологи, очень похож на 2010-й. Идут глобальные перестройки в атмосфере. Погода меняется, а это один из важнейших факторов, который определяет состояние водных экологических систем. Плюс возрастающее антропогенное воздействие. Промышленность работает, сбросы в водохранилища возрастают. В лесостепной зоне и в более южных районах очень высокая степень сельскохозяйственной нагрузки, перед нами стоит задача обеспечения импортозамещения и продовольственной безопасности. Происходит распашка земли, минеральные и не только удобрения высыпаются на поля, происходит их поверхностный смыв, и все это попадает в волжские воды. Да плюс еще ЖКХ, канализация — это просто головная боль.

Поэтому не зря говорят, что Волга сегодня — это сточная канава. Не хочется так говорить про нашу реку, но это правда.

— К каким именно проблемам это приводит?

— К перестройке экологических систем. Представьте себе: Волга когда-то была рекой, это текущая вода, это один ритм. Потом ее перегородили плотинами, создали водохранилища. В природе таких водохранилищ не было, и вся эта вновь созданная экосистема начинает перестраиваться, приспосабливаться к новым условиям. Формируется новая экосистема, и она продолжает получать те вещества, которые ей не свойственны. Я говорю о промышленных и бытовых сбросах и смывах с полей. Идет переработка берегов, вы знаете, что в Татарстане берега плывут и обрушиваются. И не только у вас. Это и в Ульяновской, и в Самарской областях. Просто гектары территории уходят под воду.

Куда все это девается? На дно водохранилища. Образуются донные отложения, в которых абсорбируется огромнейший бульон из порой неизвестных элементов. Наши специалисты даже издали в свое время работу «Донные отложения Куйбышевского водохранилища». Толщина этих слоев — до 10 метров. И какое-то время донные отложения были во благо, они связывали и абсорбировали загрязняющие вещества. Но сейчас наши специалисты утверждают, что донные отложения насытились, как губка водой. Когда на нее надавливаешь, все загрязнения вытекают обратно. Вот это очень плохо и опасно. И разливы волжской воды становятся гремучей смесью, не совсем благоприятной для окружающей среды.

— Что об этом свидетельствует?

— Есть экологические индикаторы. Первый — это здоровье человека. Берем медицинскую статистику и видим, что количество заболеваний, связанных с влиянием воздуха и воды на кожу человека, — аллергии и так далее, возрастает. И куча других заболеваний. Ведь вы уже давненько не купаетесь в Волге где попало, ищете особые места?

«Ведь вы уже давненько не купаетесь в Волге где попало, ищете особые места?» Фото Олега Тихонова

Второй индикатор — рыба. Доктор биологических наук Александр Минеев изучает мальков во время нереста и их дальнейшего развития. Обычно в водоемах около 5 процентов мальков имеют некие уродства, отклонения от нормы (аберрации). Сегодня в Куйбышевском водохранилище эти аберрации сильно превышают норму — их до 15—20 процентов. Мальки не имеют ротового аппарата, не имеют плавников, соответственно они не доживают до половозрелого возраста. Обычно молодые особи четко реагируют на качество воды — они вымирают. Рыбный запас у нас с этой точки зрения подрывается. А еще во время нереста происходит колебание уровня воды: неожиданно уровень падает, и вся икра остается в маленьких лужицах, заливчиках, которые пересыхают, и мы опять же остаемся без рыбы.

«В процессе разложения водоросли образуют яды и токсины»

— Что можно сказать о качестве питьевой воды в волжских городах?

— Водозабор для питьевых нужд происходит двумя способами: это в меньшей степени артезианские подземные воды и в основном водохранилища. Я доверяю водоканалам. Естественно, вода проходит ряд видов очистки, бактериальную — точно, а также на ряд химических элементов. Но дело в том, что те вещества, которые попадают в Волгу, учитываются по тем же методиками, что и 10—15—20 лет назад. То есть ГОСТы не меняются. Однако у меня есть подозрения, что сейчас в воде присутствуют другие соединения, с химическими элементами, которые при этих методиках не улавливаются и не очищаются. Это не водоканалы виноваты, а те, кто нормирует качество воды. Эти нормы сейчас работают на всю страну — от Владивостока до Вятки. Так не должно быть. Потому что есть региональные особенности, и даже в одной и той же реке Волге вода в верховьях будет одна, в среднем течении другая, в нижнем — третья.

То есть должны быть региональные ПДК. И вся наша политика — водоохранная или по качеству воды — должна носить региональный аспект. Это решит и ряд организационных проблем — за что наказывать заводы и так далее.

— А что насчет цветения воды в водохранилищах?

