«Когда в ходе марафона лошадь падала замертво, у нее для доказательства отрезали ухо, и путь продолжался»
Английский эколог о нравах России XIX века. Часть 4: русские дороги и некомфортная езда на тарантасе
Английский эколог Джон Кромби Браун (1808—1895) был видным европейским лесоводом. Несколько лет он провел в России. Однажды друзья пригласили его отправиться на Урал, но он отказался, предпочтя совершить туда «воображаемое путешествие». Однако, опираясь на различные источники, британец написал книгу о нравах в стране. Он «побывал» на нынешних территориях Башкортостана, Оренбургской, Челябинской, Свердловской областей и Пермского края. Недавно сочинение «Горнозаводской Урал» было переведено на русский и издано «Первой типографией» в Уфе. Редактор издания Игорь Кучумов специально для «Реального времени» предоставил новый отрывок из этого труда «Особенности поездки по Восточной России».
По Уфимской губернии
Чтобы уговорить меня поехать в Уфимскую губернию, мои друзья пообещали, что мы не только побываем в лесах Богоявленского и Верхоторского заводов, но и посетим Оренбург на южной окраине этой губернии (в действительности Оренбург в то время был административным центром одноименной губернии, — прим. ред.) и даже заедем в Сибирь. Конечно, это было сказано, чтобы я согласился, но сам план был вполне реальным. Я уже вкратце упоминал об этом. О том, как мои друзья добирались до Оренбурга, мне написал один из них:
«Продолжаю свой рассказ, который, скажу сразу, записан исключительно по памяти. Мимо нас проносились деревни, в одной из которых живут башкиры, в другой — татары, в третьей — русские, в четвертой — чуваши (о мордовских и прочих нам рассказывали, но их мы не видели). Холмы мелькали слева от нас, многие из них были красивыми, но почти без деревьев. Затем холмы появились справа, и вскоре наступила ночь. Утро мы встретили на станции Уральская (имеется в виду деревня Старая Уралка, ныне в составе города Кумертау Башкортостана, — прим. ред.). В темноте мы пересекли отрог Уральских гор, лежащий перпендикулярно главному хребту. Был ли он высоким, я сказать не могу, ибо во мраке не было видно ничего, кроме мириадов звезд, чему был бы рад любой астроном, если, конечно, не затерялся бы в этом изобилии. Целые сутки мы ехали почти прямо на юг, от, если мне не изменяет память, 87° до примерно 32° сев. широты, и примерно по 74° вост. долготы.
В Уральской я совершил большую ошибку. Проснувшись, я решил, пока шла замена лошадей, прогуляться (как уже несколько раз делал), решив поесть на следующей станции. Действительно, я неплохо размялся и даже успел искупаться в реке (Река Большой Юшатырь, — прим. ред.) недалеко от селения, но перекусить смог только по прибытию в конечный пункт нашего маршрута. Дело в том, что теперь мы мчались по степи, где дорога шла то вверх, то вниз. Кстати, до этого мы ехали по густонаселенной местности, и издалека можно было увидеть сразу одно-два селения. Переправившись через реку Салмыш, мы прибыли в район рудников, население которого, замечу, уже переходит к земледелию — выращивать зерновые выгоднее, чем добывать медь. Деревьев здесь я почти не видел, хотя, может быть, этому помешали невысокие, но пологие холмы — если волны Тихого океана или Атлантики однажды застынут, то они будут именно такими.
На этом я прекращаю свой рассказ. В эти дни мы преодолели под палящим солнцем 60 верст, ели раз в день, и в итоге я заболел. У меня начались жар и желчные колики, поэтому от поездки в Оренбург, осмотра рудников и поиска окаменелостей пришлось отказаться, а я так об этом мечтал! Спустя четыре дня меня отправили обратно, но я сумел заехать в Верхоторский завод мистера Пашкова. Здесь я понял, насколько удобен для путешествий тарантас. Мой шурин, который сопровождал меня, умело разложил в нем сено, и я всю ночь ехал на мягкой подстилке. Моя немощь сразу прошла, и утром я даже смог искупаться в реке. Но затем опять пришлось 5—6 часов мчаться под палящим солнцем на плохих лошадях и по ужасной дороге, поэтому я прибыл в конечный пункт путешествия совершенно разбитым и нуждался в лечении.
