«История одного хаджия»: карантин в Стамбуле, быт Джидды и телеграммы от «госпожи сердца»
Путевые заметки татарского мусульманского богослова Мусы Бигиева о хадже. Часть 1
В советское время легендарный татарский богослов Муса Бигиев был объявлен врагом народа, а знать о нем попросту было нельзя. К счастью, сейчас имя этого великого человека получило возможность вернуться к нам, в том числе благодаря труду известного исламоведа, старшего научного сотрудника Института истории им. Марджани Айдара Хайрутдинова. На страницах «Реального времени» ученый публикует увлекательный цикл материалов о жизни Мусы Ярулловича, включающий в себя уникальные записи Мусы Бигиева о его хадже 1927 года. В первой части путевых заметок, переведенных с татаро-османского языка, вы узнаете о том, как «советская политика» доставляла китайских и российских мусульман в священные для них края, нехватке питьевой воды в пути и усиленном контроле надзорных органов за хаджиями.
«В воскресенье, 15 мая 1927 года, я отправился в путь из Одессы...»
Наш пароход зафрахтован специально для хаджиев. Их на борту сто тридцать семь человек. Благодаря заботе моих братьев-спутников из каюты третьего класса я переселился в каюту первого класса. На пароходе чисто, к хаджиям отношение уважительное. Такое положение дел является весьма сильной агитацией, великолепной пропагандой.
17 мая, во вторник, в 4—5 часов утра показался Босфор. Около шести часов пароход причалил возле района Кавак. Погода была весьма свежей и тихой. Здесь пароход ожидал прибытия врачей, работающих на санитарном контроле. Объявили, что сходить с парохода или подниматься на его борт строго запрещено. Запрещено даже приближаться к нему.
Какими бы соображениями ни было вызвано такое решение, хоть санитарно-медицинскими, хоть политическими оно представляет собой излишнюю предосторожность. Равно как и перегиб, демонстрирующий неуважение к мусульманам. Конечно, медицинские вопросы являются международной проблемой. Но остается непонятным, почему такая чрезмерная избирательность проявляется именно по отношению к хаджиям.
«Помощник уважительным тоном пожаловался, что были украдены две-три курицы»
17 мая в Мраморном море в час, когда садилось солнце, экипаж парохода с целью развлечь хаджиев устроил для них танцы и игры. Кашгарские хаджии тоже танцевали. У них и своя гармошка была.
Погода стоит отличная, хаджии пребывают в радостном настроении. Некоторые отослали домой радостные приветственные телеграммы.
18 мая помощник капитана пришел в нашу каюту и уважительным тоном пожаловался, что пропали или были украдены две-три курицы. «Предостерегите хаджиев, если после этого повторится что-то подобное, то я строго накажу негодяев: «Очень строго карать». Я рассказал об этом Каракашу-эфенди и Абдальгафур-хазрату Кашгари. Затем мы довели это предупреждение до всех хаджиев. Если среди хаджиев имеют место такие вещи, то это, конечно же, очень постыдно. Нельзя даже допустить, что виноват кто-то из членов экипажа.
«Я своими глазами убедился в том, что здесь нет и следа турецкой или русской силы»
Советская политика с большим уважением доставляет китайских и российских мусульман на специальных пароходах в священные для них края. Она открыла пути для совершения хаджа. Ни одно из исламских государств не смогло реализовать дело, подобное этому. <…>
20 мая на пароходе стал ощущаться недостаток питьевой воды. Капитан запер цистерны с водой на ключ. Воды нигде не осталось. Это было чересчур жесткое решение. Вода для чая испортилась, стала невкусной.
21 мая в три-четыре часа утра пароход подошел к набережной Порт-Саида. Здесь он отдал якорь и долго стоял. Пароход окружили полицейские катера. На борт также поднялись несколько человек. Все хаджии здоровы.<…>
В три часа пополудни пароход вошел в канал. По каналу он шел довольно быстро. Я отправил телеграмму госпоже моего сердца: "Одесса Порт-Саид море как зеркало. Восхищаясь искусством и природой, проехали канал".
