История Магнитки: карта города 1937 года раскрывает тайны спецпоселков
Историк Салават Ахметзянов по документу 30-х годов приоткрывает завесу трагической и героической истории своего города
Директор Магнитогорского филиала Института истории им. Ш. Марджани Салават Ахметзянов в сегодняшней авторской колонке «Реального времени» исследует уникальную карту города 1937 года. Колумнист нашей интернет-газеты проводил линию водораздела между реальными событиями первостроителей Магнитки и идеологическими мифами, навеянными советской, а позже и российской пропагандой.
«Неполиткорректные» поселки
Данная карта в известной мере является иллюстрацией того факта, что Магнитка первоначально в значительной мере строилась людьми подневольного труда. В ее основу положена план-схема Магнитогорска, сохранившаяся в городском архиве. Можно достаточно точно датировать время создания архивной карты, поскольку на ней обозначены поселки Н. Каширина и В. Блюхера, получившие эти названия, согласно протоколу №5 заседания президиума Магнитогорского горсовета от 5 августа 1936 года. В августе 1937-го года командарм Николай Каширин был репрессирован, и, следовательно, поселок был сразу же переименован. Кроме того, очертания берегов заводского пруда обозначены на плане-схеме города еще до их изменения после пуска второй плотины в апреле 1937 года. Поэтому создание этого исторического документа можно датировать отрезком: август 1936 — апрель 1937 годов.
В процессе исследований карта была существенно переработана автором. Теперь на ней указаны все четыре спецпоселка (Центральный, Северный, Ново-Туковый и Известковый). Через них с 1931 по 1948 годы прошли более 50 тысяч ссыльных, ранее раскулаченных вместе с семьями. Наибольшей концентрации на магнитогорской стройплощадке спецпереселенцы достигли к 1 октября 1931 года, когда их численность достигала 42,5 тысячи человек. Также обозначено местоположение довольно большого палаточного городка спецпереселенцев, существовавшего с весны по осень того же года. На карте видно, что Центральный спецпоселок граничит с Казахским поселком. Здесь в 1933—1935 годах проживало несколько тысяч казахов, привезенных в Магнитогорск с целью их ускоренной «перековки» из кочевого народа в оседлый, а, значит, приспособленный более успешно развиваться в условиях нового «социалистического» общества.
Магнитогорские поселки имели не только собственные (словесные) названия. Некоторые из них обозначались цифрами, поскольку при строительстве завода вся стройплощадка была разделена на участки: от 1-го до 14-го. Первый участок отвечал за строительство доменного производства, второй — за мартен, третий — за листопрокатное производство и т. д. И вот на этих участках возникали поселки для семей рабочих. Ко второй половине 1930-х годов на территории города было порядка 70 поселений. В первые годы жилье во всех административных единицах, кроме Соцгорода, было однотипным — дощатые, засыпные бараки. Кроме того, в многочисленных поселках имелись тысячи землянок, которые возводились «самостроем» из бутового камня, самана (глины, перемешанной с соломой) и дерна. После пуска в конце 1932 года «бетонитового» (название того времени) завода, начали, наконец, строиться бараки из шлакоблока.
Тюремная правда и мифологизированные комсомольцы
Самой многочисленной группой работников подневольного труда были заключенные, суммарная численность которых на протяжении двух десятилетий (1930—1953 годы) существенно превышала количество раскулаченных ссыльных. В 1930 году местом пребывания заключенных, использовавшихся на строительстве, было тюремное здание, которое через несколько лет получило официальное название «Магнитогорская тюрьма №3», что и указано на карте. Предположительно в 1937—1938 годы территория этой тюрьмы являлась местом массовых расстрелов. Летом 1932 года организована ИТК (исправительно-трудовая колония) №4. По данным историка В.П. Баканова на 15 сентября 1933 года в магнитогорской колонии числилось 8,5 тыс. человек, причем большая часть из них (7,3 тыс. человек) не содержалась под стражей, а меньшая часть (1,2 тыс. человек) проживала изолированно, под охраной. Постепенно режим содержания заключенных ужесточался, и уже все они находились за колючей проволокой. На карте обозначены три таких лагеря (ИТК), а также штаб ИТК.
