«В деревне Чебаксе до революции работали 400 кузнецов»

Как молодому человеку пришло в голову стать кузнецом — это совсем не типичная история для современного человека. Она началась, по воспоминаниям Рената, 12 лет назад, когда он был вчерашним школьником. У парня 18—19 лет, жившего в Казахстане, было много увлечений, в семье все занимались каким-то ремеслом: отец столярничал, а дед и прадед были кузнецами. Ренат нашел подходящую кузницу и начал учиться ковке, услышал звук металла, почувствовал запах угля и в этот момент избрал ковку делом жизни. Так увлекло, что мыслей о том, чтобы получать другую профессию в вузе или идти «наемником» куда-то в офис, даже и не было. «Я считаю, что учителя должны быть не в школе и университете, а в жизни. Я не мучился вопросами выбора: мое это или не мое», — говорит Нурутдинов.

Зарабатывать ковкой сразу не получилось, нужно было много учиться, первое время работал бесплатно. Первыми учителями были художники — супружеская пара из Санкт-Петербурга, которые закрепились в Казахстане и открыли там свою кузню. Далее география «школы» была широкая: Санкт-Петербург, Москва, снова Казахстан (Алма-Ата, Астана), Киргизия. И только пройдя эту школу, Ренат приехал в Казань, откуда родом его дедушки и бабушки.

Ни много ни мало: своя школа и ученики!

Уже в Казани кузнец собрал команду единомышленников, сейчас в его кузне пять мастеров, один из которых брат Рената.

«Я почувствовал, что в Казани пригожусь больше», — говорит Ренат. Он хочет ни много ни мало восстановить старую школу ковки и вовлечь в дело молодое поколение. Последнее получается. У молодого мастера уже есть свои ученики, которые выбирают ковку не как хобби, а как профессию.

С восстановлением старой школы сложнее. Технология ковки сейчас отличается от того, как ковали встарь. Пришли технологии и облегчили труд. Но секреты того, как раньше ковали, не сохранились.

— Раньше в Татарстане славилась чебаксинская ковка, целая школа, не меньше питерской. Она поставляла изделия по всей Казанской губернии, в Уфу. В деревне Чебаксе до революции работали 400 кузнецов. Но 1917 год выкосил мастеров, и секреты не сохранились, — рассказывает Ренат.

Кузнец ищет тех, кто может обучить его, появляются новые приемы, новые инструменты.

— Я не нашел мастеров, которые делают скульптуру, пришлось самому, по сути, изобретать. С кем не сталкивался, все говорили: у тебя вряд ли получится, технология, которая есть, устарела. 2 года я практиковался, в итоге создал целую технологию.

На статуи стоимостью миллион спрос есть

Придумывать новое нужно и для того, чтобы держать марку, выдерживать конкуренцию, которая в кузнечном деле хоть и небольшая, но есть. Профессия редкая. В Казани, по прикидке Рената, около 300 кузнецов, но мастерами он сам считает человек 5—6.

Свое дело Ренат Нурутдинов называет «художественный металл», потому как заказывают у него больше не утилитарные вещи, а художественные элементы, статуи. «Практичные» заказы тоже бывают, например, в цехе стоит кованое ограждение для лестницы трехэтажного частного дома. Стоимость такого — 600 тысяч рублей. И все же самые любимые и самые маржинальные заказы для мастерской Рената — скульптуры и статуи: от маленькой розочки до гигантского дракона. Прибыль от одного заказа может составлять и 80%. Когда задумывался, что именно ковать, от оружия сразу отказался, говорит, по натуре пацифист: «Раз в год и палка стреляет, а нож и подавно будет крови просить». Так что от заказов на оружие отказывается, хотя желающие есть.

Покупатели в основном частники, по словам кузнеца, это очень обеспеченные и часто высокопоставленные люди. Для них выкованные по индивидуальному эскизу изделия — это эксклюзив, который больше нигде не найти. Недостатка в таких заказах мастер, по его признанию, не испытывает: люди готовы платить деньги за эксклюзивные изделия, хотя их стоимость может достигать сотен тысяч и миллионов рублей. Например, орел с размахом крыльев в пять метров и весом порядка 130 кг стоил заказчику 900 тысяч рублей. Изготовление такого орла было очень трудоемким. По сути, в мастерской собрали чучело животного из металла, по одному собрали каждое из 3600 перьев, мастера вырезали, отбивали, приклепывали. Этого орла в мастерской делали 2 месяца.

— Когда делаешь такие скульптуры, ты прямо живешь этим существом. Я изучал анатомию, вплоть до хрящиков, изучал жизнь животного фактически как биолог: от повадок до их брачных игр. Если не изучишь, ничего не получится — будет просто кусок железа. А если разобрался и продумал все до мелочей, изделие восхищает людей, — рассказывает Нурутдинов.

Сейчас в мастерской стоит статуя женщины для конкурса «Женщина года. Топ-50», для того чтобы ее анатомия была идеальной, мастер взял в пример свою жену. Статуя будет выполнена в современной технике плетения, которая распространена в Штатах.

Кованые статуи, выполненные в мастерской Нурутдинова, стоят в отеле «Лучано» (в номерах и на ресепшене). У этого заказчика, по признанию кузнеца, современное видение, с ним интересно работать.

— Если раньше богатые люди были образованными, с детства учились, сейчас это может быть не так. Часто кидаются как сороки на золото. Поэтому сработаться с заказчиком, который хочет создавать что-то новое и современное, большая удача. Получить возможность исполнить свой замысел, это очень приятно, здесь ты вкладываешь свою душу.