Канал подобен прямой линии. Это плод великого рукотворного искусства, коим человек не может не восхититься. Но в то же время он является доказательством слабости человека перед могуществом природы. Несмотря на то, что сила просвещения велика при сравнении ее с нашим невежеством, она все же исчезающе мала при сопоставлении ее с мощью природы. Человек, который сравнит Суэцкий канал с проливами Босфорским, Гибралтарским или Баб-эль-Мандебским проливом, узрит слабость людей. Земли Египта были заполонены иноземцами, которые, скажем так, утвердили здесь высокую культуру, которая все же служила лишь самим иноземцам. Я своими глазами убедился в том, что здесь нет и следа турецкой или русской силы. Каково же проявление революции в этих краях? Здесь прямой линией важнейшей и сильнейшей революции является прямая линия канала.
«Господин врач принялся продавать хаджиям всякую мелочь, при возможности он надувал покупателей в мелочах»
Вечером около десяти часов подошли к городу Исмаилия. Пароход не останавливаясь проследовал дальше. Это была половина пути.
22 мая, в воскресенье я проснулся ночью и вышел на палубу, дабы полюбоваться берегами. Настало утро. Рассвело. Канал представляет собой узкую речку посреди песчаной пустыни. Азиатская сторона — сплошные пески, на африканской стороне располагаются обустроенные селения и сады.
Следуя по каналу, мы в нескольких местах останавливались, уступая путь. Так мимо нас прошли несколько больших пароходов.
Надо признать, что хаджии не очень-то чистоплотны, но и сам пароход не блещет чистотой.
В Порт-Саиде воздух был чрезвычайно жарким. А далее, ближе к Суэцу стало ощутимо прохладнее. Вокруг нас горы, вдалеке виднеются высокие вершины. Возможно, по этой причине по утрам с 4—5 часов в воздухе царит приятная прохлада.
22 мая в семь утра вышли из канала. Всего потратили шестнадцать часов. При этом совершили три остановки со стоянкой. Следовательно, мы прошли канал за 12 часов. В Суэце был произведен простой и весьма поверхностный досмотр, и мы тронулись, пароход не стал на стоянку.
В Порт-Саиде на борт поднялись три санитара: иудей, христианин и египетский врач-мусульманин. Господин врач принялся продавать хаджиям всякую мелочь, при возможности он мухлевал и надувал покупателей в мелочах. Чиновники и представители компании всегда берут взятки и торгуются.
«Дома Джидды телефонизированы — можно поговорить с Меккой»
24 мая, во вторник вечером в девять часов с четвертью пароход достиг границы миката, прозвучал гудок и было сделано объявление о прибытии на место.
Хаджии еще до достижения миката облачились в ихрам. Я тоже был в ихраме, но у меня не было изара и риды, но, тем не менее, я был махрам.
25 мая, в среду в 11 часов показалась Джидда. Порт Джидды непригоден для захода морских судов. За столько веков можно было бы исправить этот недостаток.
От госпожи моего сердца была телеграмма, которой я очень обрадовался: "Все здоровы, наша жизнь прекрасна, все получили". Я очень, очень обрадовался.
25 мая пароход прибыл в Джидду. Нас встретили с почетом. На берег нас доставил специальный катер, затем мы прошли карантин. Досмотра не было, врачи приняли нас с уважением и с уважением же осмотрели. Я нанял носильщика. Оказалось, что в Джидде запрещается ездить на автомобилях. Я остановился в доме Мухаммада Насифа. Дом — большой, на втором этаже расположена специальная большая комната. Отличная комната. Я отдохнул, выпил чаю. Вода была замечательной. Она дождевая. Оказывается, ее собирают и хранят в специальных цистернах. Очень сладкая, свежая вода. Говорят даже, что она живая. Как оказалось, элита Джидды и ее состоятельные жители пользуются только дождевой водой. Дома Джидды телефонизированы. Можно поговорить с Меккой.
«По пути в хадж хаджий вынужден терпеть всевозможные тяготы»
Я посетил нашего полпреда. Человек замечательного ума. Язык его столь же красноречив, как и его ум. Он владеет всей информацией о ситуации. <…>
Здравоохранение. Нечистоплотность присуща не только хаджиям, но она очевидна и на пароходах, и в пунктах остановки. По пути в хадж хаджий вынужден терпеть всевозможные тяготы.