Несмотря на значимость роли подневольного труда в строительстве Магнитогорска, эта тема находится в известном диссонансе с уже привычной официальной историей города, в которой спецпереселенцы и заключенные, если и упоминаются, то мельком, скороговоркой, «мелким шрифтом». И только с вдумчивым изучением многочисленных фактов прошедших лет приходит понимание степени ее мифологизированности. Но история — это своего рода будущее, обращенное в прошлое. И чем больше мы будем искаженно воспринимать прошлое, не извлекая из него пусть и горьких уроков, тем вероятнее повторение прежних проблем, недостаточно осмысленных ранее на общественном уровне.
Начальная история города чаще всего излагается в пафосном духе романа Валентина Катаева «Время вперед!». Бодрые вольные энтузиасты легко и просто, с песнями и танцами, возят тачки, копают котлованы, возводят домны и мартены. Словом, налицо великая радость освобожденного (по Марксу) коммунистического труда. И вовсе неслучайно основным памятником тому времени в Магнитогорске является хорошо отреставрированный недавно монумент «Первым комсомольцам-строителям Магнитки». Традиционная летопись первых лет строительства города изобилует именами ударников труда, комсомольцев и коммунистов, вклад которых очевиден и бесспорен, поэтому вполне заслуженно их фамилиями названы городские улицы. Но их трудовой героизм — лишь одна из многочисленных граней сложной и противоречивой сталинской эпохи, своего рода сверкающая верхушка айсберга без учета его громадной подводной части.
Не чуя прошлого и настоящего
Мы живем уже совсем в ином обществе, которое, условно говоря, можно назвать буржуазно-капиталистическим, с элементами социального государства. Но почему-то в оценке прошлого сплошь и рядом используются идеологические штампы советских времен. Приведу лишь один пример. Недавно у меня состоялся приватный разговор со знакомым полковником из органов. Так он сказал мне, что усматривает в моих статьях какую-то «антисоветчину». Поскольку я достаточно долго жил в СССР, то совершенно четко представляю, какие воззрения считались тогда антигосударственными. Во-первых, не допускалось открыто заявлять о своей принадлежности к той или иной религии. Это могло закончиться плохо: «Партбилет на стол! Погоны долой!». Было смешно слушать передачу на одном из центральных каналов телевидения о якобы тайных симпатиях товарища Сталина к православной религии. Получается, что вождь тайком молился, но при этом по его приказам разрушали тысячи церквей и расстреливали десятки тысяч священнослужителей. Во-вторых, легко было подвергнуться серьезным гонениям за малейшую «аморалку». Скажем за наличие любовницы и внебрачных детей. А ведь фактическое «многоженство» сегодня является весьма распространенным явлением среди чиновников и бизнесменов. А, может, тайком многие из них уже исповедуют ислам? В-третьих, жестко контролировалось соответствие доходов и расходов, а излишнее богатство не приветствовалось. За наличие больших «нетрудовых доходов» могли легко приговорить к расстрелу. Можно еще долго продолжать, но вполне очевидно, что наша государственная идеология, определяющая исторические представления в стране, чересчур противоречива в своих попытках угодить всем и совместить несовместимое. И эта ее противоречивость порождает порой полный сумбур в головах наших граждан.
В связи с вышесказанным вспоминаются слова поэта Осипа Мандельштама: «Мы живем под собою не чуя страны». И сегодня часть нашего общества продолжает жить, не чуя ни своего прошлого, ни своего настоящего. Расплата за неадекватное восприятие действительности, за долгое пребывание в выдуманном кем-то и навязанном мире иллюзий, в «опиумном» идейном дурмане может быть жестокой и даже гибельной, как для отдельного человека, так и для страны в целом.
История любой страны сочетает в себе науку и идеологию. В последние десятилетия в исследовании истории России произошел ощутимый сдвиг в сторону научной объективности, но идеология и политика еще сильно довлеют над нашими умами в оценке даже недавнего прошлого.