— Это называется эвтрофикация водоема, массовое развитие сине-зеленых водорослей. Причин у этого две. Первая — обогащение воды органическими веществами, от которых ее сложно очистить. В основном это мыльные средства, пенящиеся и моющие. Они содержат много фосфатов, и некоторые водные организмы очень даже их любят, поэтому в итоге происходит вспышка роста этих видов. Второй фактор — повышение температуры воды: как только она превышает 22 градуса, а это случится буквально в ближайшее время, эти организмы начинают так массово размножаться, что становятся угрозой.

Чем они плохи? Тем, что поглощают кислород в воде. А всем гидробионтам, то есть жителям воды без кислорода жить невозможно. Из-за кислородного голодания происходят заморы рыб.

Причем, когда заканчивается небольшой жизненный цикл этих водорослей, в процессе разложения они образуют различного вида яды и токсины. А поскольку биологическая масса этих организмов огромнейшая, такое воздействие на водоем становится значимым. Все говорит о том, что это проблема, порожденная человеком. Природа этого раньше не знала.

Среди сине-зеленых есть такие водоросли, которые живут в местных условиях, а есть и очень много пришлых видов, которые появляются в результате миграции. И это все возмущает экосистему, прессует, трансформирует ее, и всем естественным обитателям, к числу которых относится человек, становится непосильно тяжело.

— Возможно ли для России потребление воды в замкнутом цикле, когда она забирается, используется, потом очищается и снова используется без возвращения в водоем?

— Пока этого нет практически нигде. Отдельные продвинутые экологические автомойки это практикуют, но это исключение из правил. Однако жизнь заставит нас это делать. Так делают развитые страны. Это дороже, а при условии, что у нас и так жизнь дорогая, это, к сожалению, пока наше будущее. Если оно, это будущее, будет. Я не пугаю, но вопросы есть и к этому.

«Вся наша политика – водоохранная или по качеству воды – должна носить региональный аспект. Это решит и ряд организационных проблем — за что наказывать заводы и так далее». Фото Максима Платонова

«Научно-исследовательский флот на Волге практически отсутствует»

— А как изменилась скорость течения Волги?

— Есть расчеты: до строительства водохранилищ расстояние от Валдая до Астрахани вода проходила за месяц, сейчас это растягивается на годы. В речном режиме у природы есть функция самоочищения, и все проблемы стекают вниз, в Каспийское море. Но при стоячей воде эти проблемы остаются у нас и нам их решать.

Какими будут эти проблемы, сказать трудно. Потому что мы очень мало знаем о жизни Волги.

— Почему?

— У нас есть одно судно, оно называется «Биолог». Восемь посадочных мест. Судно старенькое и тесное, его подарил еще Иван Дмитриевич Папанин (советский географ, исследователь Арктики, — прим. ред.). Акватория Куйбышевского водохранилища — одна из крупнейших в Европе. И каждый раз, чтобы заказать экспедицию, нужно доказывать, что это нужно. То есть научно-исследовательский флот на Волге практически отсутствует. Ближайший институт, который занимается Волгой, находится в Ярославской области, это Институт биологии внутренних вод, у них там, может быть, суден чуть-чуть побольше. Но Волга-то растянута на 4 тысячи километров, естественно, все наши возможности на сегодня смехотворны. Наши данные, которые мы собираем, с трудом интерпретируются на весь волжский бассейн, скорее всего неточно. Но даже то, что мы получаем, нас сильно тревожит.

Очень многое, что мы наблюдаем и делаем, не имеет альтернативы. То есть у нас нет опыта, мы его не накопили. Эти проблемы возникают быстрее, чем мы их изучаем и формируем о них некие представления. Здесь как на войне — должна быть моментальная реакция. Недостаточно и специалистов в области рек, экологии в широком смысле слова.

— Почему у государства, да и у общества нет заинтересованности в изучении Волги?

— А потому что мы все считаем: авось пронесет! Неужели мой маленький завод как-то навредит большой Волге, слив в нее немного отходов? Или если я просто помою машину в Куйбышевском водохранилище? Я же один, немножечко маслица. Наш менталитет спровоцирован нашими огромными территориями. Кажется, что у нас всего много. И никто не знал, что это все будет сокращаться в таких бешеных темпах. Вы посмотрите, что творится с лесами. Масса лесов горит, массу вырубаем, сажаем — не растет. Прямо на глазах это все происходит. Мы не готовы к этому абсолютно.

Причин много. И законодательство наше, которое несовершенно, и наше невнимание, и российский авось.

«Озеро Кабан мы потеряли. Это маленькая раковая опухоль внутри города»

— В Казани последние годы активно создаются набережные, и часто можно услышать от экологов и простых жителей, что эти так называемые «берега в бетоне» только вредят природе. Так ли это?