Хадж — это предстояние перед божественностью в голой пустыне человека, очистившегося от всех привязанностей.
Местное время в Джидде и Мекке такое же, как Ленинграде. Если и существует какая-то разница, то она составляет 15—20 минут.
«Мекка отстала в вопросах этики, религии, бытовой и ритуальной, нравственности»
29 мая около 3 пополудни подали автомобиль. Мы сели в него вдвоем. Все было отлично. За час добрались до Бахры. Воздух был весьма зноен, по пути не встретили ни одного человека. В Бахре немного постояли. Затем поездка стала заметно труднее. В воздухе было много пыли, по дороге шло множество верблюдов, движение немного затруднилось. В час вечерней молитвы мы достигли окрестностей Мекки. <…> Я остановился у выходца из Казани Абд аш-Шукура-эфенди. Оставался у него два-три дня.
Я встал рано, купил себе обувь в лавке на улице. Пошел в мечеть аль-Харам. Было девять утра, когда я начал совершать таваф. В аль-Харам я пробыл около часа. Затем приступил к са'йи. Было жарко, и я ходил медленно. Каждый круг я проходил в течение приблизительно десяти минут. Семь проходов заняли чуть более часа времени. После са'йи немного перевел дух, огляделся. Прозвучал азан. Вернулся к себе, когда настало самое пекло. Немного устал. В течение трех дней я ничего не ел, не было аппетита. Зато пил непрерывно.
Я обратился к таким государственным мужам, как Юсуф Ясин, Абдаллах ад-Дамлуджи, Хафиз Вахба, и даже к Сулейману Шафик-паше по поводу места [для проживания]. Обратился и к Тевфику Шарифу. Безрезультатно. Поэтому остался у Абд аш-Шукура в качестве гостя. Я был здоров и полон сил, но не было аппетита. И я не пил ничего, кроме напитка, напоминающего катык.
В среду начало месяца зулхиджа не подтвердилось. Пятница была принята как второй день зулхиджа. Как обычно, продолжался Большой хадж.
Меня навестил Тевфик Шариф. Пробыл два-три часа. Его верность на высоте, вера крепка, убежденность в единобожии совершенна. Благодаря своей состоятельности он обрел большие возможности. Он сообщил, что в Мекке будет создан общемусульманский университет, центр исламского развития.
Я сказал, что в этом плане Мекка во всех отношениях уже опоздала. Мекка отстала в вопросах этики, религии, бытовой и ритуальной, нравственности. Если Мекка сможет привязать к себе исламский мир, то Аравия может быть просвещена также и в плане вероубеждения.
В следующей, завершающей части, автор путевых заметок поделится своими размышлениями о создании видимости соблюдения столпов религии, а также расскажет о смертях на пути в Мекку и посещении Каабы.
Справка
Кавак — район Стамбула, прилегающий к поливу Босфор.
Полпред (полномочный представитель) — вероятно, здесь М. Бигиев имеет в виду Карима Габдрауфовича Хакимова (1892—1938), своего соплеменника, выпускника медресе «Хусаиния», первого советского дипломата в арабском мире, который наладил доверительные отношения между СССР и Саудовской Аравией. Благодаря ему было налажено морское сообщение между Одессой и Джиддой, а также чартерные пароходные рейсы для паломников из СССР.
Абдаллах ад-Дамлуджи — выходец из Ирака. С 1915 г. исполнял обязанности медицинского советника и врача при Ибн Сауде. Затем отвечал за прием иностранных гостей при дворе в Эр-Рияде. После захвата Ибн Саудом Хиджаза был назначен личным представителем короля в Джидде. Затем — заместителем министра иностранных дел и оставался на этом посту почти до 1930 г.
Сулейман Шафик-паша — в 1912 г. исполнял обязанности губернатора Басры. От лица османских властей, которые стремились обрести в лице Ибн Сауда союзника, проводил с ним переговоры.
Тевфик Шариф — Делегат Мекканского конгресса 1926 г. от вилаята Асир, также исполнял обязанности секретаря конгресса.