Какую возможность пополнить свои знания ботаники и геологии я упустил тогда! Как я жалею, что у меня не было с собой соответствующих справочников и умения составлять гербарий! Мне встречались растения, о которых я раньше не знал. В Казани я сорвал голубой цветок, который, как оказалось, в изобилии растет в Уфимской и Оренбургской губерниях. У него жесткий стебель, высотой он примерно с человеческую ногу, с рядом бутончиков, расположенных по спирали от корня до верхушки стебля. Один, реже два бутона раскрываются в простой цветок около дюйма в диаметре, состоящий из одного ряда лепестков. Иногда раскрывшийся цветок находится у самого корня, но в основном в середине стебля или около его вершины.
Другим растением был небольшой бледно-голубой чертополох с колючей вершиной, но чаще всего колючками он был покрыт полностью. Я находил его повсюду, чаще всего на склонах холмов. Он был необычен, ведь мы привыкли видеть только лепестки такого цвета, а он весь такой.
Еще одно растение я сорвал у склона холма, а когда проезжал по лесу, то обнаружил множество их. Думаю, что Вы отнесли бы его к камышам или сусакам — у него, насколько я помню, круглый стебель с сочными листьями, длинный и с круглым соцветием на верхушке, состоящим из множества кроваво-красных цветков, по форме напоминающих чертополох.
Однажды, проезжая по лесу, я заметил цветок, очень напоминающий садовые флоксы, но не решился сойти с повозки, чтобы получше его рассмотреть — мне сказали, что в этих местах бродят медведи, а в траве ползают змеи.
По берегам Белой, которую мне приходилось преодолевать многократно и в разных местах, я видел заросли дикого хмеля. В уезде выращивают пшеницу, просо, гречку, коноплю, овес, немного льна и ржи».
Русские дороги
Мой друг постоянно жаловался, сколь мучительно путешествовать на тарантасе, если багаж, который старается взять с собой в дальнюю дорогу большинство путников, плохо уложен.
Кузов тарантаса состоит из старенького фаэтона или распиленной вдоль большой бочки. От телеги эта повозка отличается тем, что имеет складной верх и козырек, и четыре колеса, оси которых соединяются двумя длинными упругими жердями.
Процитирую рассказ Хепуэрта Диксона (Диксон Хепуэрт Уильям (1821—1879) – английский историк и путешественник, — прим. ред.) о его поездке по лесам Архангельской губернии, который я приводил в своей книге «Лесные угодья и лесное хозяйство Северной России»:
«Единственный интерес для меня представляла дорога, идущая то по песчаным наносам, то по склизкому грунту, то по лугам, то по уложенным бревнам. Я проехал 1 000 верст, из них 100 верст по бревнам, 200 — по песку, 300 — по траве, а 400 — по ручьям и топям.
Если езда по песку ужасна, то по бревенчатому настилу она просто невыносима. Однажды мне показалось, что мой багаж плохо уложен, и я решил разместить его поудобнее. Дорожный сундук — незаменимая вещь в поездке: днем на нем сидят, а ночью спят. Но ни перекладывание сложенных в него пожитков, ни обкладывание его сеном и соломой, ни задабривание мехами и кожами не смогли усмирить мятежный дух этой вещи. Сундук скользил и подпрыгивал подо мной, всякий раз причиняя боль. Умасливать его кожами бесполезно, успокаивать пучками соломы бессмысленно. Его привязываешь веревками и ремнями, а он все равно норовит побуянить. В чем можно его винить? В том, что он хочет ехать по-человечески, а его грубо бросили в повозку и приказали смирно лежать, когда тарантас прыгает по бревнам и камням?
Еще хуже поездку переносят мои старые кости. Они не выдерживают круглосуточной тряски, выскакивают со своих мест, истираются в пыль и превращаются в желе. Впрочем, я слежу за ними лучше, чем за сундуком, и когда они начинают всерьез роптать, сразу же обещаю взять их в поездку через Биттер Крик (река, текущая по горной местности в штате Вайоминг, США, — прим. ред.)».