— Казань — миллионный город, и там экосистема абсолютно не автономная, она зависит от массы внешних условий. Если в водохранилище естественная система чуть-чуть противоборствует этому, то городская система полностью управляемая. Я считаю, что все, что делается в городской экосистеме, должно идти на благо жителей и окружающей среды, чтобы экологический след не растягивался в дорогу, а оставался внутри. Поэтому если решение о дамбе или намывном острове принято грамотно и с неким прикидом наперед, с учетом всех последствий, почему бы и нет? Неву заковали в гранит, для Санкт-Петербурга это подошло. Поэтому здесь все зависит от здравого смысла. Один из законов природы — природа знает лучше. Это простой совет.

— А набережная на берегу Волги в Казани не навредит реке?

— В Самаре большая набережная. В Ульяновске небольшой участок набережной. Это для города нормальное явление. Каких-то гнусных последствий я в этом не наблюдаю. Вот неочищенные стоки — это в тысячу раз хуже.

«С архитектурной точки зрения озеро показалось мне красивым, бьют фонтаны. Но Кабан мы потеряли. Сто процентов. Он стал элементом города». Фото Максима Платонова

— Недавно в Казани презентовали благоустроенную набережную озера Кабан. По словам специалистов, сейчас этот водоем настолько сильно загрязнен производственными и фекальными стоками, что ему присвоили четвертый класс опасности. Потребуется 25 лет на очищение воды в озере. Ему вообще может что-то помочь?

— Эту ситуацию сейчас, по-моему, не переломить. Это уже городская среда. Я был в Казани, с архитектурной точки зрения озеро показалось мне красивым, бьют фонтаны. Но Кабан мы потеряли. Сто процентов. Он стал элементом города. Как сейчас модно говорить, это маленькая раковая опухоль внутри города. Надо ее просто локализовать и сделать все, чтобы вот этот водоем и окружающий ландшафт не ухудшали дальнейшую ситуацию. Вкладывать деньги, мониторить.

— То есть очищение воды через 25 лет не приведет к тому, что у нас будет прекрасное озеро?

— Думаю, нет. Ведь для озера нужно много элементов, различных организмов, обитающих на дне, в толще воды, на берегах. Сейчас это полностью искусственная регулируемая экосистема. Задача — просто содержать ее в нормальном состоянии.

— То же самое можно сказать про Казанку, которую активно засыпают и застраивают?

— Конечно. В Москве засыпано очень много рек. Почему Трубная площадь? Река вообще в трубе бежит. Но Москва богатый город, и там осуществляют ряд мероприятий, поддерживающих эту искусственную систему. То есть в градостроительной практике это бывает нередко. Конечно, нужно сохранять, но, когда мы эту возможность потеряли, нужно адаптироваться к тем условиям, которые есть.

— В то же время мы видим тренд на восстановление парков, зеленой зоны в городах. Но, видимо, все это будет опять же искусственная система, поддержание которой потребует больших финансовых вложений?

— Конечно. Казань сильно меняется. Это красивый европейский город, мне он нравится. Но это, возможно, хорошо с точки зрения туриста. Однако то, как функционирует сам город, нужно изучать. Могу привести в пример Тольятти. Три района — Центральный, Автозаводский, Комсомольский, и внутри города 7 тысяч гектаров леса. Каждый раз наши «зеленые», просто думающие люди охраняют этот лес. Он часто горит, его постоянно пытаются застроить. Что же будет с этим лесным массивом? Мне грустно говорить такие слова, но лес не сможет долго существовать в таких условиях как естественная экосистема. Однако наша задача — продлить его жизнь как можно дольше, создать парк.

«Донные отложения высохнут, подует ветер, и черная пыль помчится над Волгой»

— «Татарстан станет первым регионом в акватории Волги, где масштабно займутся обновлением очистных сооружений, чтобы к 2025 году снизить объем загрязнения сточных вод минимум на 60 процентов. На решение проблемы в республике выделят 15,7 млрд рублей, большая часть из которых как раз пойдет на обновление очистных сооружений». Как вы можете это прокомментировать?

— Я слежу за природоохранным законодательством Республики Татарстан. У вас делается много полезного и хорошего. Гидробиологи и экологи Казанского университета молодцы. В соседних регионах многие вопросы проработаны хуже.

В последний раз я был в Казани в феврале на заседании Госдумы в ратуше (заседание круглого стола Комитета Госдумы РФ по экологии и охране окружающей среды на тему «О реализации мероприятий, направленных на сохранение и предотвращение загрязнения реки Волги», — прим. ред.), там как раз обсуждали эти вопросы. Программа, как известно, стартовала в прошлом году, ее инициатором был Владимир Путин, в послании он перечислил национальные символы России — Волгу, Телецкое озеро, Байкал, и сказал, что их нужно особо охранять. Был создан приоритетный проект по сохранению Волги на сумму более 200 млрд рублей. Республике выделили деньги, относительно небольшие, и в Казани обсуждали, что очень важно потратить каждый рубль туда, куда нужно. В России ведь, как известно, деньги часто не доходят до того, для чего они предназначались.

