Лекция: «Неевклидова поэзия, или В чем похожи поэзия и математика»

Лобачевскому попало так же, как и Пушкину

Поэзия и неевклидова геометрия. Вид искусства и раздел математики. По мнению лектора, между этими вершинами человеческой мысли много общего. Суть обеих — гармония. Их сближает красота решения научной и художественной задач.

«Неевклидова геометрия, рожденная в самое неподходящее время и непринятая современниками, для меня символ самой поэзии, которая тоже появляется не вовремя и некстати», — отметила Лилия Газизова.

Поэзия — это та же неевклидова геометрия, считает автор лекции. Великие поэты, нарушая каноны, которые всем казались незыблемыми, создают свои собственные. Для поэтов-бунтарей поэзия предшественников сродни части космического корабля, которая выводит их на необходимую орбиту, а сама сгорает в атмосфере. Они творят в пространстве будущего, но вынуждены обитать среди тех, с кем пьют чай или соседствуют на страницах одного и того же литературного журнала.

Лилия Газизова напомнила слушателям о встрече Александра Пушкина и Николая Лобачевского, которая состоялась в Казани в 1833 году. В это время поэт собирал материалы по истории Пугачевского бунта. О самой встрече практически ничего не известно, как неизвестно и то, о чем говорили великие русские деятели.

Но отголоском этой беседы можно считать известное высказывание Пушкина: «Вдохновение нужно в геометрии не меньше, чем в поэзии». Интересно, что через год после встречи Пушкина с Лобачевским в журнале Фаддея Булгарина «Сын отечества» появилась статья, полная оскорбительных нападок на воображаемую геометрию: «Есть люди, которые, прочитав книгу, говорят: она слишком проста, слишком обыкновенна, в ней не о чем и подумать. Таким любителям думанья советую прочесть геометрию господина Лобачевского. Вот уж подлинно есть, о чем подумать. Многие из первоклассных наших математиков читали ее, думали и ничего не поняли… Чего не может представить воображение, особливо живое и вместе уродливое».

Подобным нападкам в это же время подверглось и творчество Пушкина. Например, статьи Булгарина о «Евгении Онегине» вошли в историю русской литературы главным образом своим эстетическим приговором: множество поэтов пишут правильные с точки зрения стихосложения стихи, не привносящие при этом ничего нового. Но, как отметил Юрий Лотман, «хорошо писать стихи — писать одновременно и правильно, и неправильно». Потому много ли среди них тех, кто переворачивает наше представление о себе? От Платона до Канта среди философов и математиков существовало мнение о том, что постулат или аксиома, положенные в основу науки, должны обладать признаком очевидности. Но в поэзии все как раз неочевидно. «Молодой Тургенев — человек с тонко развитым поэтическим чувством — восхищался Бенедиктовым (забытый ныне поэт XIX века, пользовавшийся огромной популярностью при жизни), Чернышевский считал Фета — одного из любимейших поэтов Толстого — образцом бессмыслицы, полагая, что по степени абсурдности с ним можно сопоставить только геометрию Лобачевского».

Поэты как ученые-исследователи

Стремление к гармонии часто подвигает поэтов к решению вопросов в своих стихах. Римлянин Лукреций Кар, живший незадолго до нашей эры, в своей поэме «О природе вещей» излагает учение Эпикура, развивая теорию атомов и строение мира. В знаменитой «Божественной комедии» Данте соединил поэзию с космологической системой, метафизикой Аристотеля. Для решения научных вопросов избрана форма художественного произведения, использованы средства искусства.

Можно сказать, что большой поэт часто является в то же время и ученым-исследователем, полагает Лилия Газизова.

И я выхожу из пространства
В запущенный сад величин,
И мнимое рву постоянство
И самосознанье причин.

И твой, бесконечность, учебник
Читаю один, без людей, —
Безлиственный, дикий лечебник,
Задачник огромных корней.