Лайфхак езды на тарантасе
Относительно размещения багажа в тарантасе д-р Ланзделл (Ланзделл Генри (1841 — 1919) — английский путешественник, — прим. ред.) в своей книге «По Сибири» пишет:
«Снарядить экипаж легко, нужно только обладать знанием сибирских реалий. Не берите с собой ящики: от ударов об их края и углы у вас образуются синяки на спине и ногах. Возьмите плоские саквояжи и мягкие сумки, положите их на дно тарантаса на слой сена, поверх бросьте тонкий тюфяк и коврик, который кладут перед камином. По прибытию в Тюмень нас окружили женщины, предлагавшие купить эти коврики. Я не знал, для чего они нужны. Если бы мой компаньон был леди, я бы мог предположить, что они приняли нас за молодоженов, совершающих свадебное путешествие, и поэтому решили предложить вещь, полезную в домашнем хозяйстве. Не разобравшись, я прогнал их прочь. Когда же мне объяснили предназначение этих ковриков, я пожалел, что не приобрел их. В заднюю часть экипажа положите две или более пуховые подушки, только закажите их заранее. Если у домохозяйки они есть в наличии, она привезет их в Екатеринбург на рынок, но если вы захотите приобрести эту вещь сразу, то нигде не сможете ее найти.
После этого садитесь в тарантас, накрывайте ноги ковриком и смотрите, как запрягают лошадей. Сибирские почтовые лошадки неказистые, но очень выносливые. Их шкуры, вероятно, никогда не знали скребницы, но под влиянием уговоров, ругани, крика и кнута они несутся со скоростью, которая в Англии считалась бы бешеной. Их запрягают по две-четыре или даже пять и более в ряд. Русская упряжь является сложной конструкцией, ее самый примечательный элемент — дуга, закрепленная над шеей лошади. Иностранцу может показаться, что она сильно мешает животному, но на самом деле эта деталь поддерживает все сооружение. Оглобли крепятся к концам дуги, а хомут, который лошадь тянет за собой, привязывается к дуге с обеих сторон. Оглобли поддерживаются седелкой и чересседельником, закрепленным на спине, и не касаются тела животного. Центровая лошадь запряжена только в оглобли, другие по ее бокам называются «парой» (применительно к любому количеству) и крепятся к повозке постромками. Обязательно приобретите на рынке примерно 20 ярдов веревки в дюйм толщиной, которая может понадобиться для замены постромок, которые частенько бывают тонкими и гнилыми. Желательно взять несколько саженей веревки диаметром полдюйма — она пригодится, если потребуется подвязать колесо в случае его поломки, еще один кусок веревки будет нужен для ремонта оглобель и дышла. И не забудьте захватить топор.
Как только ямщик (извозчик) садится на свое место, лошади сразу же срываются в галоп. Иногда даже приходится держать их за узду, чтоб они не понесли. Теперь начинаются ваши страдания.
Когда в Нижне-Тагильском заводе мы спустились на 600 футов в медный рудник, а затем поднялись на поверхность, нам сказали, что завтра нам предстоит еще более крутой спуск. Нашли чем пугать! После езды на тарантасе уже ничего не страшно. Плохие дороги и отсутствие рессор создают такую тряску, что одно только воспоминание о ней сразу вызывает боль. Особенно мучителен спуск с холма, через ручей у подножия которого проложен мост из жердей. У тарантаса отсутствуют тормоза, две внешних лошади связаны мягкой упряжью, а та, что с оглоблями, не имеет шлеи. Поэтому вся нагрузка от повозки идет ей на хомут, и сначала тарантас едет медленно, однако постепенно его скорость нарастает: во-первых, потому, что центровая лошадь не может тормозить, а во-вторых, потому что необходимо разогнаться, чтобы въехать на противоположный холм. Поэтому все лошади переходят в галоп. Мост приближается и тут наступает ответственный момент. Почти наверняка дождь размыл землю на добрых шесть дюймов ниже первой балки моста, поэтому колеса врезаются в нее. Только они выберутся из ямы, как нас ожидает новый удар — это в нее попали задние. В этот момент пассажир и ямщик подскакивают вверх. Я прекрасно знаю, что это такое, поскольку во время поездки на Онежское озеро мне пришлось снять с повозки ее будку, чтобы не разбить о нее свою голову. К счастью, не все дороги такие ужасные, и, подводя итог, я могу сказать, что в Тобольской и Томской губерниях ямщики старались по мере возможности избегать их, съехав на тропинки и просеки, где кочки и поваленные деревья, ямы и канавы не позволяют скучать. Что касается дорог в Енисейской губернии, то они выше всяческих похвал и считались бы в Англии добротными. В Иркутской губернии они хуже, а в Забайкалье становятся вовсе ужасными, кроме того, бурятские ямщики будут нещадно мчать вас по холмам, скалам и камням.