В этом приоритетном проекте каждый субъект предлагает свою схему, как освоить деньги во благо волжскому бассейну. И Татарстан предложил очень грамотный проект, особенно мне понравилось, что специалисты поняли Волгу в широком смысле: не только как воду текущую, но и как берега, притоки рек и лесистость. Некоторые думают, что если улучшить систему канализации, то ужасные стоки не будут попадать в реку, и все встанет на свои места. Безусловно, все системы очистки должны быть высокого качества. Но только это не решит проблему. Волга начинается с берегов, с родников, с лесов, с экологического сознания, с образования. Целый комплекс проблем нормальной жизни государства. И это все задача государства, на это мы отдаем налоги. У нас в Конституции записано право на здоровую окружающую среду. Руководители страны, выполняйте вы эти вещи! Последствия ведь очень печальные. Мы, как популяция, не растем, мы сокращаемся, болезни, которые связаны с экологией и питанием, увеличиваются. Статистика печальная.

«Волга начинается с берегов, с родников, с лесов, с экологического сознания, с образования. Целый комплекс проблем нормальной жизни государства». Фото Максима Платонова

— А нельзя просто взять и спустить водохранилища?

— Недавно на «Радио России» меня спрашивали об этом же. Особенно Оренбург почему-то очень ратовал за то, чтобы выпустить воду. Но, конечно, это абсолютная безнадега. Куйбышевскому водохранилищу 52-й год. Сложилась новая экосистема, пусть хромая, косая, но она есть. Донных отложений образовалось очень много. И вот мы спускаем воду. Я не знаю, как это будут делать — сразу или постепенно. Но в любом случае обнажится дно. Я не могу представить, к чему это приведет. Донные отложения высохнут, подует ветер и черная пыль помчится над Волгой. Чем и как будут зарастать наши берега? Разрушить быстро — берега затопили за 3 года, но обратные процессы растягиваются на большое количество времени. Как все это будет, мы опять же не знаем, потому что это эксперимент, и очень дорогой. И вряд ли на него стоит идти, тем более что есть другой способ, разумный. В конце концов, намусорил в комнате, ну и живи в ней, не нравится — чисти, мой, обои переклей.

— Какие ожидания от водохранилища были в советское время? Они оправдались с учетом тех в первую очередь культурных и экологических потерь, которые понесла страна в виде затопленных лугов, полей, деревень и городов?

— Одни потери связаны с экосистемными услугами — с тем, что нам дает природа. Мы за это не платим, живем в долгу. Черноземы, заливные луга, корм животным. Эти вещи тогда не учитывались. Потому что у России огромные площади. Тогда как, скажем, в Нидерландах, где земля с трудом отвоевана у моря, они еще подумают, стоит ли запускать такой проект.

Вторая проблема — водохранилище затопило села и города. И хотя я знаю, что в 50-е годы работало много экспедиций, чтобы сохранить археологические памятники там, где возможно, и оставить следы материальной культуры прошлых лет, этого было сделано недостаточно, и очень много нашей истории осталось там, под Волгой.

Что мы приобрели? В советское время, принимая ГОЭЛРО, план электрификации России, говорили — мы построим водохранилища, у нас будет энергия, увеличатся орошаемость полей и рыбные ресурсы, будет судоходство.

Но как мы с вами говорили выше, рыба стала исчезать. О судоходстве тоже нет речи, когда намываются острова: в некоторых местах уровень воды очень сильно искусственно колеблется. Появляются совершенно несудоходные участки.

Но вот энергии мы получили много, на тот момент это было важно и нужно. Поэтому не надо ругать за это наше старшее поколение. Страну подняли. На тот момент не знали, что есть другие способы добычи электроэнергии. Сейчас и атомные станции строят, они не такие уж и страшные, если все продумано.

«Одни потери связаны с экосистемными услугами — с тем, что нам дает природа. Мы за это не платим, живем в долгу. Черноземы, заливные луга, корм животным…». Фото Максима Платонова

Еще тогда говорили, что улучшится микроклимат и будет комфортно жить на берегах Волги. Но кто знал, что есть еще глобальное колебание климата? Сейчас меняется циркуляция атмосферы, и ситуация становится опасной для жителей водохранилища и для человека. Система ведет себя непредсказуемо, вероятностно, управлять ею очень трудно, проще приспособиться.

— Как вы уже сказали, у жителей России такой менталитет, что пока гром не грянет, никто не перекрестится. Могли бы вы описать самый негативный сценарий развития ситуации, связанной с Волгой?

— По-моему, он уже реализовался и без наших сценариев. Как правило, реалии страшнее, чем наши фантазии.