Можете ли вы сказать, кто это? Конечно, Мандельштам. Постоянно думая о предмете своего изучения, ученый в самый неожиданный для себя момент способен сделать открытие. В качестве примера поэтесса привела миф об упавшем на Ньютона яблоке, который вдохновил ученого на закон о Всемирном тяготении. Что касается поэтов, то им также являются во сне строки, которые они потом зачастую забывают. «Но самые предприимчивые из них ложатся спать, складывая бумагу и ручку прямо у изголовья», — рассказала Газизова.

Немецкого математика-универсала Давида Гильберта, одного из столпов мировой математической науки XX века спросили об одном из его бывших учеников. «А? Такой-то? — воскликнул Гильберт. — Он стал поэтом. Для математики у него было слишком мало воображения». Значит, вдохновение и воображение как особое состояние полета и озарения дают способность мыслить нестандартно, развивая самые сумасшедшие идеи, свойственные математикам и поэтам.

«Великие открытия делают бесстрашные ученые, так же, как великая поэзия создается бесстрашными поэтами», — подчеркнула лектор. Для того чтобы создать новаторскую поэзию или сделать научное открытие, опровергающее все предыдущие постулаты, нужно быть по-настоящему смелым человеком, который не боится показаться смешным и нелепым. Бесстрашным будет Велимир Хлебников, автор строк «Я Разин со знаменем Лобачевского».

Задолго до того, как поколебать устои классической поэзии он, будучи студентом физико-математического факультета Казанского императорского университета, принял участие в студенческой демонстрации против произвола властей. И был арестован. В ответ на уговоры отца, просившего его не участвовать в демонстрации и вернуться домой, Хлебников ответил: «Надо же кому-то и отвечать».

Не признанный при жизни гений

Далее Лилия Газизова озвучила пять основных аксиом, которые опубликовал Евклид в своей геометрической теории и ставшие фундаментом классической геометрии. В частности:

1. от всякой точки до всякой точки можно провести прямую;
2. ограниченную прямую можно непрерывно продолжить по прямой;
3. из всякого центра всяким радиусом может быть описан круг;
4. все прямые углы равны между собой;
5. если прямая, пересекающая две прямые образует внутренние односторонние углы меньше двух прямых, то продолженные неограниченно, эти прямые встретятся с той стороны, где углы меньше двух прямых.

Последний постулат оставался недоказуемым целых два тысячелетия. Именно это и послужило базой для создания неевклидовой геометрии Николая Лобачевского. «Раз аксиома недоказуема, значит возможна принципиально иная геометрия, отличная от Евклидовой», — рассуждал русский математик. К открытию пространственной геометрии близко подошли немец Карл Гаусс и венгр Янош Бойяи. Гаусс не решился опубликовать свои работы, понимая, что будет осмеян. А Бойяи, не сумев принять открытую им теорию, потерял рассудок.

Николай Лобачевский так и умер непризнанным. Для признания его теории потребовалось почти 50 лет. Он ушел из жизни не просто непризнанным, он даже не понял, что эта теория перевернет в науке. Повезло в этом смысле Альберту Эйнштейну, потому что научная мысль и даже обыватели к тому времени были готовы воспринять теорию относительности. Эта теория сложна, но даже обыватели говорили совершенно верно о том, что все относительно. Эйнштейн в своей теории относительности использовал геометрию Лобачевского.

В память о трудах бывшего ректора Казанского императорского университета сегодня в стенах КФУ проводится поэтический фестиваль имени Лобачевского. Мероприятие проходит в начале декабря, в дни, когда отмечают день рождения русского математика, и собирает поэтов не только со всей России, но и из-за рубежа. Фестиваль продолжает традицию времен Лобачевского — сбора общества любителей отечественной словесности. На заседаниях которого читали свои стихи не только поэты-филологи, но и математики. Известно, что Лобачевский писал стихи. А его любимый преподаватель Николай Ибрагимов, который читал курсы словесности и геометрии, был признан автором популярной песни «Во поле березонька стояла».

Лилия Газизова ввела в литературный обиход такое понятие, как неевклидова поэзия. В рамках фестиваля проводится вечер неевклидовой поэзии, то есть той поэзии, которая не характерна для данного поэта.