Сделаю для города. Дешевле

Государственные заказы есть, но их мало. Но ставку на них Ренат делает: это в первую очередь желание не заработать деньги, а утолить амбиции, оставить след в истории, ведь то, что он делает для частников, остается в частных же коллекциях, невидимым для общества.

— Когда я стал заниматься кузнечным делом, я понял: должна быть отдача, хоть через 20, хоть через 30 лет. Если в городе будет какой-то проект, мне будет очень приятно, что это я его реализовал. Это же история, память времен. Есть те, кто просто читает историю, а есть те, кто создает ее. Я из второй категории. Как Данила-мастер говорил: для кого все это, если не видно?

Одним из городских проектов была восстановленная ковка для дома по Волкова, 42 в рамках фестиваля «Том Сойер Фест». Козырек для дома, который пережил пять поколений, мастерская Stuchalli реставрировала бесплатно.

— Мне нравится участвовать в истории, да, мы потратились, у нас ушло время, но если я не буду участвовать в истории, кто-то другой не будет — истории не останется.

Нурутдинов считает, что город могли бы украсить его изделия, мечтает поставить в Казани памятник матери и скульптуру молодоженов. Для последней уже есть идея. Ренат говорит, что ее можно реализовать силой меценатов.

Такой опыт уже есть. Так, один из крупнейших проектов, реализованных мастерской, — фигуры из сказок Тукая для деревни Кырлай. Они были выполнены по заказу главы «Таттелекома», мецената проекта. Они стоили от 500 тысяч до миллиона каждая. Вся работа заняла 5 месяцев. Ренат этим проектом гордится более всего, долго к нему готовился, ночами перечитывал сказки Тукая, нафантазировал, каким должен быть Шурале, чтобы впечатлять не только детей, но и взрослых.

По словам Рената Нурутдинова, те объекты малой архитектуры, арт-объекты, которые уже есть в городе, обходятся городу дороже, чем мог бы сделать он. Но для того, чтобы попасть в фокус внимания людей, принимающих решение в городской и республиканской власти, нужно этим специально заниматься и продвигать себя, «бегать по кабинетам». Никакого специального продвижения и рекламы у Stuchalli до сих пор не было — заказчики находили мастера сами. Первый же заказ, который кузнец исполнял, правда, в составе коллектива кузни в Караганде, был сделан мэром этого города. Среди заказов были и подарки для Нурсултана Назарбаева. Всех заказчиков в портфолио указывать нельзя по их требованию, зато к моменту, когда кузнец приехал в Казань, на него уже работало «сарафанное радио». Молва дошла как до высокопоставленных татарстанцев, так и до простых людей.

— Буквально вчера обратились люди, которые хотят в своей деревне установить памятник двум лошадям, которые лет 60 назад брали все призы на скачках. Это такая деревенская легенда.

Ренат Нурутдинов считает, что отношение к кузнецу как к особому человеку сохранилось и сейчас, а профессия восстанавливается в престижном статусе.

— До сих пор приходят люди за подковой или за водой, в которой остужался металл, — для обряда или для лечения. Раньше богатую содержанием окислов железа воду давали больным. Она считалась «живой» водой. Кузнеца просили обвенчать молодых, если священника в деревне не было. Я, надеюсь, доживу до того момента, когда профессия станет роскошной вновь, такой, как и должна быть, — мечтает мастер.

Мастерской суждено остаться малым бизнесом. Зато с признанием

Ренат затрудняется сказать, как много денег было вложено в мастерскую. Примерно затраты сопоставимы с ценой хорошей квартиры, прикидывает он. Ежемесячный оборот мастерской сейчас превышает миллион в месяц. В ней работают пять кузнецов, в зависимости от загрузки, по словам Рената, получают от 30 до 250 тысяч в месяц, бывает по-разному. Сделать из такой мастерской большой бизнес не получится, уверен кузнец. В разное время в кузне работало до 12 мастеров, но тогда сложно контролировать качество, приходится все время тратить на администрирование. А так Ренат не хочет. Как бы не разросся бизнес, он не планирует выпускать из рук инструмент, поэтому хоть и мечтает о том, чтобы оборот рос, считает, что это возможно сделать за счет увеличения среднего чека.

Сейчас помещение находится в аренде, оно представляет собой абсолютно брутальное зрелище и особенно нравится заказчицам, смеется Ренат — тут нет ни намека на гламур, пахнет железом и потом. Но в будущем кузнец мечтает построить новый цех, разместить его за городом на природе и построить, помимо современного производства, деревянную избу, где будет реконструирована кузня по образцу той, в которой работал, например, его прадед. Поэтому прибыль, которую получает производство, направляет снова в оборот, чтобы приблизить мечту.

— Это трудная работа, ты куешь при температуре 40—45 градусов, иногда без сна, иногда сутками. А бывает, что такая творческая задача интересная, что тебе может прийти озарение в 4 утра и несешься в мастерскую. Однажды я за 70 км ехал, чтобы не упустить идею, — говорит Ренат Нурутдинов. — Может, и правду говорят, что кузнецы не от мира сего… В старости их боялись и считали, что они с чертями водятся. Но люди всегда к кузнецам по-особенному относились. Уже в Библии в 4-й или 5-й главе про сотворение мира упоминался кузнец, только он там ковалем назывался.

Сам он сейчас и идейный вдохновитель, и администратор, ведет переговоры с заказчиками. Но говорит, что не может не заниматься ковкой, потому что тогда все идет наперекосяк.

— Это больше призвание, чем бизнес, когда пришли другие времена, зеленый доллар, он перебил все интересы. Нельзя работать и не любить кузнечное дело, не выдержишь, это тяжелая работа.