Кроме плохих дорог есть многочисленные ручьи и реки, и далеко не через все из них проложены мосты. В одних случаях ваш экипаж будет переходить их вброд, в других — переправляться на пароме, при этом лошадям придется преодолевать реку вплавь. Иногда в начале весны паводок уносит или разбивает паромы, и тогда их временно заменяют баржами. Именно на ней мы переправлялись через Томь. Заехав на нее, мы опустили капот тарантаса, чтобы защититься от ветра. В этот момент я впервые ощутил страх, который прошел лишь когда мы благополучно сошли на противоположный берег.
Путешествовать по Сибири не накладно. В западной ее части, где имеется множество пастбищ, аренда одной лошади составляет примерно полпенни за милю. В Восточной Сибири она в два раза выше. Лошади меняются примерно через 10—15 миль, и всякому новому ямщику нужно давать чаевые. От их размера будет зависеть скорость вашей езды. Обычно дают 10 коп., но мы не поскупились дать 15 коп., и потому делали по 100—130 миль в день. Проезжать летом за сутки 200 верст считается везением, и иногда это нам удавалось, но русский купец, спешащий на зимнюю ярмарку, чтобы выручить больше денег, может дать на чай целый рубль. Общеизвестно, что сибиряки любят быструю езду, и ради этого даже готовы загнать насмерть лошадь. В Тюмени нам рассказали о генерал-губернаторе Восточной Сибири, которого покойный император примерно 12 лет назад срочно вызвал в Петербург, а это в 3 700 милях от Иркутска. Генерала укутали в медвежью шкуру, посадили на сани и через 11 дней он уже был в столице. Когда в ходе этого марафона лошадь падала замертво, у нее для доказательства отрезáли ухо, и путь продолжался. Губернаторам выделяют для поездок лучших лошадей, которых чаще меняют, чтобы не загнать.
Узнав о транспортных средствах, лошадях и дорогах, вы можете спросить, а как обстоят дела с проживанием путешественников и платой за это? Почтовые станции, как и лошади, являются казенными. Лучшие из них во всем похожи на просторный дом английского фермера или сельский постоялый двор, худшие — едва ли привлекательнее амбара. Но во всех них с одной стороны входной двери расположена комната для почтовых служащих и их семей, а с другой — одно или несколько помещений для путешественников. Минимум, на который путники могут рассчитывать в своей комнате, это стол, стул, подсвечник, кровать или, скорее, скамейка — с обивкой, если станция добротная, и голые доски, если бедная, а также икона, зеркальце и помещенные в рамку разного рода объявления, в частности прейскурант на мясо и напитки. Ни за какие деньги вы не сможете приобрести что-то поизысканнее, однако власти заставляют всех почтмейстеров брать разрешение на содержание трактира, и тогда там можно подавать деликатесы, если, конечно, они имеются! Свой угол и минимум еды вы всегда получите. На любой станции вас обеспечат кипятком, и, вероятно, куском черного хлеба, но все остальное — как уж получится. В Западной Сибири молока и яиц много и они очень дешевы, причем последние вообще стоят сущие гроши. Если вы прибудете на станцию в обеденное время, у вас есть шанс получить мясо, но вот сможете ли вы его есть — это другой вопрос. Дело в том, что с собой нужно везти запас продуктов, и проще это делать зимой, ибо можно просто заморозить мясо и при необходимости отрубать от него куски. Лучше взять с собой замороженные мясные пирожки и бросать их в горячую воду, в результате чего они через несколько минут будут готовы к употреблению. Аналогично поступают с замороженными сливками. У вас обязательно должны быть чай и сахар, а также немного мясных консервов, свежее масло, паштет из кильки и мармелад для намазывания их на черный хлеб. Все эти продукты наряду с запасом белого хлеба, купленного в больших городах, составляли наш базовый рацион. Иногда в пути удавалось поесть получше, в противном случае приходилось терпеть до ближайшей станции. Это, конечно, относится к местам, удаленным от городов на сотни километров. В крупных населенных пунктах мы чувствовали себя вполне сносно».